Владимир Кузнецов - Алхимик
Мальчишка улыбается. Переднего зуба у него не хватает. Хочется верить, что выпал молочный.
— А ты соображаешь. Пойдем, — улыбка исчезает с лица. — Он ждать не любит.
Эд понимает, кого имеет в виду Спичка. И от этого понимания ему становится немного не по себе.
— Лучше бы ты сразу мне сказал, — говорит он веско. Спичка пожимает плечами:
— Ты бы не пошёл.
— Я и сейчас ещё могу уйти, — Эд в этот момент действительно размышляет о том, не лучше ли вернуться в «Королевского Орла».
— Не. Уже не можешь, — вдруг заявляет мальчишка. Вид у него слегка виноватый. Эд оглядывается. Улица кажется пустой, но темнота и туман надёжно укрывают её закоулки и повороты. Они со Спичкой доходят до небольшого паба, уже закрывшегося, за которым сворачивают в узкий переулок.
— Крысиный тупик, — шепчет Сол. Увидеть живьём этом место, так подробно описанное Алиной для него что-то вроде откровения. До того он лишь косвенно осознавал связь места, в котором оказался со снами своей жены. Теперь это была уже не связь — это были ворота, широко распахнутые и неумолимо затягивающие. Покрытые плесенью стены, кислый запах помоев, грязь под ногами, едки, обжигающий ноздри туман — зарисовка из чужого дневника становилось объёмной, реалистичной. Настолько реалистичной, что сердце в груди словно сжалось, замерло.
Впереди, хищным мертвецом нависает Старая Пивоварня: выбитые окна, обвалившаяся штукатурка, щербатая кладка. Тяжелые деревянные ворота висят на позеленевших бронзовых петлях. Строки, написанные рукой Алины, против воли встают перед глазами.
Только в самых жутких кошмарах я посещаю это место. Ужас и отвращение, которое внушает Старая пивоварня, уступают только Заколоченным кварталам, где Красная Смерть властвует безраздельно.
В этом месте не любят света — темнота властвует здесь почти безраздельно. Редие свечи и лампы выхватывают из неё картины ужасные и отвратительные. Переполненные людьми комнаты, где не разобрать даже, кто жив, а кто мёртв. Заколоченные двери, из-за которых слышатся стоны умирающих от заразы. Могилы, выкопанные прямо в полу или трупы, ожидающие погребения так долго, что разложение сделало их неузнаваемыми. Мерзкие колдуны, проливающие кровь мелких зверей и птиц на рисованные мелом символы Арканы. Головорезы Гвардии Филинов, от зверств и жестокости утратившие людской облик… И самый ужасный из всех — тот, кто обитает на самом дне этой преисподней. Рипперджек.
Спичка двумя руками тянет тяжелую бронзовую ручку. Створка ворот с жутким скрипом поддаётся. Из открывшейся щели дохнуло парким, тяжёлым духом. Сера, аммиак, мускус — словно там, в темноте, не жильё, а свалка. Спичка ныряет в проём, Сол же замирает на пороге, не решаясь сделать шаг. Дело не в страхе. До того всё происходящее казалось ему не более чем галлюцинацией, пусть и затянувшейся. А теперь… Казалось, за этим прогом лежит иная реальность, рождённая уже не его, а чужим разумом. Разумом, чьи сны рождают чудовищ.
— Эдди, ты идёшь? — раздаётся из вязкого сумрака голос мальчишки. Сол кивает, делая решительный шаг.
— В любой ситуация есть своя логика, — говорит он Спичке. — Скрытый смысл.
— Не понимаю, — искренне признаётся ребёнок.
— Не обращай внимания, — отвечает ему Эд. — Это я так.
Они проходят по огромному холлу, закутанному в глубокий мрак. Границ его не видно, но слышно, как кто-то шевелится — десятки живых существ, поглощенных своими, странными делами. Над головой мелькают слабые огоньки лучин и сальных свечей, словно те, кто несёт их, передвигаются на бесшумных, как у сов, крыльях. Скорее всего, холл идёт через все этажи, до самой крыши, а свет горит на террасах и лестницах, ведущих на отдельные ярусы этого странного дома.
Как Сол и ожидает, Спичка ведёт его вниз, в катакомбы. Здесь ещё меньше света и почти нет воздуха — жуткая взвесь, которая висит здесь, оседает на гортани шершавой плёнкой, вызывая приступы кашля. В руках мальчишки неизвестно откуда появляется небольшой фонарь, дающий слабый, рассеянный свет шага на три не больше.
Эд заворожен картинами, которые свет открывает ему. Так, наверное, чувствует себя подводник, впервые опустившийся на глубину «вечной темноты» — настолько чужими кажутся эти краткие образы. Бледные, сутулые фигуры, жуткие лохмотья вместо одежды, выпученные, мутные, как у рыб, глаза. Обитатели подземелья избегают освещенного круга, но в то же время провожают идущих долгими, пристальными взглядами. Взглядами отнюдь не дружелюбными.
— Не бойся, — шепчет Спичка. — Подземные нас не тронут. Джек не позволит.
— Скорее, страх перед ним. Сам он вряд ли успеет прийти к нам на помощь.
Спичка бросает на Сола удивлённый взгляд.
— Джек и страх — одно и то же, — говорит он так, будто повторяет что-то самоочевидное.
Они опускаются всё ниже. За очередным поворотом вдруг оказывается освещённая комнатка. Под небольшой масляной лампой прямо на земле сидят двое жилистых, лохматых мужчин. На них грязная и заношенная одежда, а грубая кожа покрыта множеством шрамов. У одного на месте глаза — зияющая рана, похоже, не заживающая уже не первый месяц. Нижняя челюсть второго раздроблена до полной бесформенности — срасталась она явно как попало, и теперь бедолага едва ли может внятно говорить.
— Я этого… ахлимика привёл, — говорит им Спичка, потушив фонарь и повесив его на крюк, вбитый в стену.
— Пусть заходит, — скрипит одноглазый. — Ты здесь жди.
Мальчишка кивает и тут же усаживается на пол, прислонившись спиной к стене. Эд бросает на него вопросительный взгляд. Спичка кивком указывает ему на низкую, широкую дверь дальней стене отнорка. Эд кивает в ответ, идёт к дверям. С его ростом придётся сильно наклониться, чтобы попасть внутрь.
— Эй, дылда! — окликает его одноглазый. Эд оборачивается. — Помолись своему богу. В эти двери зашло гораздо больше народу, чем вышло.
— Знаю, — Сол разворачивается и тянет за ручку. Дверь поддаётся неожиданно легко. Внутри — кромешная темнота, свет снаружи будто встречает невидимую преграду, не в силах пройти сквозь дверной проём. Ноздрей касается острый запах, вроде того, какой стоит в бродячих зверинцах у клеток хищников. Эдвард входит внутрь, закрывает за собой дверь. Теперь тьма вокруг абсолютна — отчего словно оживает, начинает шевелиться, дышать.
— Ты пахнешь далёкими местами, — голос Рипперджека мощный и рокочущий, но вместе с тем вкрадчивый, словно мурлыканье гигантской кошки. — Гораздо более далёкими, чем даже те, откуда пришёл я.
Эд молчит, пытаясь угадать, где его собеседник. Голос Рипперджека заполняет собой всё пространство вокруг, звучит отовсюду — и ниоткуда, точно рождается в голове Сола.
— Ты мастеришь мины для чичестеров, алхимик.
— Знаю, — кивает Сол. Алина рассказывала, что ни разу не видела Джека, только слышала рассказы о нём. Рассказы жуткие и неизменно связанные со смертью. Его жертв находили в домах и на улицах, расчленённых, словно на бойне. Сколько их было — точно не могла сказать даже Стража.
— Ты сильно разозлил Уиншипа.
Лица касается чьё-то горячее дыхание. Эд понимает, что Джек стоит прямо перед ним, протяни руку — и коснёшься его.
— Он найдёт тебя и убьёт. Медный Коготь не сможет тебя защитить.
— Почему? — Сол стоит не шевелясь.
— Потому что Медный Коготь — всего лишь человек. В отличие от Мясника Уиншипа.
— И в отличие от тебя, так? — страх медленно отступает. С первых фраз ясно, что великий и ужасный Рипперджек заинтересован в скромной персоне Эдварда Сола. Заинтересован настолько, что собирается вести своего рода торги. А когда ведешь торги с кем-то более сильным, важно не сдаться сразу, не позволить взять себя даром. Главное — не перегнуть палку. В этой ситуации, такая ошибка может стоить жизни.
— Да. И я намерен воспользоваться тобой, пока ты всё ещё жив, — голос Джека становится громче, сжимая голову Эда стальными тисками. — С этого дня будешь делать бомбы для моей Гвардии. Или станешь кормом Подземных.
— Кормом не хочу, — шутка выходит натянутой, но Эд всё же чувствует некоторое облегчение. — А как быть с Уиншипом?
— Как быть? — взрыкивает Джек. — Рано или поздно кто-то из вас убьёт другого. Уиншип не забывает своих врагов.
— Что я получу, если буду работать на тебя? — спрашивает Эд, заранее предвидя ответ. Ожидания целиком оправдываются.
— Я тебя не убью.
— Значит, убьёт Уиншип.
— Или ты убьёшь его. Если будешь готов. Может быть, ты даже убьёшь меня. Но не сейчас. Сейчас — ты не воин, а еда.
— Я не воин, — Эд делает глубокий вдох. — Я алхимик.
Джек молчит. Сол больше не чувствует его дыхания — монстр отступил вглубь комнаты. Эд вздрагивает — в голове, словно вспышка, рождается озарение.
