Аластер Рейнольдс - Дом Солнц
«Лентяй» сбавил скорость до двадцати процентов световой, до десяти, до пяти… С тех пор как пошел на сближение, я сам посылал опознавательный сигнал Горечавки, чтобы предупредить о своем появлении, но ответа не получал. Вот уже шесть тысяч лет мой корабль принимал сигнал с одними и теми же характеристиками.
На скорости в один процент световой «Лентяй» прошел сквозь оболочку самого большого шара. Я проник под внешний слой и стал ждать какой-нибудь реакции, но ее не последовало ни от модели, ни от планеты, ни от источника сигнала. К тому времени я уже определил, что источник этот находится на поверхности или в пределах атмосферы. На планете присутствовали вода и растительность, а в атмосфере — кислород. «Лентяй» уже заверил, правда с определенными оговорками, что я смог бы там жить.
Я пересек куб, тетраэдр и оказался внутри додекаэдра. Там и проходила орбита планеты, балки она прорезала, как проволока дерево. Звезда системы была на шесть световых минут дальше — уместилась между двумя наименьшими многогранниками и окружающими их шарами. Точно фонарь за прутьями кружащейся клетки, она отбрасывала на Вселенную целый театр теней.
Я сосредоточил внимание на планете, понизив скорость до тысячи километров в секунду. Континенты и океаны я видел и из межзвездного пространства, но сейчас рассмотрел рельеф поверхности. Планета двигалась по орбите — один оборот за двадцать четыре часа, словно ее контролировали люди. «Лентяй» корректировал карты и изучал данные, выискивая признаки технологической активности.
Тут я и обнаружил обломок «Серебряных крыльев зари». Корабль парил чуть выше уровня, на котором трение атмосферы низвергло бы его на планету.
Когда обломок был опознан, у меня чуть сердце не остановилось. Я видел, как этот величественный корабль отмахивался от домогательства местных цивилизаций, не удосуживаясь заметить их оружие. Я едва не отстал, когда «Крылья» нырнули в звездамбу, не тревожась об опасности заданного курса. Я наблюдал, как корабль Портулак снижается к океанам тысячи планет, как возносится над ними. Я настолько отождествлял его с любимой, что содрогался от его нынешнего состояния.
Похоже, прилет на эту планету стал последним действием «Серебряных крыльев». Судя по масштабу повреждений, теперь они вряд ли могли развить скорость и в малую долю световой. От корабля оторвало километровые куски, в том числе и зону двигателя. Одно приподнятое, изогнутое лебединое крыло смялось, а другое просто-напросто отсутствовало. Из тускло-серебристого корпус превратился в черный, за исключением участков, где проступили скрытые прежде детали. Как ни принюхивался «Лентяй», энергии в мертвом двадцатипятикилометровом обломке не почувствовал. Я понимал, что могу послать туда зонды, только вряд ли они обнаружат признаки жизни. Интуиция подсказывала: убаюканной стазисом Портулак в чреве обломка нет. Чтобы не осталось сомнений, следовало организовать поиски, но сумею ли я дождаться результата?
А если снова окликнуть?
«Геспер! Геспер или Портулак! Это Лихнис!»
Никто не ответил, хотя звал я целых десять часов.
После этого я сосредоточился на поверхности планеты и на источнике сигнала Горечавки. Вообще-то, я и не забывал про него, просто «Лентяй» уже осмотрел центр вещания и признаков организованной деятельности не нашел. Что-то генерировало этот сигнал, но мне оставалось предполагать, что в последний момент «Крылья» сбросили маяк, объявив безымянную планету территорией Горечавок.
Тем не менее я счел нужным проверить.
Я спустил «Лентяя» в атмосферу и оказался в пригодном для дыхания воздухе впервые с тех пор, как покинул Невму. Мой корабль прошил клубящиеся тропические облака и полетел над густыми джунглями, которые тянулись на тысячи километров, от одного горизонта до другого. Откуда взялась эта одинокая планетка? Она — единственное напоминание о системе, которая стала сырьем для невесомых Платоновых тел? Или родилась у другой звезды, в противоположном конце этой пустой галактики? Кто выпестовал ее до такого биологического плодородия? Когда оно наступило, миллионы или миллиарды лет назад?
Местонахождение сигнала Горечавки удалось определить с точностью до нескольких километров. Сузить зону поиска «Лентяй» не мог. «Неужели источник сигнала столь велик?» — подумал я. На поверхности таких больших устройств не просматривалось. Я снизил скорость до километра в секунду и внимательно изучил местность, надеясь увидеть нечто, незаметное из космоса. Джунгли расступились, сменившись ровными плато, разделенными глубокими ущельями. Они возвышались над густыми лесами, но на каменистых склонах растительности не было. На одних плато образовались собственные микроэкосистемы — дождевая вода из прудов стекала тонкими искрящимися струйками, другие казались сухими и безжизненными. Судя по данным «Лентяя», сигнал Горечавки поступал с голого плато.
В ста метрах от поверхности я перевел корабль в режим зависания. Сесть он не мог — был слишком велик и опасно выдавался бы за края. Я не надел скафандр, доверившись утверждениям «Лентяя», что быстро и окончательно местная атмосфера меня не убьет, спустил трап и сошел на поверхность планеты лишь в траурном одеянии. «Лентяй» тут же втянул трап и набрал такую высоту, что превратился в пятно размером с ладонь. В лицо мне ударил теплый, напоенный ароматами ветер. В воздухе носились пыльца и микроорганизмы, на которые тотчас отреагировали древние системы защиты. Я вытер нос рукавом, подошел к краю скалы — теперь от крошащегося выступа меня отделял один шаг — и подумал о долгом падении Минуарции. «Лентяй» отлетел достаточно далеко, чтобы не успеть оперативно отреагировать и прийти на помощь, если я потеряю равновесие. Теплый ветер поменял направление, угрожая смахнуть меня со скалы, а не оттолкнуть от края, и я отступил с трусливой поспешностью.
— Лихнис, присядем на минутку.
Голос напугал по двум причинам: во-первых, я не думал, что меня потревожат; во-вторых, не ждал, что ко мне обратятся на трансе человеческим голосом, который я не узна́ю. Ни Гесперу, ни Портулак голос не принадлежал. Я медленно обернулся — говорящий подобрался ко мне сзади. А я-то считал, что нахожусь на плато один. Хорошо еще, что не взял энергетический пистолет, не то наверняка выстрелил бы.
Ко мне шел человек — и в то же время нечеловек. Держался он спокойно и дружелюбно, даже поднял руку в знак приветствия. Он сгущался из воздуха и с каждым шагом становился все материальнее, а когда приблизился, я увидел, что состоит он из тысяч стеклянных шариков такого же размера, какими я играл в бытность Абигейл. Шарики слетались с разных сторон и складывались в мужскую фигуру. Прежде они были в воздухе и могли обнаружиться только по сигналу, который издавали. Ко мне шел агрегат устройств наподобие Фантома Воздуха.
— Кто вы? — спросил я.
— Еще раз предлагаю, давай присядем на минутку. — Стеклянный тип уселся на краю скалы, свесив ноги в пропасть. Теперь он был в нескольких метрах слева от меня и похлопал по камням, приглашая занять место рядом, — стеклянная ладонь зазвенела. — Давай-давай! — проговорил он так же спокойно и приветливо, только в чересчур человеческом, чересчур добродушном голосе таилось нечто, не позволявшее мне ослушаться. — Других-то дел у тебя нет, верно, шаттерлинг?
Стеклянный был прав. Я прилетел сюда за Портулак и за ответами. Если ее нет, придется довольствоваться одними ответами. Я осторожно сел рядом с ним и свесил ноги, отчетливо понимая, насколько шатко — во всех смыслах — мое положение.
— Позволю себе еще раз спросить: кто вы?
— Ты и сам знаешь. Ты рассчитывал найти нас в этой галактике, но не застал. Здесь один я, последний из Первых Роботов.
— Так вас называла только Портулак.
— Портулак сказала Гесперу, и тот запомнил ее слова, — уточнил стеклянный тип.
— Значит, вы разговаривали с ним?
— Не совсем. Сюда Геспер добрался в очень плохом состоянии. Переход получился тяжелым. Ты же видел корабль.
— Что с Геспером?
— Он упал на поверхность планеты. Сгруппироваться успел, но разум его к моменту моего появления почти погиб. Я забрал остатки его воспоминаний, хотя большую их часть он уничтожил. Это все, что я мог сделать для личности Геспера. — Стеклянный замолчал, словно поминая погибшего собрата. Я ждал продолжения и смотрел на расселину, отделяющую нас от отвесной стены соседнего плато. Джунгли окутал туман, приглушая шум далекого водопада. — Очень жаль, — наконец сказал стеклянный тип. — Нам с ним было бы что обсудить и что вспомнить. Мне всегда нравилась его компания.
— Вы не могли знать Геспера. Он был роботом. Ваш народ истребили за миллион лет до появления людей-машин.
— Ты ошибаешься, шаттерлинг. Хотя твоей вины тут нет — тебе известны далеко не все факты. Геспер был не только роботом, но и Абрахамом Вальмиком, человеком, рожденным на Золотом Часе. Когда появились Первые Роботы, Вальмик стал нам верным другом. Мы звали его Заступником, очень ценили и надеялись, что он поможет наладить доверительные отношения между двумя формами жизни. Увы, не получилось, только Вальмика упрекнуть не в чем — он сделал все, что мог, и мы были ему благодарны.
