Виктор Тарнавский - Время жить. Пенталогия (СИ)
Примерно на третий-четвертый день, когда стало окончательно ясно, что война с пришельцами проиграна, а старый мир безвозвратно погиб, в прошлое начали отходить и старые моральные запреты. Охранники, служащие аэропорта и летчики сначала потихоньку, а затем и с официального разрешения начальства стали забирать для своих нужд товары из навсегда опустевших магазинов. Ворро набил разнообразным барахлом два огромных чемодана, которые он с трудом отрывал от пола. Туфли у него были фирмы «Негери» за три миллиона лимий, рубашки — от «Тино» или «Арамине», темно-синий плащ в тон форменному кителю — от дома моделей «Дегучио». Неллью оказался одним из немногих, кого «пиратская лихорадка» почти не затронула. Единственное только, к чему он оказался неравнодушным, это к хорошим часам, да еще положил себе в сумку небольшой флакончик «Южной ночи» — любимых духов его покойной матери.
Проходя по галерее, соединяющей два корпуса аэропорта, Неллью всегда старался не смотреть по сторонам, но это у него, как правило, не получалось. Сквозь темно-оранжевые зеркальные стекла, дымчатые изнутри, серое небо принимало особо зловещий свинцовый оттенок, а столбы дыма над горящим уже десятые сутки Тарануэсом окрашивались мертвенной желтизной, словно сернистые испарения из кратера вулкана. Широкая площадь перед аэропортом превратилась в беспокойный табор. Тысячи людей роились там в страшной тесноте среди замерших автомобилей и автобусов, костров, каких-то фантастических будок и навесов из всякой всячины. Это людское скопище словно ножом обрезалось на дальнем конце площади, где разрушенное бомбой здание гостиницы красноречиво отмечало границу безопасного пятачка.
Пройдя по галерее, Ворро и Неллью спустились на первый этаж в небольшой зал, перегороженный барьерами. По одну сторону барьера застыли редкой цепочкой вооруженные охранники из службы безопасности аэропорта, по другую — тихо волновалась толпа из полутора сотен человек.
Ни Ворро, ни Неллью не знали и не интересовались, по какому принципу люди из табора снаружи попадают внутрь кольца охраны и превращаются в пассажиров. Самолеты многочисленных рейсов на Гессенар просто под завязку забивались десятками усталых, но лихорадочно возбужденных людей с пустыми или странно беспокойными глазами. Достаточно было того, что каждый летчик имел право подсадить на свой рейс двух человек и чаще всего реализовывал его, побывав в небольшом зале на первом этаже, цинично и метко прозванном биржей.
Увидев двух летчиков, толпа за барьером еще больше заволновалась. Правда, волновалась она тихо и как-то вежливо: молчаливые охранники ревностно следили за порядком, и любой нарушитель сразу же подвергался высшей мере — изгнанию из здания аэропорта. Поэтому все происходило культурно и даже, можно сказать, интеллигентно: мужчины молча потрясали пачками банкнот или призывно позванивали драгоценностями, женщины помоложе торопливо поправляли прически, ярко подкрашивали глаза и губы на бледных, осунувшихся лицах.
Ворро обозревал всю эту суету со спокойной и даже слегка насмешливой улыбкой.
— Решился, наконец? — шепнул он Неллью. — Давай скорее, я уже выбрал. Видишь того старика с плакатом?
Неллью кивнул. Представительный седовласый старик в грязном и помятом пиджаке стоял несколько в отдалении от толпы, молча держа над головой большой лист бумаги с лаконичной надписью: «Десять унций золота за двоих».
— Это так романтично, — пояснил Ворро. — Все уже давным-давно меряют золото граммами, а этот старый чудак… Такой себе аристократ из галантных двадцатых… Решено. Пять унций, сто пятьдесят пять граммов с человека — это не бог весть сколько, но он меня растрогал. Беру. А ты давай, не тяни. Сам говоришь, нас уже ждут.
Неллью еще раз обвел взглядом ряд безумных лиц. Симпатии не чувствовалось ни к кому. Внезапно в дальнем углу он увидел единственного человека, не принимавшего участия в торговле. Наверно, молодая, но страшно худая и изможденная женщина безучастно сидела прямо на полу, прислонившись к стене, и баюкала на коленях закутанного в тряпки ребенка лет пяти.
— Пропустите, пожалуйста, вон ту женщину с ребенком, — попросил Неллью старшего охранника. — Пусть ее разбудят.
— И еще старика с плакатом о десяти унциях и того, кто с ним, — ворчливо добавил Ворро. — Что у тебя за вкус, Кисо? Она же худая и страшная, как смертный грех! И охота тебе заниматься этой перепихаловкой в туалете?!
— Да пошел ты! — вспылил Неллью — Не равняй всех по себе!
Ворро довольно ухмыльнулся, словно услышав комплимент. Он равнодушно смотрел, как охранники раздвигают барьеры, пропуская нервно кусающую губы женщину с ребенком, светловолосой девочкой с неправдоподобно огромными глазами на тоненьком личике, и седого старика со спутницей — пожилой леди в какой-то невообразимой рваной кацавейке и соломенной шляпке с обломанными полями, но, тем не менее, элегантной словно королева на дипломатическом приеме.
— Вам помочь? — обратился Неллью к женщине. — Вы можете идти?
Женщина затравленно оглянулась. Девочка жалась к ней, испуганно глядя на Неллью.
— Вы, наверное, ошиблись, — голос ее звучал еле слышно. — У меня нет денег. Я отдала все, что у меня было, только чтобы оказаться в тепле и под крышей… Или вы хотите…
— Нет, нет! — попробовал успокоить ее Неллью. — Не бойтесь. Я ничего не потребую от вас. Ничего, честное слово! Ну… настроение у меня сегодня такое, вот! Вы… можете идти?
— Да, — прошептала женщина. — Вы… вы — очень хороший человек…
— Да полно вам, — неуверенно улыбнулся Неллью. — Это я сегодня такой, ну… настроение. Пойдемте же…
Ворро тем временем разбирался со своими протеже.
— Держите, — седой старик осторожно вынул из-под одежды небольшой сверток. — Здесь ровно десять. Проверьте.
— Хорошо, — пробормотал Ворро, завороженно смотря на тяжелые тускло-желтые монеты — старые золотые лимии чеканки конца прошлого века. — Признаться, ни разу не приходилось держать их в руках…
— Дорогой, опять какая-то задержка? — вдруг недовольно спросила старая леди. — Ты не ошибся, когда сказал, что объявили посадку на наш рейс? Это просто ужасно, заставлять пассажиров столько ждать!
— Что вы сказали? — Ворро с интересом повернулся к леди, но та уже сменила гнев на милость.
— Вы авиаторы, молодые люди? Очень достойная, очень мужественная профессия. Мой троюродный племянник по материнской линии Невин Барриори тоже авиатор. Вы с ним не знакомы? Дорогой, напомни, когда мы с ним в последний раз встречались. Да, на свадьбе леди Далане, когда она выходила замуж за молодого Туко… Дорогой, ты можешь представить мне этих достойных молодых людей.
— С удовольствием, дорогая, — старый джентльмен отвесил церемонный поклон. — Это…
— Либсли Ворро, к вашим услугам. Или, если вам сложно произнести это иностранное имя, просто Ли. Командир летного экипажа.
— Кисо Неллью, штурман.
— Очень, очень приятно, молодые люди. Я — Тоди Негери, урожденная Леневан, из декуарских Леневанов! — кацавейка на груди пожилой леди вдруг зашевелилась, и оттуда высунулась собачья мордочка, украшенная розовым бантом. — А это — Коко!
— Собаку нельзя, — хмуро сообщил Неллью, глядя в сторону.
— Да что вы! — пожилая леди всерьез обиделась. — Немедленно извинитесь, молодой человек! Коко — полноправный член семьи. Она все прекрасно понимает, только не говорит… Она слишком взволнована, ей раньше не приходилось летать на самолетах. И еще ее, наверно, сильно напугали эти невоспитанные грубые люди!
Старый джентльмен тихо отвел Ворро в сторону.
— Пожалуйста, оставьте ей Коко, — попросил он. — Понимаете, наша любимая внучка погибла у нее на глазах, и с тех пор моя жена… немного не в себе. Иногда ей кажется, что собачка — это она… Будьте милосердным… Я не могу вам заплатить, у меня больше нет денег, но я готов вам дать расписку на любую сумму. Я — Аделано Негери, у вас на ногах туфли, изготовленные на моей фабрике. Мы богаты, у нас есть собственность в Валезе — недвижимость, земля, акции… Оставьте собачку…
— Хорошо, хорошо, — пробормотал Ворро. — Не надо расписки. Пусть остается. На это уже никто не будет обращать внимания. Советую только заранее подготовиться к встрече с валезской иммиграционной службой…
Пожилая леди в это время беседовала с женщиной, которую провел Неллью.
— …Вы неважно выглядите, милочка. Может быть, сейчас модно быть худенькой, но нельзя же доводить себя до такого состояния! Вы, конечно, посчитаете меня старой брюзгой и будете правы, но во времена моей молодости, чтобы считаться красивой, женщине вовсе не надо было просвечивать насквозь…
При выходе на летное поле на них наткнулась группа встревоженных охранников.
