Питер Гамильтон - Дремлющая Бездна
В голове Эдеарда всплыли смутные воспоминания: поздний ночной разговор в таверне несколько месяцев назад, не предназначенный для его ушей. И слово «знаменитый».
— Ты говоришь о Дибале?
Кансин торжествующе улыбнулась.
— Я не называла имени.
— Но… разве не его застали в постели с двумя послушницами церкви Заступницы?
— Это только часть истории. Если бы не популярность его сатирических песен, его вышвырнули бы из гильдии лет десять назад. Но. видимо, они очень зажигательны. Для младших отпрысков благородных семейств он кумир, а старшие с радостью утопили бы его в канале.
— Да, но… мать Максена?
— Да.
Кансин была счастлива увидеть недоверчивый взгляд Эдеарда. Она просто обожала показывать свое превосходство. Эдеард не придавал этому значения; таким образом она старалась утвердиться во время стажировки и окружить себя надежным барьером. Девушки редко шли в констебли — служба давалась им нелегко.
Чаэ свернул к площади, где находилось представительство гильдии химиков. Тротуар здесь был красновато–бурого цвета, а посередине тянулся ряд массивных конусов высотой до пояса. В каждом таком конусе, заполненном землей, росли высокие деревья саф–вишни, образующие над изогнутыми стенами зеленую крышу. Их розовые и голубые цветы только начали опадать, образуя под ногами тончайший ковер лепестков. Эдеард попытался присматриваться к прохожим, отыскивая признаки криминальной деятельности, как учил Чаэ. Это оказалось нелегко. В памяти Акиима отчетливые воспоминания сохранились только об одном: о девушках. Они здесь действительно были красивы. Особенно дочери благородных семейств стайками гуляющие по кварталу Силварум. Выходя на улицы города, они тщательно заботились о своем внешнем виде. Платья с глубоким декольте или юбки с изумительными разрезами среди складок и почти прозрачные кружевные ткани. Тщательно уложенные волосы, так чтобы прически казались небрежными. Умелый макияж, подчеркивающий улыбки, скулы и огромные невинные глаза. Сверкающие украшения.
Эдеард проводил взглядом группу девушек, которым не было еще и двадцати лет, но на их украшения не хватило бы и его месячного оклада. Они озорно засмеялись, заметив его взгляд, и начали поддразнивать. «Чем мы можем вам помочь, офицер?» «Смотри, Гиллиен, какая у него длинная дубинка!» «А вы обрабатываете ею плохих людей?» «Эмили у нас очень плохая, офицер, обработайте ее!» «Ханна! Она говорит непристойности, офицер Арестуйте ее», «Как вы думаете, у него есть темница, чтобы ее там держать?» Эдеард вздрогнул от удивления и лишь потом тщательно прикрылся и густо покраснел.
— Маленькие распутницы, — пробормотала Кансин.
— Э-э, конечно, — буркнул Эдеард.
Он оглянулся — просто чтобы убедиться, что они не натворят ничего дурного. Но две девушки все еще наблюдали за ним. На улице снова зазвенел смех. Эдеард вздрогнул и, приняв суровый вид, уставился прямо перед собой.
— Они тебя не соблазнили? — спросила Кансин.
— Нет, конечно.
— Эдеард, ты отличный парень, и я рада, что мы в одном отделении. Но в тебе еще так много деревенского! Это хорошо, — поспешила добавить она. — Но любая девчонка из приличной семьи съест тебя на завтрак и выплюнет косточки. Эти барышни не так уж хороши, Эдеард. Если копнуть поглубже, в них нет ничего основательного.
«Почему же они выглядят так красиво?» Он задумчиво вздохнул.
— Кроме того, они хотят заполучить в мужья старших сыновей мастеров, или членов гильдии, или, если уж совсем не повезет, офицеров милиции. Констебли им не подходят ни по статусу, ни по деньгам.
С площади они пошли дальше, к рынкам. Все три рынка располагались в паре кварталов от Главного канала, огибающего Силварум с северного края. Это были просто небольшие открытые площадки, заставленные прилавками. На первой торговали свежей рыбой и овощами. Разноцветные полотняные навесы тянулись над прилавками от края до края, создавая внутри теплую радужную полутень. Неподвижный воздух загустел от самых разнообразных запахов. Эдеард с тоской смотрел на груды фруктов и овощей и даже не пытался прислушиваться к выкрикам торговцев, обещающих отличный вкус, свежесть и низкие цены. Он уже давно соскучился по настоящей еде, которой кормили в столовой эшвилльской гильдии. На кухне участка все продукты подавали запеченными в тесте и ни одну ген–мартышку не научили делать хоть какие–нибудь салаты.
— Опять впадаешь в меланхолию. — негромко заметила Кансин.
— Прости, — откликнулся он и сделал нал собой усилие, чтобы сосредоточиться на патрулировании.
Чаэ говорил, что рынки всегда кишат ворами и карманниками. Возможно, так оно и было. Сегодня, как и всегда, продавцы тепло приветствовали констеблей, улыбались, предлагали мелкие подарки — яблоки, сливы, бутылочки домашнего вина — и обещали хорошие скидки, если те зайдут на рынок после смены. Присутствие констеблей оберегало продавцов от мелких воришек.
На некоторых улицах, куда направлял отделение Чаэ, отношение людей беспокоило Эдеарда. Их встречали мрачными взглядами и молчанием, даже не стараясь скрыть своей неприязни. Люди поворачивались к ним спиной, а на берегах каналов ощущались толчки третьих рук. Чаэ, конечно, не обращал на это внимания, но Эдеард нервничал. Он никак не мог понять, почему целые слои населения отвергают закон и порядок.
Второй рынок был отведен для торговли тканями и одеждой. Между прилавками в основном прохаживались молодые женщины; они с удовольствием рассматривали разноцветные товары и весело болтали друг с другом. Эдеард поставил легкую защиту и постарался удержаться от визуального контакта. Хотя была здесь пара девчонок, которые так и напрашивались на пристальное внимание. А вот Максен не испытывал подобных затруднений. Он весело болтал с каждой, кто смотрел в его сторону.
— Ты никогда не говорила, из каких мест сюда приехала, — произнес Эдеард.
— Не говорила, — подтвердила Кансин.
— Извини.
— И тебе надо перестать извиняться каждую минуту, — с улыбкой сказала она.
— Да. Я знаю. Дело в том, что для тебя все это привычно. — Он обвел рукой рынок. — А для меня — нет. Здесь, на рынке, больше людей, чем было жителей во всем Эшвилле.
На мгновение его охватило чувство вины. В последнее время он все реже и реже думал о доме. Некоторые лица уже потускнели в его памяти. Нет, Акиима он никогда не забудет. Но вот Гонат — волосы у него были рыжими или темно–каштановыми? Эдеард нахмурился, стараясь представить себе его облик, но ничего не получилось.
— Беллис, — сказала Кансин. — Моя семья живет в Беллисе.
— Верно, — кивнул он. Район Беллис находился на восточной окраине города, неподалеку от порта, по другую сторону Главного канала от района Сампалок. Там они еще не патрулировали. — И ты пока не возвращалась туда, чтобы повидаться с родными.
— Нет. Мать не одобряет моего желания стать констеблем.
— Ох. Из… Очень жаль.
— Я думаю, она бы предпочла, чтобы я приняла обет послушания Заступнице.
— В этом нет ничего плохого.
— А ты действительно приехал из деревни, да?
— Это плохо? — сдержанно спросил он.
— Нет. Я полагаю, именно там, по ту сторону от гор Донсори, сохранились ценности, когда–то рожденные в городе. Меня просто удивляет, что кто–то еще придерживается определенных убеждений. Такие, как ты, редко встречаются в Маккатране, Эдеард. Тем более среди констеблей. Поэтому многие в твоем присутствии чувствуют себя неловко.
— Разве? — искренне удивился он.
— Да.
— Но… Ты ведь тоже веришь в эти ценности. Иначе зачем бы ты пошла в констебли?
— Затем же, зачем и половина других рекрутов. Через несколько лет я стану телохранителем главы района. Им всегда требуются люди с опытом и подготовкой констеблей. Особенно такие, как я, — женщин среди констеблей очень мало. А благородные дамы нуждаются в защите не меньше, чем их мужья и сыновья. Мне останется только назвать свою цену.
— Ого. — Эдеард был удивлен, он никогда не рассматривал службу констеблей как отправную точку для чего–то другого. Тем более для чего–то лучшего. — А кто чувствует себя неловко при мне?
— Ну, для начала Динлей. Он, как и ты, верит в правду и красоту и распространяется об этом намного чаще, чем ты. Но ты сильнее и умнее. Чаэ собирается рекомендовать тебя на должность командира отделения.
— Ты не можешь этого знать.
Кансин улыбнулась. Эдеард вдруг понял, насколько она привлекательна. Из–за формы он всегда упускал это из вида. А ведь, улыбнувшись, она могла затмить красотой многих женщин на этом рынке.
— Хочешь поспорить на деньги? — предложила она.
— Конечно, нет, — притворно возмутился он. — Это было бы противозаконно.
Они оба рассмеялись.
— Вам не нужна уединенная комната? — обернувшись через плечо, спросил Максен. — Я знаю место, где недорого можно снять помещение.
