Фронтера - Шайнер Льюис
— Риз?
Он обернулся.
— Я видел план миссии. Это тебе не НАСА. Это очень рискованная, ультрабюджетная, плохо отработанная операция. Устаревшее оборудование, даже без вашего экскурсионного модуля придется обойтись, наверное. Торможение об атмосферу. Думаешь, у тебя получится?
— Так ему и передай, — повторил Риз и вышел.
Снаружи жарило раскаленное солнце, гостевые домики были увиты цветами. Риз никогда в жизни не видел столько цветов, Мексика ему казалась цветочным королевством: всё тут ими было просто одержимо, купалось в цвете и аромате.
На Марсе не так, подумал он. На Марсе цветы только съедобные, нет ни деревьев, ни травы, ни двориков, ни плавательных бассейнов.
Он поднялся по двум ступенькам крыльца к себе в домик, стянул мокрый костюм для плавания и постоял под душем. Закончив с этим, впервые за много дней переоделся в обычную одежду: черные хлопковые брюки и черную же рубашку навыпуск. В зеркале он видел отросшую бороду и опухшие запавшие глаза.
Паренек прав, подумал он. Тебе не потянуть.
Он вытащил Книгу перемен и конверт с тремя монетками. Медные пенни чеканки года университетского выпуска, темно-коричневые, немного корродировавшие от пота на кончиках пальцев. Он постарался сфокусировать мысли, не сумел и все равно бросил монетки.
Выпала гексаграмма номер тридцать четыре, Мощь Великого. Не что-нибудь очевидное и легко доступное толкованию, вроде Шэн, Подъема. Оракул, как обычно, загадочен. Минимальное толкование: настойчивость побеждает. Интерпретация манила намеками на глубинную значимость: внутренняя ценность сочетается с великою силой и восходит ко власти… рискуешь положиться всецело на свою власть и позабыть о праведности… величие и справедливость да будут неразделимы…
Черта перемен в третьей позиции: муж низкородный стремится стяжать желаемое силой, муж благородный так не поступает.
Морган, подумал Риз. Книга перемен предостерегает его насчет Моргана. Ну да, если уж Морган к этому имеет касательство, значит, он что-то задумал. Неудовлетворенный и встревоженный, он отложил книгу толкований и вышел под палящее солнце.
Повинуясь бессознательному порыву, он пошел, куда ноги несли: вниз по Куалья до Карлос-Фуэра и через баранку. Диафрагма горела, глаза жгло, но это была первая физическая боль, какую он ощутил за много недель. Такая боль, размышлял он, проявляется, когда кровь снова начинает струиться по ноге, которую отлежал во сне.
Он пересек Авенида-Морелос и двинулся мимо длинных беленых стен без окон вниз к садам Борда.
Максимилиан и Шарлотта уединялись там в летние дни 1860-х, ныне же сады являли собою очередной лабиринт руин, тропинок, затянутых ряской прудов и крошащихся стен. Некоторое время правительство декларировало намерение привести сады в порядок и взимало плату за вход, но с этой шарадой быстро покончили социалисты. Теперь, когда фактически страной правил «Пемекс», прошлым интересовались мало.
Сады занимали пять-шесть кварталов, но люди присматривали только за участком сразу у входа. По мере продвижения к северо-западу появлялись мертвые деревья и разрушенные фонтаны.
Очередная весточка из подсознания, подумал Риз. Метафора Фронтеры, ее садов, полей и зданий под куполом, за стенами. Теперь, как и этот парк, они мертвы, распадаются, пребывают в запустении.
И все же, и все же… Настойчивость побеждает.
Движение, сообразное велениям Неба, производит великую мощь.
Он согнул ноги в позе лотоса, напрягая ноющие мышцы. Перед ним протянулась крошащаяся саманная стена, за нею — городские холмы, еще дальше — поросшие соснами горы. Постепенно разум его прояснялся. Он просидел более часа, наблюдая, как перемещается солнце в небесах.
Покинув сады, он двинулся по Лопес-Район к сокало [5], и спокойствие начало улетучиваться. Его одолевало желание возвратиться в отель и проверить, не поговорил ли уже Кейн с Морганом. Вместо этого он принуждал себя идти. Миновал полуразвалившийся кинотеатр, где без конца крутили боевики про кунг-фу, поднялся по крутым улочкам мимо гостиниц с черепичными крышами.
Из теней «Эль-Портала», ресторана с открытой верандой напротив отеля «Дель-Парке», ему подмигнули зеркальные очки.
Кейн спокойно сидел за боковым столиком, наблюдая за Ризом, но не пытался привлечь его внимание, пока тот сам не заметил его. Тот оценил хитрый прием, призванный подчеркнуть всеведение Кейна и сыграть на нервах Риза.
Он сел за столик Кейна, но не произнес ни слова. Вместе они проследили, как стайка японских туристов фотографируется на ступенях у террасы отеля напротив. Кейн нарушил молчание.
— Я поговорил с дядей, — сказал он, не глядя на Риза. — Он говорит, что ты можешь рискнуть своей задницей, если пожелаешь. Даже самоубийство совершить можешь. Это его точные слова.
Риз поднялся.
— Риз?
— Да?
Кейн снял очки, аккуратно сложил их и засунул в карман рубашки. Глаза его были темными, лишенными эмоций. Риз задумался, легко ли доверять человеку с такими темными глазами.
— Когда я был мальчишкой… — начал Кейн и отвел глаза на улицу. — Когда я был мальчишкой, твои дела для меня многое значили. Ты показывал мне пример. Ты общался со мной. Мне приятно было думать, что ты мог бы стать моим отцом.
— Я едва это помню.
— Надо полагать. Но это не имеет значения. Главное тут вот в чем. Если настаиваешь, попробуй. Миссия может тебя погубить. Я не хочу нести ответственности за такое.
Риз помотал головой.
— Не понесешь. Договорились? Я этого хочу больше всего на свете. Больше всего. А значит, я оцениваю риски и готов с ними смириться.
Кейн снова водрузил очки на переносицу.
— Договорились, — ответил он.
Риз оставил его за столиком. Внезапно ощутив нахлынувшую усталость, он вызвал такси и уехал к себе в отель собирать вещи. Когда комната почти опустела, он заметил клочок бумаги с гексаграммой и проследил черту перемен. Ян сменяется инь. Гуй Мэй, Невеста. В некотором приближении — прогноз на ближайшее будущее.
Начинания предвещают неудачу. Ничто начатое не продлится долго.
Слишком поздно отступать, подумал он и положил раскрытую книгу толкований обратно в чемоданчик.
Они сели на автобус «Эстрелла-де-Оро» для короткой поездки в Мехико. Там у Кейна уже были забронированы места на вечерний рейс до Хьюстона.
Риз расслабился в красноплюшевом кресле авиалайнера, глядя, как внизу пролетают огни. Почти как плановая поездка в больницу для осмотра, подумалось ему. Он больше не принимал решений, его впервые за восемь лет освободили от ответственности за собственную судьбу. Ему доводилось слышать о том, как освободившиеся преступники сознательно идут на новое преступление, чтобы вернуться за решетку, и на миг он проникся их логикой.
В десять часов вечера с небольшим самолет приземлился в аэропорту Хьюстон Интерконтинентал. Кейн повел его к своей машине на парковке: большому бензиновому седану с восьмицилиндровым двигателем. Ризу автомобиль показался почти таким же громоздким, как самолет, на котором они только что летели. Он беспомощно обмяк на сиденье с плотной обивкой и дернулся только на звук, с каким закрылась дверь.
Он мало что успел осмотреть в городе за недолгое время разведки в «Палсистемс». Строго говоря, он толком не видел Хьюстона еще со времени подготовки к первому полету на Марс в рядах НАСА. Изменения оказались драматичными и всесторонними.
Кейн вел машину по практически пустынному хайвею вдоль Залива, избегая дыр, зиявших в покрытии многоуровневых развязок, или разлетевшихся по трассе фрагментов поребрика. Дважды он был вынужден вовсе покинуть шоссе и на большой скорости объехать заваленные перекрестки. Баррикады вокруг холмов покореженной арматуры и бетона были, видимо, задуманы как временные, но их так никто и не убрал, и теперь они свой черед начинали разваливаться.
— Это после мятежей, — сказал Кейн, заметив, что Риз оборачивается глянуть в заднее окно. — Там под каждой кучей, вероятно, около сотни людей погребены. В час пик ребята взорвали заложенные бомбы. Больше в Хьюстоне часа пик не было.
