Аластер Рейнольдс - Дом Солнц
— На Вигильность, — эхом повторил Геспер, словно прислушиваясь к слову. — Название знакомое, но откуда — не представляю. А как его научные дела?
— Пока никак. Я мог либо доктора везти, либо лететь на сбор Линии. — Я растянул губы в улыбке. — Взглянем на это с другой стороны: не подвези я Менинкса, не встретил бы тебя.
— А я томился бы в плену у Атешги.
— Вот именно.
— Выходит, невезение доктора Менинкса обернулось для меня удачей. Лихнис, я должен больше узнать о Вигильности. Это название словно ключик к тайникам моей памяти. Теперь еще больше хочется обсудить свое положение с доктором.
— Давай расскажу тебе о Вигильности, — предложил я. — Мне доводилось там бывать. Хочешь взглянуть на мою космотеку?
— С превеликим удовольствием, — ответил Геспер.
Когда скорость «Лентяя» упала намного ниже межзвездной крейсерской, Вигильность стала казаться дырой в бледном сиянии Млечного Пути на пересечении с рукавами Лебедя и Наугольника. В инфракрасном спектре она сияла как маяк — самый яркий на тысячу световых лет. Фотоны видимого спектра в чреве Вигильности теряли энергию, становились тепловыми и разлетались во всех направлениях. Большая часть потерянной ими энергии собиралась и употреблялась для непрерывного сбора и архивации данных. Звезда использовалась как подстанция в подвале библиотеки, как машина для преобразования водорода в информацию.
Вигильность соорудили вокруг звезды солнечного типа, которой оставалось существовать на главной последовательности около миллиарда лет, если в ее ядре не сделать червоточину для дозаправки. Когда-то эту звезду окружала целая система — планеты, кометы, спутники, астероиды, но сейчас не осталось ничего. Все функциональные атомы пошли на создание компонентов роя Дайсона, каковых насчитывается около десяти миллиардов. Предтечи умели дробить небесные тела и превращать их в несокрушимую оболочку истинной сферы Дайсона. Людям подвластно многое, но все наши попытки создать оболочку нужной жесткости провалились. Максимум на что мы способны — окружить звезду роем тел, которые движутся по своим орбитам, как мошкара вокруг фонаря.
В пятидесяти часах от внешней границы я отправил заявку на приближение и представился шаттерлингом Горечавки. Ответа не последовало. Я притормозил — сравнял скорость «Лентяя» с системной и отправил еще несколько заявок. Действовал я по правилам, сверяясь с космотекой. Когда расстояние до Вигильности сократилось до нескольких часов, я снова притормозил. Теперь остаток пути занял бы год. Я почти не спал — все время бодрствовал, даже к синхросоку не прикасался. Черная сфера медленно приблизилась, поглотив половину моего неба. Ее горизонт был таким плоским, словно «Лентяй» уперся в стену на краю Вселенной. Когда осталось лететь три световые секунды, Вигильность соизволила меня заметить.
Строго говоря, такое расценивается как атака. В «Лентяя» били обжигающие потоки энергии, способные запросто отсечь полкорпуса, пока защитный пузырь не раскрылся полностью. Лететь с заранее раскрытым пузырем я не мог — мои намерения сочли бы враждебными. Однако с позиции Вигильности атака наверняка считалась небольшой проверкой на прочность: стоит со мной возиться или нет.
Я выдержал, и на этом проверкам следовало закончиться, но, пока мой корабль не достиг поверхности роя, Вигильность несколько раз ужесточала критерии отбора. Усиливающийся поток энергии поливал мои заслоны, едва не пробивая их. Представляй я реальную угрозу, сосредоточенная система обороны давно уничтожила бы меня. Но со мной лишь играли, поддразнивали забавы ради.
Вскоре открылся туннель. Орбиты многих тысяч элементов изменились, чтобы образовать темный проход в сердце роя. Как я волновался! Едва туннель закрылся, «Лентяй» стал уязвим для атак с любой стороны. Чем глубже я забирался, тем плотнее смыкались элементы роя, блокируя открытый космос. «Лентяй» передал, что мы в интенсивнейшем инфопотоке. Направляли его не на нас, хотя периодически от шальной пылинки отскакивал фотон-другой и попадал на сенсоры «Лентяя».
Сферы представляли собой искусственные небесные тела — самые крупные диаметром в десятки километров, самые мелкие размером с «Лентяя». Темную гладкость их поверхности нарушали только круговые апертуры сигнальных антенн. Космотека подсказывала: внутри сфер кварковое ядро размером с кулак, а вокруг него концентрические слои устройств по обработке информации. Леваторы с трудом удерживали узлы от саморазрушения. Информация группировалась по степени надежности и полезности. Данные высокой достоверности и те, которые редко нуждаются в коррекции, упрятаны в надежные глубины кварковых ядер. Не слишком удобно для использования, зато защищено от случайного изменения, уничтожения и даже воздействия местной сверхновой. Сомнительная и меняющаяся информация скапливалась в средних и внешних слоях оболочки. В результате перегруппировки данные мигрировали из слоя в слой. Новая информация вводилась извне под чутким руководством кураторов Вигильности. Этих странных медлительных существ видели немногие. Предполагалось, что кураторов столько же, сколько сфер в рое Дайсона, если не больше, но, поскольку они почти не перемещаются ни в пределах роя, ни вне его, их истинное число неизвестно.
Сколько я ни справлялся в космотеках, выяснил лишь, что теорий о кураторах множество, в том числе и противоречивых. Вигильность славится подбором и упорядочением информации, но столь же успешно распространяет дезинформацию о себе.
Я как раз раздумывал о том, какой элемент сомнительных данных добавлю в эту мозаику, когда силовые поля заставили «Лентяя» резко затормозить и остановиться напротив крупной сферы. Мы пролетели половину оболочки. Свет звезды уже сочился сквозь «пол» роя подо мной, его бело-желтое сияние приглушалось до зловеще-багрового.
Над мостиком загремел голос древнее древнейших цивилизаций, безмятежнее времени, медленнее ледников.
— Шаттерлинг, изложи цель своего визита, — потребовал он на трансе.
Ответ я репетировал бесчисленное множество раз:
— Ничего ценного для Вигильности у меня нет. Хочу лишь представить вам свою скромную космотеку и засвидетельствовать почтение от имени Линии Горечавки, Дом Цветов.
— Желаешь получить доступ к нашим архивам?
— Да, — ответил я, потому что Вигильности врать нельзя. — Но я ни на что не рассчитываю. Как уже было сказано, я прилетел выразить свое почтение.
— Жди, — пророкотал голос, похожий на далекий оползень, — твой запрос рассматривается.
Я ждал.
Ждал неделю. Месяц. Полгода. Шесть с половиной лет. Все это время «Лентяй» не двигался с места — как пришитый.
Когда голос зарокотал снова, я спал. Впрочем, я заранее позаботился о том, чтобы проснуться, как только что-нибудь произойдет.
— Ты допускаешься на узел. Делать пока ничего не надо.
Круговая апертура в элементе роя оказалась диафрагмой, достаточно широкой, чтобы вместить «Лентяя». Поля́ затянули мой корабль в сужающийся туннель и оставили парить в отсеке ожидания. Если верить инерционным датчикам «Лентяя», от погрешностей не застрахованным, центра сферы мы еще не достигли. Стенки туннеля усеивали гладкие, идеально круглые кратеры, внешние края которых сияли алым. Поля отпустили «Лентяя», но вход в туннель закрылся, и мне оставалось только ждать.
Я снова ждал. На сей раз одиннадцать с половиной лет.
Можно подумать, что для шаттерлинга, странствующего по галактике циклами в сотни тысяч лет, одиннадцать лет — пустяк. Только мы считаем иначе: на отрезки в одиннадцать с половиной лет растрачивается целая жизнь.
К концу ожидания у меня появился спутник. Разомкнулся кратер, и в отсек ожидания влетел яйцеобразный корабль с внешними секциями такой же формы и вытянутым носом. Он был раз в шесть меньше «Лентяя» — семьсот-восемьсот метров в длину. Конструкция оказалась удивительно старой. Бурый корпус местами проржавел, овальные секции соединяли примитивные устройства вроде стыковочных колец на древних кораблях. Корабль проник в отсек и повернулся на девяносто градусов вокруг своей оси. Это удалось ему с трудом, словно физические процессы текли в нем медленнее, чем в «Лентяе». Куполообразная матовая часть корпуса стала сперва белесой, потом прозрачной, как окно, за которым рассеялся дым. Внутри ее просматривалось непонятное существо, нечто вроде кожистого, биологически выращенного механизма.
Нечто оказалось лицом, взирающим на меня из-за стеклянного забрала. Чувствовалось, что давным-давно оно было человеком. А сейчас… Лицо словно высекли из камня, на миллиарды лет подставили всем ветрам, вот черты и стерлись; глаза метров десять диаметром, само лицо раз в десять шире, рот — темная неподвижная расселина в сероватом граните плоти. Нос и уши превратились в едва заметные неровности. Голова расширялась книзу, к шее, которая скрывалась за соединительным кольцом у основания куполообразного шлема и переходила в огромное тело.
