Вячеслав Бакулин - Некроманты (сборник)
Одинцов толкнул носом парня под локоть, раз, другой, заставляя подняться на ноги, а потом, то и дело оглядываясь, потрусил туда, где белело поле. Парень быстро сообразил, что к чему, и двинулся за псом. Разговорчивость его все усиливалась. Словно стремясь хоть как-то продлить уже оборвавшуюся жизнь, он рассказывал Одинцову всю ее, с самого первого оставшегося в памяти мгновения, но Игорь не слушал, лишь изредка оживляясь, когда парнишка возвращался к моменту своей смерти. Все некроманты учатся слушать только «по делу» – в грехах исповедовать должен священник, а не эксперт на оперативной работе.
После полутьмы леса снег ослепил бедолагу, и тот замолчал, прикрыв рукой глаза. Сверкнуло что-то вдали. Одинцов быстро опустил голову, чтобы Дворец не успел захватить его, а парень вовремя заслонился рукавом, не почуяв зова. Присел, а потом и прилег на белое покрывало, непроизвольно свернувшись, спрятал руки в рукава. Одинцов опустился рядом, положив лапу ему на плечо. Снежная крупка тотчас стала гуще и в несколько мгновений укрыла пса и лежащего на снегу человека.
– Здесь настоящая смерть, да? – сиреневыми губами прошептал парень и закрыл глаза.
Одинцов кивнул. Потом вскочил на лапы и бросился обратно в лес, одним длинным прыжком нырнул в нору, с тоскливым облегчением чувствуя мучительную дрожь тела. Он успел отстегнуть кобуру и выключить таймер и стробоскоп. Вернулся без лекарств. Стараясь окончательно не перепачкаться слюной, вынул изо рта «улыбку», вытер бумажным платком рот.
Возле эксперта на корточках уже сидел Хугин.
– Ну что, Иггорь Ярославич?
– Серия, – дрожащими губами проговорил некромант. – Опять он. Овчарка, похожая на волка.
Хотя допрос прошел неплохо, удовлетворения от выполненной работы Одинцов не испытывал. Информации собрал более чем достаточно, и «более» никак не укладывалось в ту картину дела, что они успели выстроить с парнями.
О хаски с санками Одинцов решил не упоминать. Не хотелось вешать на ребят еще одно дело. Одно – серийный убийца, оставляющий след из зомби, другое – некромантка, промышляющая вывозом мертвых со снежного поля. За такой ушлой хаски, способной спроецировать в лесном измерении материальный объект, пусть даже простенькие санки, нужно следить: дежурить в лесу, провести несколько рейдов, выяснить, кого она пытается вывезти и кто встречает на этой стороне. Такими вещами занимаются совсем другие службы. Им при случае и будет вскользь упомянуто про хаски с санками. Пусть разгребают.
– Серия. Твою мать… – сердито выругался Хугин. – Иггорь Ярославич, вы все? Увозить м-можно?
Игорь дернул головой. Хугин махнул напарнику. Мунин опустился на одно колено, ввел еще трепыхающемуся зомби дозу панкурония с хлоридом калия и, не дожидаясь, пока стихнут последние конвульсии, застегнул мешок, который тотчас запихнули в машину и увезли в морг. По уму, стоило запрыгнуть в труповозку и отправиться с покойником, поскорее доделать все нужные анализы, произвести вскрытие, но Одинцов не стал торопиться. Он и так знал, что обнаружит. След от укола на плече или бедре и критическую дозу коразола. Цикутотоксин был введен только одной из семи жертв – первой. Еще троим кололи стрихнин, варьируя дозировку. Видимо, искали способ не слишком повредить тело и одновременно вышибить «гостя» в лес так, чтобы не мог вернуться. Обычно таким промышляли торговцы органами. Вышибут человека из тела, и пока он отходит – разбирают на запчасти, так что и возвращаться становится некуда. Но в этот раз работали явно не они – во-первых, хотя жертвы были относительно здоровы, весь ливер остался на месте. Во-вторых, поблизости не было замечено ни машины, в которой можно разместить оборудование для изъятия органов и их сохранения, ни подходящего укрытия, чтобы спрятать невольного донора во время операции.
Маньяк? Жертвы не были связаны ничем, кроме способа убийства. Мужчины и женщины, молодые и в возрасте, разного социального статуса и уровня доходов. Возможно, выбор жертвы осуществлялся по каким-то другим признакам. Скажем, убийца как-то узнал, что их норы закрываются чуть медленнее, чем у большинства. Не пускать лесную оболочку к открытой норе – истинное наслаждение для некроманта-садиста. Но данные по закрытию норы – реанимационному времени – хранятся в базах, доступ к которым имеют очень немногие. К тому же крайний парнишка сказал, что раньше не умирал, значит, на него данных вообще быть не может.
Одинцов искал связь и не находил.
Но что, если предположить, что хаски и волк работают вместе – хотят вынуть кого-то из леса? Тоже не вариант: жертвы подбирались бы одного пола с тем, кого пытаются вернуть. Иначе несоответствие закончится печально для возвращенного – в лучшем случае, годами психиатрической лечебницы, в худшем – отторжением лесной оболочки и комой, в самом обычном – суицидами разной степени успешности. А может, посчастливится, как Кашуриной, пройти через все три и пополнить ряды полоумных самоубийц-коматозников.
Заказное убийство тоже отпадает: слишком уж невысокий социальный статус у половины жертв. Киллер не станет убивать ради искусства, а кто будет платить убийце-некроманту по тройному тарифу, если можно нанять парней с битами, которые просто раскроят клиенту череп, чтобы некуда было возвращаться?
А что, если часть жертв – это только репетиция? Если некромант подбирает лекарство, после которого возвращенный сможет легче обжиться в новом теле? Первые жертвы упоминали только об одной собаке, которая не позволяла приблизиться к норе. Шестая и седьмая говорили о двух. Красивой хаски и кобеле, похожем на волка. Седьмая и допрошенный сегодня парнишка сказали: хаски что-то тащила за собой. Что-то или кого-то. Пустые санки или на них уже кто-то был? Кто?
Хаски могла быть сообщницей, а могла – случайным свидетелем убийства. В любом случае, ее стоило отыскать как можно скорее. Но как? Караулить у выхода из норы? Бессмысленно. Незнакомка могла выйти в лес из любой части города, страны, мира. Могла взять заказ в другой части света.
Одинцов потер ладонями лицо, стараясь собрать предположения и догадки в сколько-нибудь стройную картину преступления. Хугину и Мунину он сказал, что это серия – версия не хуже и не лучше прочих. Зато серийник-некромант привлечет внимание ребят из соседних районов и, случись там что-то похожее, информация будет сразу передана Одинцову.
Игорь поднялся, с трудом преодолевая дрожь во всем теле, подобрал плащ, перекинул его через руку, взял в другую саквояж и неторопливо побрел к остановке – машину он в силу профессии не водил.
– Игорь Ярославич, подвезти? – сунулся Мунин. – Сашка пока тут все закончит. А вам бы поспать…
– Тебе бы, Сашок, только подушку давить да табельным размахивать, – отмахнулся Одинцов. – А бумажки пусть напарник пишет? Иди, работай…
Одинцов повернулся и пошел к троллейбусной остановке, прибавил шаг, заметив колыхание проводов – едет. Услышал, как обиженно фыркнул за его спиной угодливый Сашка Мунин. «Эх, молодость, – усмехнулся про себя Игорь. – Нельзя забывать, какой у некромантов слух. Я ведь и припомнить могу». Игорь был даже рад, что удалось так просто отделаться от любопытного Сашки. Над делом стоило крепко подумать, а сделать это под сорочью болтовню Мунина удалось бы едва ли. Можно было обсудить дело с Хугиным, но тот считал своего шефа едва ли не богом, поэтому стоило Одинцову завести с ним разговор о деле с глазу на глаз – тотчас начинал заикаться так, что не мог связать пары слов. По большому счету, для обсуждения дела Игорю не нужен был собеседник – скорее слушатель, от которого требовалось лишь стать молчаливой чашкой Петри, в которую некромант помещает, критически разглядывая, мысль за мыслью. Стать зеркалом, стоя перед которым эксперт с хирургической отстраненностью оперирует сложившуюся в собственной голове картину мира. Последние пятнадцать лет у Игоря был такой собеседник – коматозный пациент палаты номер двенадцать Алексей Ильич Лысов.
Зеленый троллейбус с рекламой сока на правом борту со вздохом распахнул двери. Игорь пристроился у окна, поставил на колени сумку, задумался. Он не слышал, как закрылись двери, не почувствовал, как качнулся салон – ухнул в сон, как в нору. На этот раз снилось что-то совсем смутное. Незнакомые люди в погонах приказывали ему загнать в снежное поле очередного врага. Но врагом оказался Лешка Лысов. Тот, беспокойный, как при жизни, расхаживал по тесной камере, дожидаясь смертельной инъекции.
– Чем ты провинился-то, Леха? – спросил Игорь, приникнув к прутьям решетки. А Лысов все ходил по камере из угла в угол, не приближаясь к другу.
– Отпусти, Игорь, – попросил Лысов тихо. – Я сам уйду. Только до снега меня проводи, а уж там – до Дворца рукой подать. – Алексей невесело усмехнулся. Вытянул вперед руки, и они тотчас превратились в собачьи лапы. – Отчего ты меня держишь?
