Марьяна Сурикова - Не зная пощады
– Алира, – начал он, крепче прижимая к себе, – нелегко говорить, но сделать это надо, и лучше сейчас, более нет смысла тянуть. Я начну с главного, с проклятия, которое завладело мной после нашей первой ночи. Ты знаешь, оно больше не мучает меня, ушла эта дикая страшная тоска, ушла горечь из сердца, но вот причина… причина кроется не в том, что я так самонадеянно озвучил тогда в саду, не поверив тебе на слово. Тем же вечером я прочитал в древней книге об истинной причине, по которой спало заклятие. Считается, что колдунья должна полюбить своего совратителя, и это верно, с одной стороны, но вот с другой… с другой, ей достаточно возжелать этого мужчину и самой соблазнить его, тогда проклятие меняет свой полюс, мужчина освобождается от чар, колдунья принимает наказание. Это как две силы, что уравновешивают друг друга. Я страдал от желания, а ты ответила на него и сама молила о том, чтобы я был с тобой снова. Если бы я знал, что последует потом… Ты одержима мной, Алира, но ты не любишь меня. Я наблюдал за тобой все это время, пытаясь заметить этот особенный свет в твоих глазах, но видел лишь, как все больше отдаляешься от меня, хотя тело тебя предает. Именно чувственная сторона ведьминской натуры руководит сейчас твоими поступками.
Тут Кристиан немного помолчал, а когда продолжил, голос его звучал совсем хрипло.
– Я не знал об этом тогда, в саду, но уже знал, когда едва не овладел тобой в кабинете, не сумев сдержаться. Бенедикт спас нас от горькой ошибки. Я сдерживал себя изо все сил, ибо чем больше утоляешь страсть ведьмы, тем сильнее она увязает в ней. Ты бы стала моей покорной рабыней, Алира, делала бы то, что я пожелаю и когда пожелаю. Даже теперь стоит приказать – и ты исполнишь.
– О чем ты? – Я хотела обернуться, чтобы взглянуть в его глаза и понять, шутит он или говорит правду.
– Стой. Не смотри сейчас на меня, просто слушай. – Он глубоко вздохнул, затем продолжил: – Если не веришь, то посмотри, что происходит с тобой, когда я приказываю. Прикоснись ко мне, Алира!
Его повелительный тон что-то всколыхнул в груди, по телу разлилось томление, я ощутила неодолимую тягу к этому мужчине, ладони сами потянулись к его рукам, скрещенным на моей груди, погладили загорелую кожу, пробежались по напряженным мышцам, скользнули к длинным пальцам, чтобы легко коснуться и их. Захотелось повернуться лицом и продолжить эту ласку, но Кристиан вновь не позволил, крепче прижав к себе:
– Довольно!
Я опустила руки, но желание не ушло.
– Теперь поняла?
– Да.
– Я боролся с сильнейшим искушением оставить все как есть потому, что не могу привязывать к себе любимую женщину.
В груди сладко заныло. Вот он и повторил эти желанные слова.
– Хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы сделала свой выбор. Я слишком много горя причинил тебе, Алира, а потому должен теперь закончить все это.
– Как?
– Очень просто. Я должен отпустить тебя, произнести простые слова, что разрушат заклятие. Я начал это, не ты. Недостойно мужчины пользоваться уязвимостью женщины, а я несколько раз поступал недостойно по отношению к тебе. Впервые – когда совратил совсем юную девочку ради медальона. Поверь, я был противен сам себе. Затем – когда повез на казнь, будучи не в состоянии даже поднять на тебя руку, собирался отдать другим палачам как пособницу предательниц, как сестру той самой ведьмы, что погубила мою семью. А потом, Алира, я боролся сам с собой, с этим низким желанием оставить тебя рядом, понимая, что ты не сможешь противиться чувственному влечению. Но я не могу так, поверь, не могу поступать столь подло и низко. Я не хочу привязывать тебя к себе. Хочу, чтобы ты стала счастливой. Ты удивительная, не похожая ни на кого, я не смею ломать твою жизнь, а потому уезжай, уезжай вместе с той женщиной и встреть человека, которого полюбишь. Я отпускаю тебя.
При последних словах он разжал руки, ладони его скользнули вниз, а голова склонилась на мое плечо, и я ощутила жар его дыхания.
– Кристиан, – тихо позвала я, ощущая физически, как сложно ему сейчас откликнуться на мой зов.
– Что? – спросил он, поднимая голову.
– Как я теперь должна себя чувствовать?
– Свободной, Алира. Это томительное желание больше не побеспокоит тебя, мой приказ не вызовет больше тех неодолимых страстей. Ты не захочешь, чтобы я касался тебя снова.
– Прикажи, – попросила я.
– Прикоснись ко мне, Алира.
Я прислушалась к своим ощущениям и не почувствовала ничего похожего на то томительное притяжение, когда не могла побороть себя. Душу наполнила радость. Я осторожно отодвинулась от него, обернулась и уселась на колени, чтобы внимательно рассмотреть.
Кристиан не пытался подняться, уйти от меня, скрыть свои чувства. Больше не пытался. Он просто смотрел полными боли глазами, так отчаянно и безнадежно. Наверное, тяжело открывать кому-то свое сердце, а потом отпускать. Он меня любит. Да, любит. На душе вдруг стало очень светло, рука сама потянулась вперед, но он перехватил ее.
– Не стоит жалеть меня, мне это не нужно. – Он провел ладонью по лицу, словно собираясь с силами, и проговорил: – Едем домой, Алира.
– Подожди. Позволь хотя бы понять собственные ощущения.
– Ты уже все проверила.
– Но ты сказал, что я больше не испытаю желания. Так?
– Да. Без любви не может быть притяжения, если чары разрушены.
– Позволь проверить?
Он обреченно опустил голову:
– Проверяй.
Я придвинулась ближе. Осторожно касаясь руками серебристых волос, пропустила пряди сквозь пальцы, заметив, как напряглись мышцы широких плеч, и погладила их кончиками пальцев, а Кристиан сжал кулаки. Я потянулась к его губам, осторожно коснулась их, чувствуя его тяжелый вдох, но мужчина не двигался. Я обвила руки вокруг его шеи и приникла ближе, раскрывая его губы своими, чтобы испытать новый страстный поцелуй, но он резко дернулся назад, оперся на ладони и, глядя прямо в глаза, прохрипел:
– Хватит! Это больше, чем я могу выдержать.
Я улыбнулась в ответ. Наверное, я казалась ему сейчас самой бездушной женщиной на свете, но только я чувствовала, чувствовала ту прежнюю дикую неодолимую тягу, она жила в моем сердце, жила уже давно, только он не понял этого, полагая, что из-за прошлых обид я никогда не прощу его, не смогу полюбить. Я смотрела на сильного, смелого мужчину и поверить не могла, что он испытывает ко мне столь глубокие чувства. Даже Реналь, который клялся в своей любви, не пожелал отпустить меня, а Кристиан смог, сделал это, чтобы я стала счастливой. Я видела целый калейдоскоп чувств в его глазах. Неужели это правда и я настолько нужна ему? Неужели имею такую власть над этим потрясающим мужчиной? «Кристиан», – прошептала я, выделяя его имя особенной интонацией, открывая собственное отношение к нему, как к человеку, который для меня являлся не просто бесконечно любимым мужчиной, но и объектом моего поклонения и безмерного восхищения. Мой верховный инквизитор, мой враг, друг, любовник, моя страсть, наваждение, любовь. Невероятно притягательный мужчина, который до сих пор не понял, что я бы снова и снова жертвовала ради него своей жизнью, потому что без него в ней нет никакого смысла, и его потерю я не смогла бы пережить.
– И я люблю тебя. Так сильно, так невероятно сильно, что дышать не могу, когда ты рядом, а в груди все сжимается. Я знаю, что тебе довелось пережить. Зачем мне упиваться собственной обидой за то, что уже в прошлом, когда я могу просто любить тебя, дарить радость и быть счастливой, быть самой счастливой на свете! Когда ты касаешься меня, когда слышу твой голос, сердце начинает колотиться в груди будто сумасшедшее. Ведьма сходит с ума в твоем присутствии, а я тихо умираю, когда тебя нет рядом. Я люблю тебя безумно! Там, перед лицом Сантаны, я даже не думала ни о чем, я забыла, что на мне защитный медальон, я забыла обо всем. Только дикий страх и ужас охватили меня, когда поняла, что через секунду потеряю тебя навсегда. Ты сказал, что твои чувства подобны огню, но сам пробудил во мне пламя, пробудил все стороны двуликой натуры. Даже сейчас, когда обнимаю тебя, мне этого мало, хочется стать еще ближе, стать твоей частью, раствориться в тебе, никогда не расставаться. И душа больше не болит, нет ледяной пустоты внутри, есть только счастье и радость, чудесное ощущение наполненности и ощущение томительной тоски, когда не вижу тебя.
Мужчина ничего не ответил, просто смотрел, а я прижалась губами к его глазам, вынуждая закрыть их, потому что сердце не могло вынести той бури чувств, что отражалась в них как в зеркале, передавая нескончаемую гамму моих страстей. Я продолжала целовать его, впитывая, рассеивая своими губами его тоску, тоску по мне. Руки мелко дрожали, когда развязала тесемки плаща, а потом стащила с него рубашку, склонилась вниз, чтобы коснуться губами белых шрамов, провести по ним пальцами и кончиком языка, чтобы затем подуть на тонкие бороздки более светлой нежной кожи – следы боли и страданий, что он получил за годы своей нескончаемой борьбы с самым ужасным злом. Дышать становилось все труднее, а руки внезапно отяжелели, крепче сжимая сильные мышцы, а сама едва не задохнулась от накатившего чувства необузданного желания и покраснела до корней волос от стыда за собственные фантазии о своих будущих действиях, когда вновь поймала его потемневший взор. Я сорвала с груди лоскут кружева, завязала ему глаза и надавила руками на грудь, заставив опуститься спиной на землю. Я знаю, что сошла с ума, мне было очень неловко, но ужасно хотелось самой ласкать его, изучить все это красивое мужское тело, насладиться силой, скрытой в напрягшихся мускулах. Проводя кончиками пальцев вдоль бугорков и впадинок, касалась губами, наслаждаясь его тяжелым дыханием, тем, как он вздрагивал от этих прикосновений, тем, что не видел меня, лишь чувствовал. Не знаю, как он сдерживал собственное желание, позволяя мне изучать свое тело, казавшееся самым прекрасным на свете, гладить сильные мышцы и загорелую кожу, целовать его брови, глаза сквозь тонкую повязку, что позволяла мне действовать столь смело, видеть сквозь полупрозрачную ткань, как вздрагивают ресницы, чувствовать, как он задерживает дыхание. Я стянула с него штаны, отбросила подальше, провела ладонями по нежной, мягкой, словно шелковой, коже там, внизу живота, наклоняясь, чтобы поцеловать, и ловя его руки, взметнувшиеся вверх. Переплетя наши пальцы, немного надавила, и он послушался, вновь опуская ладони на землю. Как меня восхищало его самообладание сейчас, когда знала о его любви, буквально с ума сводило, натягивая и без того напряженные струны души, подстегивая и воспламеняя. Он горел в чувственном огне, но позволял мне делать, что хочу.
