Галина Манукян - Ученица чародея
Кто-то коснулся моего предплечья. Я обернулась. Быстро же пришла за мной старуха.
– Я тебе добра желаю, Абели, – сказала мадам Тэйра, заметив неладное в моем взгляде. – Не обижайся на старуху. Помни, прав у жены немного, а Этьен слишком молод и горяч, чтобы распоряжаться вашими жизнями разумно. Пусть мудрости наберется, хоть на грамм больше, а все польза. Замужество, девочка моя, – это не только поцелуи и плотские утехи. Это всю жизнь вместе, что бы ни случилось, в горе и в радости.
– Знаю, – буркнула я.
– Ничего ты не знаешь! К замужеству готовой надо быть. К тому же богатая невеста куда лучше, чем сиротка-бесприданница. Разве только ты хочешь оплеухи получать от свекрови и пресмыкаться…
– Не хочу! Но ведь мы уже провели ночь вместе, – хмурилась я. – Я люблю его. И он поклялся. Как же теперь жить невенчанными? Что люди скажут?
– Да ничего не скажут, потому как не узнают. Любите – так любите! Любовь от кольца на пальце крепче не станет. А вот от ссор домашних и испорченного настроения запросто увянет, что тот цветок, если его поливать не чистой водицей, а вином перебродившим.
– Странные вы вещи говорите, бабушка.
– А ты поживи с моё, – хитро прищурилась мадам Тэйра. – Коли чувства сильные, настоящие, за год не выветрятся, только крепче станут. И вот еще что: ты, я гляжу, о старшем Годфруа, чернокнижнике, уже и думать забыла. А зря.
Я встревожилась:
– Думаете, он еще вернется?
– Ты его силу забрала, – цокнула языком старушка, – а такие, как он, подобного не прощают.
* * *Из спускающихся до земли, будто занавес, ветвей ивы показалась голова Этьена:
– Вот вы где! А я уже решил, что мою невесту украли.
При виде его улыбающегося лица в моем сердце потеплело. Этьен раздвинул руками гибкие ветви и тотчас потянулся ко мне.
– Ах, Тити, ах, разбойник, – рассмеялась мадам Тэйра, – и минуты не можешь, чтобы не обниматься.
Этьен закатил глаза и с уморительной гримасой захрипел:
– Умира-а-аю без объятий, – фальшиво трясущимися руками он добрался до моей талии, тут же схватил и приободрился: – Видите? Дотронулся и ожил.
Я спрятала рубин и смущенно захихикала, прикрывая рот:
– Этьен, не стоит при всех.
– Как это не стоит? Ты – моя невеста! И пусть все обзавидуются, – просиял Этьен. – Кстати, заметила, что Марешаль за завтраком сидел как сыч? Еле поздравление из себя выдавил. Ревнует.
– Пустое, Этьен! Он не имеет ко мне никаких притязаний, – возразила я, не до конца уверенная в своих словах. – Огюстен просто милейший человек, всегда готовый помочь.
– Мне до сих пор чертовски интересно, зачем этот милейший человек в Париж за тобой тащится. Как, по-моему, так за тобой. Прилип, словно репей к хвосту лошади, – заметил Этьен, прижимая меня к себе еще сильнее.
Мадам Тэйра хмыкнула:
– Ай-яй-яй, вот кто у нас ревнует! А у Огюстена свои дела в Париже.
– Какие? – не унимался Этьен.
– Коммерческие, – скорчила хитрую мордочку старушка. – Разве ты не знаешь, Тити, любопытство погубило кошку.
– Вот еще! – выпятил губу он. – А что Марешаль ревнует, это как пить дать. Иначе с чего бы он поплелся в таверну в Тоннэре, когда и тут гостю наливают, не скупясь?
– Тебе не понять, – сказала мадам Тэйра и направилась к дому.
Мы остались одни.
– Этьен, – я приникла к нему, – не хочу ждать свадьбы целый год.
– Подумаешь – год! Как раз успеешь себе платье сшить, знаешь, такое с вышивкой и кружевами. Самое красивое на свете! Говорят, невеста сама должна платье подготовить, иначе быть беде, – он поднял пальцами мой подбородок и посмотрел в глаза, лукавый, как дьяволенок. – И, в конце концов, должны же мы хоть в чем-то уступить старшим?
– Не хочу.
– О-ля-ля, маленькая капризка! – пожурил он и тут же прильнул губами к моему рту.
Пожалуй, лучшего способа убедить меня не существовало, ибо тотчас и мысли мои, и возражения улетучились, растаяли в блаженстве розового облака.
Когда Этьен отпрянул, я распахнула ресницы, счастливая, ошалевшая и снова смущенная донельзя. Чувства настолько переполняли меня, что едва любимый расцепил объятия, я тут же сорвалась с места и побежала по саду, мимо яблонь и розовых кустов, малинника, грядок с клубникой и уже отцветшей сирени.
– Стой! Куда же ты? – смеялся Этьен вдогонку. – Абели!
У маленького прудика он поймал меня и усадил на зеленый берег.
– Ты почему убегала? – спросил Этьен.
– Не знаю, – призналась я. – Слишком уж было хорошо…
Этьен расхохотался заливисто:
– Глупышка!
И я рассмеялась тоже. Мы повалились в мягкую траву, тыча друг в друга пальцами и хохоча так громко, что спугнули уток и гусей на другом бережке. Те захлопали возмущенно крыльями, вызывая у нас новые взрывы смеха. Наконец мы устали смеяться. Этьен уставился на проплывающие в небе облака, закусив травинку.
– А скажи, – присела я над ним, – как ты понял, что можешь целить?
– Никак. Просто взял Клодин и думал, как помочь, что хочу помочь. Черт побери, не ожидал, что в ладони все польется кипятком. В первую секунду решил, что с ума схожу.
Я понимающе кивнула:
– А ты теперь тоже чужие боли чувствуешь?
– Боли? – подумал Этьен и отрицательно махнул головой: – Нет, только когда эта дрянь в руки впитываться стала.
– Везет, – вздохнула я, – а я без золотого кокона не могу среди людей находиться. Все чем-то да больны. А порой когда уж слишком сильные чувства людей одолевают, я их тоже ловлю, не только боль.
– Бедная моя, – Тити взял меня за руку.
– Нет, теперь я богатая, у меня же есть ты, – вздохнула я, замирая от прикосновений его пальцев. – Так не хочется ехать в Париж, хоть и надо…
– Ты мое мнение знаешь.
– Но ведь мадам Тэйра права…
– Вот когда буду тебе мужем, посажу дома и никаких тебе графьев и алхимиков!
– Да ты строгий.
– А ты думала! Хорошо хоть сегодня мы никуда не едем, – радостно объявил Этьен. – Маман настояла на том, чтобы мы остались.
– Я ее побаиваюсь, если честно.
– О-ля-ля! Да не будет она руки распускать, – хмыкнул он, – после того как ты исцелила Жу-Жу, и подавно. И рука у нее совсем не тяжелая. Чего там бояться?
Я поежилась:
– Нет уж, спасибо. Пожалуй, обойдусь без затрещин. Меня даже в монастыре не секли ни разу. Я к подобному обращению не привыкла. И привыкать не собираюсь.
– Ну, маман устраивает праздник, так что, думаю, сегодня мы скорее отхватим от нее жареного барашка, чем нагоняй. Тем более что разгон мы уже получили.
– Тебе бы все шутить.
– А что за кокон? – перевел тему Этьен. В его глазах светилось искреннее любопытство.
И я рассказала ему обо всем: о коконе и о потоках. О черной книге в кабинете его отца, что отзывается на прикосновение и осыпается серебряной пылью, в которой, судя по рисункам, обо всем этом написано. О рубине. И, наконец, о привидении в доме чернокнижника.
– Как только узнает свое имя, она освободится и улетит, куда душам после смерти положено. Я потом выяснила, что ее зовут Франсетта, – со вздохом добавила я.
– Франсетта! – удивленно воскликнул Этьен. – А отец сказал, что она уехала в деревню, к родителям. Вроде заболел там кто-то.
– Ты еще веришь его словам?
– Ну… нет.
Я нахмурилась:
– Пообещала ей помочь, а теперь ума не приложу, как появиться в Перуже, не говоря уже о вашем доме. Нехорошо вышло, она ведь томится…
– Не переживай, привидению торопиться некуда. Как будет возможность, так и освободим, – похлопал меня по руке Этьен.
* * *Каким же чудесным был этот день! Солнышко ласкало теплыми лучами, щебетали птицы, и все нам улыбались, не только крестьяне, что встречались на пути, даже посторонние собаки, лошади на выгоне, ослик в повозке и полосатый кот на пригорке.
Пока в доме суетились и шумели, готовясь к праздничному обеду, мы с Этьеном бродили по округе, держась за ручку. Из сада в рощицу, из рощицы на луг, с луга к замку, не замечая пройденных лье. Ни матушка, ни мадам Тэйра не возражали, и никто нам не мешал. Разве только Клодин бегала за нами хвостиком и нет-нет, выпрыгивала из кустов с радостным криком: «Жених и невеста! Жених и невеста! О-ля-ля!»
Мне не верилось, что это о нас, и чудилось, будто не солнце освещало уютный городок, а наше счастье. Теперь я смотрела на возвышающиеся неподалеку белые башни Анси, и никаких чувств они у меня не вызывали. Подумаешь, какие-то недобрые каменные стены! А тут Тити нежно гладит мою руку – это куда лучше!
Любимый рассказывал мне о дружке Базиле, с которым они шалили в Перуже, об охоте и лошадях, в которых он был, как выяснилось, большой знаток. Поведал Тити и о своей сумасшедшей жизни до меня, сплошь состоящей из драк и приключений. Возможно, он хотел выглядеть в моих глазах героем, но я лишь робко надеялась, что после свадьбы Этьен все же остепенится…