Екатерина Флат - Любовь и магия-2 (сборник)
– Сколько же еще лет мозоли топором натирать…
На что Тайдерен, задумчиво глядя в туман, ответил:
– Не знаю, как тебе, Ханралл, но мне недолго. Пусть слышат боги, но мне осточертело видеть ее и любить ее только на проклятом гнилом рыбацком мостике!
– Ты что это имеешь в виду, мать твою?
Тайдерен не ответил. Лишь продолжал смотреть в туман, будто видел там что-то, открытое ему одному.
И не нужно было быть магом или провидцем, чтобы заранее предсказать случившееся в ночь Желтой Зари.
Желтой Зарей называли ночь, отделявшую осень от зимы, когда по небу, едва успевшему почернеть после заката, начинал свой путь исполинский факел, заливавший весь Первый Мир своим загадочным желтоватым светом. Жрецы говорили, что это Таийе, богиня разрушения, отвергнутая Солнцем, рыщет по небосводу, чтобы сжечь занявшую ее место Йенфли-Луну. Когда-нибудь они столкнутся, говорили жрецы, и тогда весь мир погибнет в этом желтом сиянии. Кто-то считал все это чепухой, а один алхимик из Кларста вообще имел наглость утверждать, что Желтая Заря – какой-то гигантский камень, горящий от того, что трется о воздух! Представляете, о воздух! Я вот думаю – приходилось ли этому глупцу когда-нибудь тереться о воздух? Или спотыкаться? Или разбивать свою глупую голову? Вот и жрецы так решили, за что алхимика и четвертовали… Но что-то я отвлекся, дери демоны старческие мозги… Итак, Тайдерен. Тайдерен и Семтра, да. В ночь Желтой Зари Тайдерен вновь сбежал. И все бы ничего, но на этот раз получилось не как обычно.
Потому что утром он не вернулся.
Конечно, случалось всякое. Кто-то, перебрав лишнего, засыпал в объятиях Басси-Хохотушки на втором этаже «Свиного Рыла». Кто-то просто-напросто принимал придорожную канаву за лучшее место для ночлега – особенно в сравнении с казармой, – и оттуда бедолагу и вытаскивал утренний патруль.
А кто-то пытался сбежать.
И вряд ли префекта-командующего вообще заинтересовала бы отлучка обыкновенного рядового, если бы речь шла не о его личном писаре. Поэтому уже к обеду деревушку за стеной перевернули вверх дном, обшарив все, от лачуг с сараями до колодцев и кроличьих нор. И, конечно же, ничего не нашли. Но самым интересным Мисию показалось другое – все жители поселка клялись и божились Адорной и всей Старшей Девяткой, что Тайдерена и вовсе не встречали. А если он отлучился из гарнизона и направился не в деревню… то куда же он подевался?
Очень быстро случилось то, чего и следовало ожидать: Мисий поинтересовался, кто был дружен с беглецом больше других. Надо ли говорить, что множество пальцев тут же указало на меня?
– Ханралл, если я не ошибаюсь? – пропищал префект, оказавшись рядом со мной в компании двух трибунов-заместителей. Я как раз брел на вырубку и вытянулся по стойке смирно, морщась от боли в уставшей от упражнений с мечом спине. – Рядовой Ханралл, я буду говорить быстро. Мне нужно знать, где искать вашего приятеля, этого негодника Тайдерена.
Я молчал.
Послушав, как из моего рта не доносится ничего, кроме запаха лука, Мисий вздохнул и сказал:
– Знаешь, я не хочу тратить время и пытаться вытянуть из тебя нужные мне слова. Я мог бы приказать выпороть тебя и превратить твою спину в кровавую рвань. Мог бы придумать еще что-нибудь. Но знаешь, что я думаю, Ханралл? Я думаю, что жадность – куда лучшее средство для того, чтобы развязать чей-то язык. Поэтому я спрошу еще раз, и хорошенько подумай, прежде чем ответить.
Он запустил руку в карман и достал золотой релен – один из тех, что называли «огнекрылами» из-за выбитого на аверсе древнего вымершего чудища – герба линтарии.
– Где. Мне. Искать. Тайдерена? – отчеканил жирдяй. И вы наверняка думаете, что я не сдался и не выдал друга.
Ни хрена подобного. Я сдал его с потрохами.
– У него есть женщина. Они встречаются по ночам на рыбацком мостике ниже по течению, – сказал я, разглядывая свои грязные сапоги. – Ее зовут Семтра, и она из Детей Реки…
– Дети Реки? – почти выплюнул Мисий и поморщился. А потом, поразмыслив, сказал трибунам: – Что ж, пойдемте. Проведаем любовное гнездышко моего писаря. И этого тоже захватите.
Один из трибунов толкнул меня в спину, и я последовал за префектом.
Направляясь на юг, мы миновали грязную, разбитую телегами сельскую улочку и, оставив позади небольшую рощицу, поднялись на холм, с которого в хорошую погоду был виден мостик в излучине реки. Несмотря на туман, его и сейчас можно было разглядеть. А еще было заметно, что он совершенно пуст.
– Что ж, господа, – вздохнул Мисий, поворачивая обратно. – Этого я, честно говоря, и ожидал. Значит, придется немного поплавать.
И пока мы шли назад к крепости и усаживались в лодку, моя тупая голова медленно, но верно подсказала мне, куда нам предстоит отправиться.
Налегая на весла, мы понеслись вниз по течению к острову Детей Реки.
До сих пор я никогда не был там, хотя некоторые наши и плавали к «речникам», как их прозвали, чтобы продать какую-нибудь безделушку. Еще до того, как темный силуэт острова показался в тумане, в нос ударил запах рыбы. Мы принялись лавировать среди множества суденышек, покачивавшихся на волнах у одного из причалов, пока, наконец, и сами не смогли привязать лодку и высадиться на скользкие, покрытые водорослями деревянные мостки. Тяжело пыхтя, Мисий вывалился на причал, как бочка с рыбой, и, отдуваясь, решительно направился к берегу. Трибуны, подгоняя меня, последовали за ним.
Вскоре из белой мглы выступили очертания домов. Хижины Детей Реки чем-то напоминали деревья: узкие внизу, у каменных оснований, на верхних этажах они становились бревенчатыми и расширялись, подпираемые деревянными столбами или старыми шпангоутами. Дома нависали над узкими мощеными улочками, превращая их в темные тоннели, лишенные даже того бледного света, который проникал сквозь туман. Там, где ступени вели с причала на берег, было что-то вроде небольшой площади, на которой громоздились пустые ящики, бочки и перевернутая вверх днищем лодка, обросшая зеленоватой коростой ракушек.
Нигде не было видно ни души.
Но стоило нашему маленькому отряду ступить на влажные мостовые камни, как из множества переулков, примыкавших к площади, начали появляться расплывчатые, неясные тени. И прежде чем первые из них вышли из тумана, я отчего-то решил, что это призраки, слуги темной богини Сэти, и они пришли по мою несчастную душу. Но вскоре туман перестал скрывать их лица, и я убедился в том, что и так знал: я – суеверный дурак.
От людей с берега – так они называли всех чужаков, «люди с берега» – Дети Реки отличались лишь бледной, отливающей синевой кожей и лицами, покрытыми татуированными узорами. Да еще вечно подозрительными, настороженными взглядами.
– Чего вам тут надобно? – с присущим «речникам» акцентом спросил один из них – высокий, широкоплечий, одетый в шубу из волчьего меха. Длинные волосы скрывали половину его лица, но другая половина позволяла понять: он был совсем не дружелюбен.
– Побольше уважения. Вы говорите с префектом Его Высочества линтара… – начал трибун, но человек в волчьей шубе, презрительно махнув рукой, перебил его:
– Земля Вашего Высочества заканчивается там, откуда вы приплыли. Здесь наша земля. Так что я еще раз спрошу – чего приперлись?!
– Земля Его Высочества – там, где пожелает Его Высочество, – пропищал Мисий, и я тогда с удивлением подумал, что храбрости этому писклявому комку жира не занимать. – Но мы прибыли сюда не затевать ссору. Мы прибыли потому, что один из наших солдат сбежал из казармы и укрывается на вашем острове.
Я увидел в толпе людей с мечами и луками и почувствовал, как в горле от страха появился ком.
– Что-то я не думаю, что они станут иметь с нами дело… – прошептал я стоящему рядом трибуну, но он лишь усмехнулся.
– Смотри. Плохо ты их знаешь.
Человек в волчьей шубе прищурился и почти прошипел:
– Чужак на нашей земле?
– Именно так, – продолжал пищать Мисий. – У нас есть все основания полагать, что он прячется в доме молодой женщины по имени… как там ее звать, Ханралл?
– Семтра, – выдохнул я, чувствуя, как изнутри, будто рой ос, жалит предательство.
Толпа вдруг развернулась, уставившись на мужчину с седыми волосами и покрасневшим лицом любителя начинать день с чего-то покрепче воды. Человек в волчьей шубе что-то сказал ему. Краснолицый пожал плечами и пробормотал что-то в ответ. «Волчья шуба» сказал еще что-то – громче и со сталью, звенящей в голосе. Красномордый примирительно поднял руки и что-то заблеял.
– Мы немедленно уладим это недоразумение, – сказал человек в шубе волка, повернувшись к Мисию. – Это отец Семтры, и он знал, что она кого-то привела в дом, но не подозревал, что это один из ваших.
– У нас девка, посмевшая без ведома отца притащить мужика в дом, крепко отведала бы отцовского кулака! – подал голос один из трибунов. «Волчья шуба» посмотрел на него, оскалился и ответил:
