Галина Манукян - Ученица чародея
Я истошно закричала.
* * *– Остановите! – стучала я кулаком в стенку.
Экипаж резко дернулся, и я едва не влипла лбом в черную перегородку. Хватаясь за поручни, я буквально выпала из кареты. Солнце ослепило меня на миг.
– Скорее! Вытащите его! – выдохнула я еле слышно.
Големы-стражники услышали приказ и, не раздумывая, прыгнули в горную реку. Их тут же подхватило течением и понесло прочь, словно щепки. А затем я увидела Этьена. Он плыл почти в двух дюжинах туазов от моста – еще немного и скроется за поворотом извилистого берега Уаньен. Но не от того я почувствовала ужас и покрылась холодным потом, а от того, что кудрявую голову Этьена окружило со всех сторон зловещее чернильное пятно. Я попыталась представить белые вихри, как тогда у озера. Но ничего не вышло. Совсем ничего. Силы покинули меня, и я медленно сползла на мостовую у колес.
Чернильное пятно растеклось почти до обоих берегов, поросших елями, и жадно заглотило стражников, заставив реку взреветь и вздыбиться, как во время бури. Непроглядный густой дым поднялся, скрыв голову Этьена, и на мгновение показалось, что я вижу во мраке над водой торжествующие глаза демона с красными, продолговатыми, как у кота, зрачками. Словно он сказал: «Я забрал свое».
Дым потянулся и ко мне, но с гор ему навстречу ударил порыв ветра, едва не перевернув карету надо мной. Та затряслась, жалобно заскрипела пружинами. Шквалистый ветер ударил снова, и взбешенная Уаньен унесла демоническую сущность куда-то за рыжий утес. Все затихло.
Вспениваясь у валунов и неровной кромки берега, горная река продолжала быстро и беспощадно катить синеватые волны к югу. А я, онемев, съежилась в тени экипажа в самом центре моста, еще надеясь разглядеть в голубом изгибе реки Этьена. Тщетно. Он сгинул в прожорливом чреве демона.
* * *Словно из другого мира в мои уши ворвались звуки – мужские крики с берега, топот ног, ржание лошадей, собачий лай. Мне было все равно, что там происходит. Этьена нет… И я обмякла, схлопнулась, безжизненная и пустая, будто распоротый ножом кухарки рыбий пузырь.
Боковым зрением я увидела французских солдат в синих мундирах с красными отворотами. Французы оживленно размахивали руками и бежали ко мне от пограничной заставы. Судя по пыльным сапогам, щелкнувшим каблуками по обе стороны от моих коленей, Де Моле и начальник стражи встали, как часовые, на защиту своей госпожи.
– Мадемуазель! Мадемуазель! Что с вами? Что произошло? – будто в тумане наклонялись ко мне, мелькали простые, бородатые лица французов. – Вам нужна помощь? Мадемуазель!
Хотела поднять голову, но это показалось слишком тяжелой и ненужной работой. Надо было что-то ответить кинувшимся ко мне на помощь солдатам, но даже рта раскрыть я не смогла. Я оцепенела.
Немые слезы застыли где-то посреди горла, мешая дышать. Грудь сдавило под прессом мыслей: Этьен только что был здесь… Обнимал меня… Ласково… Заботливо… Пил вино и жевал лепешку. Дрянную, сухую лепешку. Потом вдруг сошел с ума. И теперь его нет. Совсем нет. Ничто больше не имеет значения. Ни дар, ни род, ни чертов рубин. Убейте меня, люди.
– Эй, разойдитесь! – прозвучал смутно знакомый голос, и на обступивших меня солдат упала тень. – Мадемуазель – графиня де Клермон. Ее похитили.
«…графиня… какая графиня?» – безразлично подумала я, оседая все ниже. От падения навзничь меня удерживали только спицы широкого колеса за спиной.
– Вот оно что! Видели мы! Так то разбойники спрыгнули с кареты в реку. Да их утянуло сразу, изуверов. Нечисть жуткая. Чур меня, чур! Да вам показалось, мсьё Рико. Вечно везде чертовщину видите. Нетушки, вот те крест! Ах, бедняжка! Ей, кажись, досталось, – галдели французы и цокали языками. – А эти чурбаны кто? Кто вы, мсьё? Чего молчите, мсьё? Тот кривой вроде из благородных. Уф, глянь, перстень какой… Простите их, господин. А тот савоец, я его где-то видел, зуб дам… Ой, а она не помирает?
Я ни о чем не думала, вяло чувствуя, как слизкий холод ползет по рукам и ногам, постепенно приближаясь к сердцу. Скорей бы.
Перед моим плывущим взглядом возникли громадные носки стоптанных коричневых сапог. Подошедший, видимо, оценил стеклянные глаза Де Моле и начальника стражи и со знанием дела сказал:
– Вы – ее слуги.
– Да, я служу госпоже, – отчеканил де Моле.
– Тогда расступитесь-ка. Вашей госпоже нужна помощь.
Владелец гигантских сапог склонился надо мной, и сквозь белесую пелену я увидела встревоженное лицо Огюстена. Едва заметный намек на радость мелькнул в моей душе и сразу погас.
– Что же это, мадемуазель Абели!? Эх, мадам Тэйра как в воду глядела… Мадемуазель-мадемуазель, погодите, не умирайте. Вам еще жить и жить. – Огюстен сграбастал меня в охапку и, подняв легко, как дохлого котенка, гаркнул: – Господа военные, а врач у вас тут имеется?
– Есть, покажем. Хороший. Зубы дерет, кости вправляет… всем лекарям лекарь!
И при слове «лекарь» меня вывернуло прямо на жилет Огюстена.
– И то ладно. Значит, живая, – пробормотал он.
Глава 27
Цокали копыта, покачивалась карета под жалобное поскрипывание пружин. За окном мелькали деревья. Моя голова и рука покоились на чьей-то широкой груди, нос уткнулся в мягкую ткань сюртука. Ухо щекотала прядь волос, развеваемая ветром.
Чувствовала я себя неважно, но от того, кто был рядом, исходило теплое умиротворение и ощущение чего-то родного. Мое сердце радостно забилось, и я прошептала:
– Этьен!
– О! Наконец-то вы очнулись, мадемуазель Абели! Это не Этьен, это всего лишь я, – с радостью, смешанной с легкой досадой проговорил Огюстен.
К своему смущению, я поняла, что прильнула к груди великана, обняв его так, что от репутации приличной девушки уже не осталось камня на камне. Святая Клотильда, что происходит?!
– Простите, забылась, – пробормотала я и отодвинулась. Впрочем, сиденье показалось узким или Огюстен был настолько большим, что особенно отодвигаться было некуда.
Огюстен поправил съехавшее с моего плеча одеяло – «Гм, а откуда оно взялось?» – и заботливо спросил:
– Как вы, мадемуазель Абели? Я очень переживаю за вас.
– Благодарю, – начала я и запнулась, ибо для описания моего состояния лучше всего походили бранные слова и сравнение с рваным башмаком, по которому проехала не одна четверка тяжеловозов. К тому же я не понимала, где нахожусь и почему, какое время суток и куда мы едем. Поэтому лишь пробормотала: – Благодарю, сносно.
Огюстен радостно вздохнул.
– А я, признаться, уже думал, что зря послушал вас, и нужно было дать вам отлежаться в Сен-Мартэне. Вы ведь чуть не умерли, как сказал доктор. Но вы так настаивали, что надо ехать, даже кричали и плакали, – извиняющимся тоном сообщил Огюстен, подтыкая под меня одеяло с внешней стороны, – и я приказал запрягать.
– Я? Настаивала? Сен-Мартэн? – промямлила я, поднимая непонимающие глаза на великана.
Нет, вряд ли он меня обманывал, уж слишком доброе у него лицо. Но отчего такая трогательная забота в глазах? Он же меня боялся и сторонился.
– Как, не помните?! Конечно, вы. Хотя доктор предупреждал, что возможен делирий и провалы в памяти, – кивнул Огюстен. – Ох, и напугали вы меня, мадемуазель!
– Что напугала, помню, – заметила я, вспоминая стеклянные глаза своего первого Голема и его злоключения, тут же в памяти ожила страшная ночь в подземелье, и я вздрогнула. – Простите меня, мсьё. Поверьте, это не повторится. Я научилась себя контролировать. Даже в подвале у инквизиторов не стала думать о вас, чтобы не причинить зла. Довольно с вас моих ошибок!
– Инквизиторы?! Ах, святой Бонифас! А мы-то гадали, кто похитил вас и что произошло. Неудивительно, что вы были едва живы, когда я вас нашел, – вытянулось лицо Огюстена, но пару мгновений спустя его глаза засветились иным блеском: – Однако позвольте выразить, сударыня, бесконечное восхищение вашим мужеством и неравнодушием к моей скромной персоне! Я несказанно рад, что мадам Тэйра именно мне поручила перейти границу, чтобы искать вас в Сен-Мартэне, пока остальные отправились прочесывать лес. Я рад, что нашел вас и смог помочь. Пути Господни неисповедимы. И, Господь свидетель, я нисколько не держу на вас зла за ту мезавантюру, в коей мы с вами оказались. Сначала я был сердит, не скрою, но мадам Тэйра мне многое пояснила, и теперь, напротив, я счастлив послужить хоть немного такой неординарной особе, как вы. Для меня – большая честь сопровождать графиню де Клермон-Тоннэр в Париж!
Огюстен тряхнул вихром и страстно припал губами к моей руке, смутив меня еще больше.
– Позвольте, – я все-таки попыталась отстраниться от великана как можно дальше, – я графиня лишь наполовину. И я думала, что вы жаждете расстаться со мной, едва вернетесь во Францию.
Огюстен мягко улыбнулся:
