Алексей Олейников - Тени Авалона
– Всему есть время рождаться и время умирать. Может, и наше время пришло? – Эвелина поправила выбившуюся прядь.
Акробат сердито фыркнул.
– Тогда смерти придется потрудиться, чтобы убедить меня. И потом… – он едко улыбнулся. – Зачем ты спасла парня? Его время явно вышло.
Эвелина не ответила.
Она смотрела вдаль, где по линии пляжа шел широкоплечий человек в рубашке с короткими рукавами и в солнечных очках. Штаны у него были закатаны по колено, на плече висела сетка, полная ракушек.
Легкая улыбка тронула ее бледные губы:
– Джей…
– Много наловил? – первым делом спросил Эдвард, когда Джей Клеменс поравнялся с ними.
Сержант покачал сеткой:
– На ужин хватит.
– Спасибо, Джей, – поблагодарила Эвелина. – Садись.
– Отлично, – Эдвард хлопнул по коленям. – Жаль, что море не выбрасывает бутылки вина. У нас осталась последняя бутылка божоле. Придется ехать в город. И кто же это будет?
– Я вот подумал. Вы же Барды, – сказал Джей. – Из Магуса.
– И?
– Ладно, Эви больна, но вот ты мог бы сыграть крабам какую-нибудь песенку? Чтобы они сами в сетку залезали?
Эдвард поморщился.
– Это же пустяк, – сказал Джей. – Сыграй, Эд.
– Не дразни меня, солдат, – Эдвард повел арбалетом. – Все может кончиться не так, как ты рассчитываешь.
– Хватит, мальчики, – Эвелина вскочила, отряхнула юбку. – Я есть хочу.
Глава девятая
На полигон Ловцов ночь упала сразу. Едва солнце село, она задернула бархатный полог, выгребла из карманов и рассыпала звонкую мелочь и жемчужную звездную пыль.
Они с Тадеушем разбили лагерь на гранитном останце, поднимающемся над сосновым бором. Арвет любил сосны. Сосны Внешних земель.
Но чего ждать от лесов Авалона?
Дриад не было, но он слышал, как кто-то бродит кругами вокруг их стоянки, то приближаясь, то отходя, не пересекая некоторого незримого круга. Так и должно быть, это же безопасная зона.
По ту сторону костра спал волк с белой грудью. Тадеуш предпочитал находиться в этом облике, говорил, что так быстрее заживают раны.
Он был неплохой парень, этот Тадеуш, но Арвету все равно было немного не по себе в его обществе.
Странное место – полигон Ловцов. Тут все странное. Люди, нелюди, волшебные существа, их действия и поступки. Чтобы привыкнуть, Арвет старался подобрать подходящие примеры из прошлой жизни.
Служба Вольных Ловцов походила не на какое-то государственное учреждение, а скорее на клуб по интересам. Так мог бы выглядеть школьный кружок охотников за нечистью.
На первый взгляд буйная вольница, где каждый сам по себе, и эта ветхая японка ни с чем не может управиться, кроме своего веера. Но когда требуется, СВЛ превращалась в организацию железной дисциплины.
Арвет привык наблюдать и думать, на Севере кроме этого часто нечем заняться. Он видел, как смотрят на Юки Ловцы. Они верили ей, и слов «Так велела госпожа Мацуда» хватало, чтобы самые буйные сотрудники СВЛ смиряли свой нрав.
Было немного обидно, что на первую вылазку их с Тадеушом не взяли.
«Довольно обидно, – признался себе Арвет. – Ладно Тадеуш – на его раны взглянуть страшно. Но я бы точно смог присмотреть за Джен не хуже Ласа».
Но приказ есть приказ. Они остались на Авалоне.
– Махнем на полигон? – предложил тогда Тадеуш. – Чего штаны зря просиживать? Поучишься с мечом обращаться. Только нормальную рукоять сделаем.
Меч сделали в мастерских Сатыроса, Арвет был доволен. Ничего лишнего. Короткая гарда, рукоять, обтянутая кожей авалонской акулы или какого-то волшебного гада, он забыл уточнить. Широкие ножны.
Кузнец сказал, что Арвету повезло. Отброшенные перья стимфалид быстро распадаются, если не окунуть металл в их же кровь.
Так что случайно он добыл неплохой артефакт, на рынках Авалона за него дадут два веса жемчуга. Кузнец и сам был готов купить, не сходя с места, предлагал меч, щит и полный легкий доспех, но Арвета никогда не прельщали ролевые средневековые игры. Он просто хотел привести в порядок добытое перо.
Но все-таки, пока Дженни бьется с чудовищами, он с оборотнем резвится на тренировочном полигоне.
«Это дело священника – сражаться с демонами, – подумал он. – Только какой из меня теперь священник?»
Арвет сел на камень, вытянул меч из ножен. Посмотрел в зеркальную поверхность.
Черный силуэт, ни черт лица, ни возраста, ни пола. Только в глазах две звездные искры.
Он встал перед лицом ночи.
– Я ошибся, да? – выпад, защита, выпад. – Мне надо было оставить ее умирать в пещере? Это было бы по-христиански?
Он не учился фехтованию и наверняка со стороны смотрелся нелепо. Но его не видел никто, кроме зверей из леса. А им достаточно знать, что этим мечом он поверг на землю не одну стимфалиду.
– Или спасти ее от смерти, а потом отдать Хампельману с Бьорном? – удар, разворот, удар. – Пусть полиция разбирается? Она бы не справилась – ну и что? Зато я был бы чист перед Тобой.
Он опустил меч.
– Нет, наполовину не спасают. Значит, я был не прав, когда решил идти за ней на Авалон? – меч рассек ночь. – Ты велик, держишь мир в ладони, не даешь упасть во тьму. Разве идти за своим сердцем – это грех, Господи?
Его ясный взор ножом распорол брюхо небу, и оттуда вывалилась сверкающая звездная искра, хрустальный водопад света прошел сквозь Арвета.
Он успел увидеть, как молнии сшивают края небосвода, а больше не смог… отвернулся, утер лицо.
«Делай, что должен, и будь, что будет, – подумал он. – Но что делать теперь? Сказать Дженни, кем она может стать? Молчать? Станет ли она Видящей, и как быть, если станет? Господи…»
Он убрал меч в ножны.
Надо развести костер. Ночь будет холодная.
Глава десятая
Далеко на севере, на плоскогорье Скандинавских гор, пришла весна.
Снег схлынул, отступил к вершинам гор до пределов ледников. Холодный апрель норвежских гор дарил надежду на новую жизнь. Звенели талые ручьи, прилетели птицы.
Зайцы играли на прогретых весенним солнцем полянах и кидались прочь, едва тень ястреба пересекала их путь или на краю зрения размашистой рысью пробегала лисица. Мыши шуршали в опавшей листве, мостя гнезда из мха и древесного мусора. Соседки-куропатки вили их из стеблей и выстилали сухим мхом, чтобы отложить два-три пестрых яйца. Всякое живое существо радовалось свету и весне, в каждом пела жизнь, и плоскогорье все больше расцветало.
Черная трещина, провал, морщина скал, заполненная спрессованным льдом, одна не поддавалась весне, одна хранила клятву зимней стуже. Вокруг уже цвели цветы, а от трещины и в полдень тек холод.
Звери не приходили пить воду, которой исходил ноздреватый чернеющий снег. Плесень и темный мох одни были свидетелями, как внутри расщелины день ото дня все явственней проступал высокий костистый силуэт.
Однажды на исходе дня лед треснул. Существо выпростало наружу мощную костистую руку, обтянутую бледной кожей. Заостренные ногти сверкали кармином. Рука медленно повернулась, лед брызнул, из трещины поднялся человек. Встал, качаясь, высокий и худой, словно мера длины. Изорванная куртка хлопала за спиной, сквозь разодранные штаны проглядывало голое тело, отросшие светлые волосы трепал холодный ветер. Человек раздвинул смерзшиеся ресницы и взглянул на запад.
Это был день, когда Дженни заплатила одержимой Маргарет Дженкинс за информацию своей кровью.
* * *– Погоди, Дженни… – Роджер сделал затяжной глоток из большой кружки, утер рот. – Дай минутку. Два дня назад главные проблемы у нас были – где найти еду, укрытие и как оторваться от этой нечисти. А тут вы как снег на голову, да еще с такими новостями.
Он поставил кружку:
– Я-то дам показания, конечно. Остальных вы пока не нашли?
– Германика говорит, они где-то во Франции.
– А суд через два дня? – Роджер покачал головой. – Нам бы собрать всех.
Он посмотрел в темноту, за спину Дженни. Она не оборачивалась, знала, что там, в темноте. Два зеленых огня.
– Он по-прежнему не отзывается?
Дрессировщик устало вздохнул:
– Нет. Я уже переговорил со всеми зверодушцами в Башне. Никто понятия не имеет, как и где Фреймус запер его душу. Завтра пойду в библиотеку, может, накопаю что-нибудь.
Роджер Брэдли с книгой в руках? Дженни не могла этого представить.
– А если спросить у колдуна? – сказала она. – Поторговаться…
– Хочешь дать Фреймусу лишний козырь? – усмехнулся Роджер. – Глупая затея. Не бойся, прорвемся. Главное, тварь с хвоста сбросили… Лучше скажи, что с тобой-то?
– Третий глаз вырос? – устало улыбнулась девушка.
– На маму очень стала похожа. В первый раз, когда она приехала в цирк с Робом, я был немного не в форме… – Роджер ухмыльнулся. – Помню, сильно перебрал накануне. Сижу на пороге, башка трещит, как будто там рота пьяных барабанщиков, и так хреново, хоть в пасть к медведю лезь. Сижу я, значит, ненавижу все, что движется. А тут Эдна. С чемоданом. Красным. На колесиках. Едрить твою налево. Просто тростиночка, талия – двумя пальцами переломить можно, глазищи синющие. И вот посмотрела она, и тут мне как ладонь на лоб положили – холодную, мягкую, нежную. И все разом прошло. А главное, знаешь что?
