Ульяна Бисерова - Верхом на Сером
– Это… удивительная история. Но это точно не про меня. Это кольцо мама совершенно случайно нашла в какой-то антикварной лавке в Стамбуле, – сказала Сашка.
Она вдруг ясно вспомнила, как они – Сашке было тогда около четырех лет – зашли в магазин без вывески на одной из бесчисленных узких безымянных улочек старого города – маме приглянулась цветастая шаль. Пока продавец – высохший, словно чернослив, араб – заворачивал покупку, они с азартом рылись в корзинке с разным мелким хламом, который годами скапливается в ящиках старых шкафов – пуговицы от давно истлевших вещей, разрозненные сережки, брошки с пустыми гнездами от выпавших самоцветов… И одновременно приметили тускло блеснувший камень, похожий на воду старого пруда. Казалось, он излучал теплый, мягкий свет. Мама примерила кольцо: на ее по-птичьи хрупкой кисти оно смотрелось избыточно массивным, но от него веяло такой сочной экзотикой, что она все же решила его купить. Впрочем, старьевщик даже не взял денег за эту безделицу.
– Это кольцо могло путешествовать по мирам много-много лет, но лишь избранному было под силу раскрыть его тайну и отворить сквозной путь, – заключила королева Мэб. – Оно само находит достойного владеть им. И никогда не дастся в руки проходимцу с черным сердцем. Да, тебе еще многому предстоит научиться. Но об этом мы поговорим после. А сейчас все, что тебе необходимо, – это сон.
– Но я совсем не устала, – возразила Сашка, пытаясь подавить зевок.
Но королева уже хлопнула в ладоши, и из потайной дверцы показались феечки со светильниками в руках.
Спустившись на залитую лунным светом поляну, Сашка увидела силуэт Серого, который чутко прядал ушами и всхрапывал, прислушиваясь к звукам ночи. Неподалеку от него сидела Эвейн. На ее коленях лежала голова Тобиаса, и девушка ласково гладила его по волосам. Сашке стало стыдно, что она оставила друзей и распивала чай в гостях у повелительницы фей.
– Как он? – спросила она у Эвейн.
– Все хорошо. Он спит. Рана уже не кровоточит, – подняла глаза охотница.
Сашка легла в траву. В черном небе мигали миллиарды ярких звезд. Она слышала стрекот цикад, тихое журчание ручья и спокойное дыхание Тобиаса. Через мгновение ее глаза стали неудержимо слипаться.
– Что рассказала королева фей? – после долгого молчания спросила Эвейн.
– Это мамино кольцо занесло нас в этот мир. Надо понять, как это работает, чтобы вернуть нас домой. Искобальд должен знать, – пробормотала Сашка сквозь сон.
Проснувшись поутру, девочка вновь поразилась первозданной красоте мира. Кромка неба окрасилась багрянцем и золотом, по росистой траве стелился легкий туман, и в предрассветных молочных сумерках медленно проступали очертания леса и холмов. Сашка умылась в ручье, плеснув в лицо студеной воды. Несмотря на ранний час, она чувствовала себя бодрой, полной сил и зверски голодной. Так что угощение, которое она приберегла со вчерашнего пиршества у королевы фей, пришлось им с Эвейн весьма кстати.
Тобиас тоже пришел в себя. На месте раны остался тонкий розоватый шрам, и, хотя парень был еще слаб, самолюбие не позволило ему принимать заботливую опеку девушек. Но когда Сашка, вне себя от радости, стиснула его в объятьях, он закряхтел и невольно сморщился от боли в боку.
– Ох, прости, Тобиас, я не нарочно, – осеклась Сашка. – Как ты?
– В порядке. И буду чувствовать себя еще лучше, если мы поскорее уберемся от этих назойливых щебечущих стрекоз, – кивнул он в сторону фей. Те в ответ возмущенно загудели. Надо сказать, что мальчишек (как, впрочем, и всех представителей мужского пола – от горластых младенцев до седовласых старцев) феи считают весьма неудачной, «бракованной» разновидностью людского племени.
В это мгновение заросли раздвинулись, словно кулисы в любительском театре, и перед компанией предстал маленький смуглый человечек с заостренными ушами, вздернутым носом, косящими голубыми глазами и ухмылкой, от уха до уха расплывавшейся по лукавой веснушчатой физиономии. Он приосанился и важно надул щеки, пытаясь произвести впечатление, но уже через мгновение прыснул со смеху.
– Глазам своим не верю… Это же… Пак! Мне бабушка про него сказки рассказывала… – прошептала Эвейн.
– Совершенно точно, он самый, – с достоинством ответил человечек, ростом едва доходивший Тобиасу до плеч. Весь его вид – от темно-синей шапочки на макушке, похожей на цветок полевого колокольчика, до мохнатых босых ног – невольно вызывал улыбку. – Сегодня именно мне выпала честь проводить вас до лесного озера, на берегу которого стоит дом Искобальда.
При этих словах Серый и Сашка обменялись взглядами. Не мешкая, компания двинулась в путь.
– Пак, а расскажи о существах, которые населяют этот мир, – попросила Сашка, изнывая от любопытства.
– Ну, цветочных фей, обитающих в Мировом Ясене, вы уже видели. В речных заводях обитают мермейды, на забытых тропках можно встретить гордых альвинов, в горах на востоке живут дварфы, на северной пустоши – великаны, в болотных топях – гоблины, а в скалах у моря – мрачные тролли. Да мало ли кто еще!
– А ты кто?
– Я – просто Пак, и этим все сказано, – с нескрываемой гордостью заявил он. – Я такой один, сам по себе.
– Наверное, это ужасно грустно, – пробормотала Сашка, но Пак, беспечно насвистывая веселый мотив, уже забежал вперед, уводя их все дальше в лес.
Они пробирались лесными тропами, и Сашка не уставала прислушиваться – ее не покидало странное чувство, что весь лес наполнен шепотками и разговорами. Вдруг прямо перед ней на куст жимолости опустилась красногрудая птица. Распушив перышки и опробовав горлышко переливчатой трелью, она прикрыла глаза и проникновенно вступила:
– Солнце пресветлое лучами согреет
каждую малую птаху и каждый цветок
светом своим благодатным, который
к жизни пробудит спящий до срока росток…
– Какая красивая песня! – восхищенно произнесла Сашка.
– Обычный пересвист, – пожал плечами Тобиас.
– Как? Ты что, не слышал? Он приветствовал солнце! – возразила Сашка.
Тобиас уставился на нее во все глаза.
– Ты что, сбрендила? Или скажешь, что птичий язык уже понимаешь?!
Сашка смерила его недоуменным взглядом – неужели притворяется? Но и Эвейн улыбалась той ласковой и чуть снисходительной улыбкой, с какой взрослые и серьезные люди привыкли слушать детский лепет.
– Но мне же… не показалось, – пробормотала Сашка, уже сомневаясь в своей правоте.
– Разумеется, нет! – вмешался в разговор выскочивший из кустов Пак.
– Но как? Почему я понимаю, о чем поет птица или говорят цветочные феи, а Тобиас и Эвейн – нет?
– Все просто – на тебе же кольцо Ладмира. Оно открывает множество чудесных вещей, и одна из них – умение не только слышать, но и понимать язык зверей, птиц, деревьев и цветов.
– С ума сойти… А что, травинки тоже разговаривают? – прошептала Сашка.
– Конечно! Ужасные сплетники! От их болтовни быстро устаешь, – хитро улыбнулся Пак.
– Получается, и Серого я понимала потому, что у меня было кольцо? – осенило Сашку.
– Да. Но помимо кольца должна быть и очень сильная восприимчивость. Его сила особенно проявляется здесь, в Запредельном мире. А чем отдаленнее мир, тем свойства артефакта слабее. Твой мир находится сейчас почти в самом основании пирамиды, так что то, что ты расслышала мысли Серого, – это настоящее чудо, иначе и не скажешь, – Пак задумчиво поскреб лохматый затылок и вновь увлек их за собой в чащу леса.
Наконец они вышли к тихой речной заводи. Под раскидистой плакучей ивой, ветви которой склонялись до самой воды, стоял небольшой дом из светлого ракушечника. Перламутровые осколки раковин в камнях поблескивали на ярком солнце.
– Тс-с-с, – Пак приложил палец к губам, расплывшись в озорной улыбке. Он осторожно, бесшумно переступая, пробрался к задремавшему за удочкой старцу и вдруг заверещал ему в самое ухо: – Клюет же! Весь улов проспишь!
Рыбак вскочил, опрокинув ведерко; вода расплескалась, и пескарики, извиваясь, упрыгали обратно в воду.
– Ну Пак, ну проказник! – захохотал старик, утирая глаза рукавом.
Тут он заметил всю честную компанию и насупил брови, хотя в глазах по-прежнему сверкали лукавые искорки.
– А-а-а, вижу, молодой баронет пожаловал в гости, – насмешливо протянул он.
И конь сделал самый элегантный поклон на запястье, который Сашке доводилось видеть в своей жизни: согнув левую переднюю ногу в колене, он вытянул правую вперед и, по-лебединому изогнув шею, низко склонил к ней голову, коснувшись гривой земли.
– Ну, по крайней мере, твои манеры стали заметно лучше с нашей прошлой встречи, – проговорил Искобальд. – Сколько лет уж минуло с тех пор, не припомню?
Серый заливисто заржал.
– Сто четыре года, восемь месяцев и десять часов – три лошадиных века по земному календарю, магистр, – расслышала Сашка.
