Уильям Гибсон - Нейромант (сборник)
Парень даже бровью не повел.
– Он в «Джекмане», – сказал он. – Это на Ричмонд-роуд, над «Неликвидами».
Дейк позволил «спаду» растаять прямо во время набора высоты.
«Джекман» занимал почти весь третий этаж старого кирпичного дома. Сначала Дейк нашел «Дешевую распродажу армейских неликвидов», а затем щербатую неоновую вывеску над темным вестибюлем. Тротуар перед фасадом заполняли неликвиды совсем иного рода – изувеченные ветераны. Некоторые воевали еще в Индокитае. Старики, потерявшие глаза под азиатским солнцем, сидели бок о бок с трясущимися мальчишками, которые нанюхались микотоксинов в Чили. Дейк почувствовал сильное облегчение, когда за ним, шурша, закрылись побитые двери лифта.
Пыльные часы «Доктор Пеппер» в дальнем конце длинной призрачной комнаты показывали без четверти восемь. «Джекман», подернутый желтоватым налетом никотина, пропитанный запахами бриолина и политуры, оставался таким же, как и за двадцать лет до рождения Дейка. Прямо под часами висела любительская фотография – с нее смотрели тусклые глаза оленя, подстреленного чьим-то дедушкой. Раздавались удары, стук бильярдных шаров и шарканье ботинок по линолеуму – это кто-то из игроков наклонялся для удара. Откуда-то сверху, из-за зеленых абажуров, на тонкой нити, усеянной бумажными рождественскими колокольчиками, свешивалась мертвая роза. Дейк оглядел захламленную комнату. Никакого визуализатора.
– Еще кого-то принесло, – послышался голос.
Дейк обернулся и встретился со спокойным взглядом лысого мужчины в стальных очках.
– Меня зовут Клайн. Бобби Граф. Ты не похож на любителя покатать шары, мистер.
Ни в позе, ни в голосе Бобби Графа не было ничего угрожающего. Он снял с носа очки и протер толстые линзы. Он напоминал продавца, который когда-то пытался научить Дейка пользоваться устаревшей биокомпьютерной установкой.
– Я играю на деньги, – улыбаясь, продолжал Бобби. У него были белые пластмассовые зубы. – Я знаю, что не очень-то похож.
– Я ищу Крошку, – сказал Дейк.
– А-а-а. – Граф водрузил на нос очки. – Его здесь нет. Поехал в Вифезду, чтобы армейские эскулапы ему трубы почистили.[65] Но он все равно не стал бы с тобой летать.
– Почему?
– Да потому, что ты не нашего круга птица, иначе я бы знал тебя в лицо. Хорошо летаешь? – Дейк кивнул, и Бобби Граф крикнул кому-то в глубине зала: – Эй! Кларенс! Выноси визуализатор! К нам пришел летун.
Двадцать минут спустя, потеряв не только всю наличность, но и «батанг», Дейк шагал мимо изувеченных солдат из «Дешевой распродажи».
– А теперь я скажу тебе кое-что, парень, – отечески произнес Бобби Граф, когда, обнимая Дейка за плечи, провожал его к лифту. – Тебе не выиграть у настоящих ветеранов, слышишь? Я-то ладно – пехтура и пехтура, мне хайп кололи раз всего пятнадцать, может, двадцать. А старина Крошка, он пилот. Он всю службу сидел на игле. Клеточные мембраны истончились так, что мама не горюй… тебе ничего не светит, пацан.
Была прохладная ночь. Но Дейк пылал от гнева и унижения.
* * *– Господи, примитив какой, – заметила Нэнси, когда «спад» с бреющего полета расстрелял груды розового белья.
Дейк закашлялся от злости и сорвал с головы ее шикарное устройство дистанционного управления фирмы «Браун».
– Вот только ты еще не начинай, мисс богатая-сучка-которая-собирается-получить-работенку…
– Да ладно, не бесись. Это не от тебя зависит: просто твоя игрушка – обычная штамповка. Облатка у тебя совершенно дубовая. Может, на улице такой уровень и сойдет. Но по сравнению с нашими курсовиками – это тьфу. Давай я ее тебе перепишу.
– Что перепишешь?
– Твою программу. Эти дешевки пишут шестнадцатеричным кодом, потому что промышленные программисты – смирившиеся хакеры-неудачники. Они так думают и не могут иначе. Дай мне облатку, я ее прогоню через наш кафедральный анализатор, отредактирую, внесу изменения и переведу на современный язык. Уберу все лишние переходы. Это ускорит твою реакцию и вдвое сократит петлю обратной связи. Поэтому ты сможешь летать быстрее и лучше. Я сделаю из тебя настоящего профессионала. Аса!
Нэнси сделала затяжку из бурбулятора и зашлась кашляющим хохотом.
– Так можно? – не веря своим ушам, поинтересовался Дейк.
– А зачем, по-твоему, люди покупают устройства с золотыми контактами? Ради престижа? Черта с два! Высокая проводимость на несколько наносекунд ускоряет реакцию. А скорость реакции решает здесь все, дружок!
– Нет, – упорствовал Дейк. – Если бы все было так просто, у всех давно уже были бы такие фиговины. И у Крошки Монтгомери была бы. У него давно все самое лучшее.
– Ты будешь слушать? – Нэнси резко отставила бурбулятор, коричневая вода выплеснулась на пол. – Железо, на котором я работаю, на три года опережает все, что производится серийно.
– Врешь, поди, – сказал Дейк после долгой паузы. – Или ты действительно это можешь?
* * *Новая программа отличалась от предыдущей примерно как «форд» двадцатых годов от девяносто третьего «лотоса». «Спад» повиновался будто во сне, слушаясь тончайших мозговых импульсов. За несколько недель Дейк научился лихо выполнять фигуры высшего пилотажа. Он выходил против местных подростков и одиночными самолетами, и тройками и неизменно всех сбивал. Дейк испытывал судьбу, пижонил. Аэропланы продолжали падать…
Однажды, когда Дейк прятал в карман очередной выигрыш, от стены отделился долговязый негр. Он поглядел на ламинированные бумажки в руках Дейка и презрительно ухмыльнулся. Сверкнул рубиновый зуб.
– Знаешь, – сказал негр, – услышал я, что здесь завелся некий умник, который умеет летать, но забавляется с детишками…
* * *– Господи, – произнес Дейк, намазывая датское масло на хлебец из водорослей, – да я ими пол вытер, этими ниггерами. А они тоже летуны будьте-нате.
– Чудно-чудно, дорогуша, – пробормотала Нэнси. Она работала над дипломом и как раз вводила данные в машину.
– Знаешь, я думаю, у меня настоящий талант на эту хрень. Ну то есть, да, программа дала мне какую-то фору, но ведь я и сам парень не промах. Я и вправду здорово наблатыкался, понимаешь?
Машинальным движением Дейк включил радио. Древней трескучей медью завыл диксиленд.
– Эй, – запротестовала Нэнси. – Ты соображаешь? Я же работаю.
– Да я только… – Он повертел ручку, и из приемника полилась какая-то медленная романтическая лажа. – Вот. Ну, вставай. Давай потанцуем.
– Ты же знаешь, я не могу…
– Конечно можешь, солнышко.
Он бросил ей огромного плюшевого медведя, а сам подхватил с пола платье, пошитое из лоскутов. Зажал воротник под подбородком и взял платье за пояс и за рукав. Платье пахло пачули и чуть-чуть потом.
– Смотри. Я стою здесь – ты стоишь там. Мы танцуем. Идет?
Смущенно моргая, Нэнси встала и крепко прижала к себе медведя. А потом они медленно танцевали, глядя друг другу в глаза. Вскоре она заплакала. Но при этом улыбалась.
* * *Дейк грезил наяву, воображая себя Крошкой Монтгомери, напрямую включенным в пульт истребителя вертикального взлета. Грезил, как машине передаются его малейшие нервные импульсы, как рефлексы вздрючены по самое не могу, а по жилам растекается стимулятор.
Пол в комнате Нэнси стал джунглями, кровать – плато в Андском нагорье. Дейк гнал «спад» на форсаже, как будто это была новейшая боевая машина с полноценным биоинтерфейсом. Управляемые компьютером шприцы медленно подают в его кровеносную систему компот из мощных стимуляторов. Датчики вживлены прямо в голову – и, закладывая виражи в зелено-голубых небесах над тропическими лесами Боливии, Крошка будто чувствует воздушный поток, обтекающий элероны.
Внизу сквозь джунгли продирается пехота. У солдат над локтем укреплены инъекторы, чтобы придать им в бою ярость обреченных, – жидкий ад в голубом пластмассовом пузырьке. Вероятно, за неделю им впрыскивается доза минут на десять. А вот бреющий полет над самыми верхушками деревьев, с рефлексами, задранными на максимум, так что наземные войска ничего и не заметят, пока ты, оказавшись прямо над ними, не сбросишь фосгеновые бомбы и не улетишь прочь, а они даже не успеют взять тебя на мушку… конечно, такое требует постоянного притока стимулятора в организм. Да и прямой нейронный интерфейс с самолетом работает в обе стороны. Не только ты управляешь самолетом, но и бортовые компьютеры вмешиваются в биохимические процессы, отслеживая, когда именно человеческий компонент нуждается в радикальной встряске убийственной бодростью.
А такие дозы хайпа проедают в тебе дыры. Медленно, непрерывно… наверняка… Гравируют по мозгу поперек извилин, протирая клеточные мембраны. И если тебя вовремя не сдернут с небес, то мембраны истончатся в ноль, а реакции останутся слишком быстрыми, телу с ними не справиться, и о чувстве самосохранения можно просто забыть…
