Александр Тюрин - Яйцо Чингисхана или Вася-василиск
Василий услышал, как Лев Константинович взводит курок небольшого, почти дамского пистолета, соответствующего «кинжалу милосердия» у рыцарей. Поверженный воин отметил, что это не вызывает у него даже чувства протеста. Раз сказали «прощай», значит «прощай». Наверное, конец настал бы очень быстро… но тут послышались голоса.
— Комиссия шурует сюда… быстро имитировать аварию… утечку газа, взрыв… с этого мудака снимите шкафную секцию и кладите на носилки… словно один из наших пострадал.
— Куда бандита-то? В лазарет?
— У него будет свой «особый лазарет». Да уберите его отсюда наконец!
Что это за «особый лазарет» Василий узнал немного погодя. Он был пронесен по горизонтали, потом в лифте по вертикали, затем очутился в некоем цеху, где его сперва подвесили на каких-то стропах, ну а следом сунули в грузовой модуль космического летательного аппарата. И в конце концов задраили крышку люка, ведущую в эту тесную «погребальную камеру».
— Белка энд Стрелка, ку-ку, — пропел кто-то в микрофоны. — Приятного времяпрепровождения герою.
«Обычная глумливость зарвавшихся победителей», — подуспокоил себя Василий, хотя дальше умиротворяться было уже некуда. Он на все сто процентов был морально готов к исчезновению в верхних слоях атмосферы.
По инерционным воздействиям Василий чувствовал, что модуль вставляют в ракетную головку, а затем она плывет по эстакаде, ведущей из главного комплекса базы на космодром. Значит, старт близок. И заодно приближается начало пышных искрометных похорон.
По нарастающей тряске можно было догадаться, что головка уже смонтирована на ракете и ее двигатель набирает мощность.
Через полминуты кровь должна была залить мозг, да собственно и кислороду бы хватило еще минут на пять, не больше.
— Прощай, бодик, — вяло произнес Василий, потому как вспомнил, что в последний момент надо к кому-нибудь обратиться. А потом взвешенно добавил. — Ты был не просто трепливой железякой, но, пожалуй, даже и другом.
— До новых интересных встреч, — сдержанно отозвался боди-комп. — В конце концов, главное, чтобы не было стыдно перед самим собой. Правота на вашей стороне; я как искусственный интеллект могу гарантировать это. А поскольку я являюсь частью холистического, то есть целостного, эволюционно-дифференцирующегося интеллектуального информационного Объекта, то ваш образ обязательно будет сохранен в его аннальной памяти. Прошу отметить, что прилагательное «аннальный» происходит от слова «аннал», а не «анал».
Что еще мог сказать себе Василий? Что через неприятную процедуру разрушения в том или ином виде проходят все люди. Да что там люди, все порядочные твари. Начиная с моллюсков и членистоногих смерть является необходимым условием приличной жизни.
Василий еще хотел повспоминать родных, близких, а также интересных дам, входивших с ним в близкое знакомство, но не успел, тряска ракеты перешла в его собственную конвульсию, а потом словно молот ударил сверху, мозжа твердое и расплескивая жидкое.
В последний момент, когда Василий еще что-то сознавал, он успел заметить, что навстречу обрушивающейся тяжести из него словно ударили лучи густого света…
Когда-то снова возникла мысль. Мысль принадлежала ему и словно выхватила из темноты его сущность, которая была душой. Он обрадовался. Значит, есть жизнь после смерти, смех после смерти, секс после смерти. Не зря пели, вещали, плясали на эту тему тысячи попов, патеров, пасторов, жрецов и так далее. Не зря они ели народный хлеб и пользовали народных жен. Ура, мы есть, мы существуем; все проблемы, которые, конечно, тоже существуют, мы оставим на потом. А пока предадимся чистому незамутненному кайфу. Ля-ляля.
Может, даже станцуем. Легко танцевать, когда нет ни рук, ни ног, ты не рискуешь споткнуться и упасть или отдавить ногу партнерше. Ты не пыхтишь, не потеешь, не воняешь.
Но когда душа Василия исполняла свое призрачное «па», послышался вдруг совершенно немелодичный хруст и треск. Это что еще за хрен!
В глаза проник легкий свет, который потихоньку залил все окрестности. Собственно, никаких окрестностей не было, и он понял, что по-прежнему находится в модуле. А модуль по прежнему находится в ракете, а ракета летит по выбранной генералом Козловым траектории. А он, гражданин Рютин, почему-то жив. Причем, видит он как будто все стороны, и верх, и низ, и бока, видит не только целиком, но и все подробности, включая зерна металла.
Он напрягся и почувствовал свое тело, свое нечеловеческое тело. Со всех сторон были какие-то отростки, похожие то ли на лепестки цветов, то ли на широкие щупальца.
Он остался жив, но за это драконья структура превратила его в нелюдь. Человеческое тело, физически и психологически бесполезное, отмерло, отпало от изначальной сущности, как хвост от ящерицы. На смену этой падали явился организм, более подходящий для космоса.
— Мы живы, ура, — заголосил вдруг бодик. — Несмотря на все пертурбации и метаморфозы. Я сохранил личностную матрицу, а вы — индивидуальную психоструктуру. И это здорово, несмотря на то, что я был вполне готов к растворению в целостном эволюционно-дифференцирующем интеллектуальном Объекте.
Василий захотел выбраться из модуля: новое космическое тело ударом крепких щупальцев вскрыло не слишком толстую обшивку, и, раздувшись, добило ее окончательно. Ракета уже оставила сиреневые сумерки стратосферы и летела в блестящей черноте космоса, слегка подмазывая ее желто-синим факелом сопла. Все словно при обычном коммерческом запуске для вывода народнохозяйственного спутника на орбиту.
Василий, который сейчас представлял что-то вроде морковки с отростками-присосками, двинулся по окружности корпуса на противоположную сторону головки и остановился там, где по его мнению, заложен был контейнер с драконьими лярвами. Впрочем, какое там мнение — он сразу почувствовал гудящую массу злобных тварей. Теперь надо было как-то выковырять этот гадючник. Сверхчувствительные присоски нащупали стыки в корпусе, щупальцы разжали их, гибкое тело проникло в щель, а потом, расширившись, снесло люк.
Наконец, контейнер с гаденышами оказался в руках, вернее в отростках. Василий, втянув облик космоса своим глобулярным многофокусным зрением, увидел Красного Отца, кипящего от силы и знаний. Вот тот, кто примет все что угодно. Полупроглотив контейнер с лярвами, новый космический житель изрыгнул его затем в бездну. И стал наблюдал, как лярвы уплывают туда, откуда явились.
Потом Василий резко сократил канал, который соединял его, контейнер с лярвами и «скорлупу», оставшуюся на базе. «Скорлупа» приблизилась к глазным шарам дракона: это был древний щит, сохранивший на себе иероглифы эпохи Хань и пиктограммы динлиней. Знаки сплетались в орнамент, который Василий впервые увидел на предплечье капитана-сибиряка. Сияние, озарявшее щит, стянулось в одну нить и вошло в грудной шов василиска. Василий-василиск вдохнул покровительственную объединяющую силу третьего резонатора, снова ощутил принадлежность к Пути и подумал, что пора…
Космический житель словно бы сплющился, растекся на корпусе ракеты, а следом, резко расширившись, оттолкнулся от нее и полетел по существующему лишь для него каналу вслед за контейнером — в глубины космоса, в ту сторону, где краснел глаз Отца.
Зарубка 15. (Западная Сибирь, конец октября 2001 г.) «Как закатываются звезды на погонах»
К вечеру стало ясно, что контейнер с драконьими лярвами потерян безвозвратно. Генерал Козлов сильно пил три дня, почти опустошил свои запасы армянского коньяка 55 года разлива, потом велел узнать, когда можно будет подготовить следующий «боезаряд». И каким же непомерным оказалось его удивление, когда ему сказали, что нескоро.
Лярвогаметы, полученные от донора Рютина и реинтегрировавшие прежнее Яйцо, полностью утратили прежний запас энергии и быстро погибали даже в вакуумных холодильниках. Сама «скорлупа», представлявшая древний тюркский щит, просто рассыпалась в прах. Случилась ни с того ни с сего полная дезактивация исторического резонатора. А самец дракона обыкновенного, сидевший во Льве Константиновиче, мог поучаствовать в вызревании нового Яйца только при встрече с драконьей самкой.
— Ну, так тащите Надьку сюда — пусть Левка поскорее ее разорвет, да и дело с концом. — распорядился генерал.
Но получилось не совсем так, как планировалось.
Надю Зингер ввезли на каталке в помещение, напоминающее операционную. Впрочем, это и была операционная. А девушка была размягчена наркотиками, усыплена анастетиками и связана ремнями. Льву Константиновичу оставалось только рассечь тонкую ткань, ее покрывающую, а затем сделать то, что велит ему драконья совесть.
Лев Константинович ткань рассек, а потом остановился. Дело в том, что на Надю он зла не таил, считая, что девушка просто переутомилась, перегорела на тяжелой работе. Глядел он на ее узкое тело, вспоминая их последнюю интимную встречу и никак не предполагал, что уже через десять секунд залютует, плеснет наружу невесть откуда взявшейся злобой.
