Виктор Зацев - Drang nach Osten по-Русски. Книга вторая
Спустя пять минут иезуиты уселись в ожидавшую их карету, направляясь в пригород Неаполя. Там, в старом замке, давно перестроенном под обычное домовладение, их ожидал следователь по особо важным делам Ордена, доверенный человек генерала, два месяца допрашивавший захваченного в Швеции магаданца. Полчаса неторопливой поездки по городу завершились во дворе нужного дома, где уже предусмотрительно были открыты ворота. Едва карета заехала во двор, как ворота оказались закрытыми. Генеральный прокуратор начал выходить из кареты, когда генерал обострённым чутьём хищника почувствовал опасность. Он крикнул охранникам об опасности, но, опоздал.
Десяток мужчин в серой одежде быстро разоружили охранников, обыскали генерала и прокуратора, зацепили всем пленникам руки за спиной специальными наручниками. Охранника, попытавшегося крикнуть, резко ударили ладонью по губам и тут же вставили в рот несчастному кляп. Впрочем, всех четверых сразу завели в дом, где развели по разным комнатам. Генерала же повели в подвал, в ту самую допросную комнату, где должен ждать доверенный следователь. Увы, знакомых лиц генерал там не встретил, за столом следователя сидел незнакомый мужчина лет пятидесяти, который по-хозяйски махнул рукой гостю на стул и велел сопровождавшим охранникам снять наручники.
— Что же мне с вами делать, генерал? — На вполне приличном испанском языке задал незнакомец абсолютно неожиданный вопрос. Следующей фразой мужчина оглушил пленника. — Или Вас следует называть дон Клавдий Аквавива?
Подлинного имени генерала не знал никто в Ордене, за исключением адмонитора, генерального контролёра иезуитов. Но, как раз адмонитор лично провожал генерала и генерального прокуратора до палубы корабля. И, никак не мог успеть в Неаполь раньше самого Аквавивы. Кто же предатель в Ордене, кто мог знать такие тайны, кроме самого генерала? Оставив решение этого вопроса на будущее, если оно у него имеется, генерал внимательно прислушался к словам незнакомца, который продолжал разговор, абсолютно не интересуясь мнением собеседника.
— Итак, генерал, ваши люди поступили весьма опрометчиво, похитив магаданца в Швеции, да ещё применили к нему пытки. До сей поры, мы старались держать с вами нейтралитет, поскольку основные наши цели совпадали. Так же, как иезуиты, мы боремся против протестантства, несём в народ идеи образования и равноправия. Почему вы не пошли с нами на прямой и честный контакт, предпочтя этому похищение нашего товарища из суверенной страны?
— Не молчите, генерал, теперь ваша очередь рассказывать. — Магаданец развернулся к пленнику, равнодушно глядя ему в глаза. По его взгляду генерал понял, что столкнулся с сильным и умным противником, если не сильнее себя. Он едва удержался от непроизвольной дрожи, стараясь выдержать пугающий взгляд своего врага. А магаданец продолжал разговор. — Своим поведением, Аквавива, вы нарушили право своей неприкосновенности, и я не постесняюсь применить пытки к вам и вашим людям. Конечно, до такой глупости, как «испанские сапоги» мы не опустимся, ваши люди нужны мне целыми и невредимыми. Но, есть много других, быстрых и эффективных способов узнать правду, а я давно ими владею.
— Что вы хотите от меня? — Не выдержал генерал, давно не сталкивавшийся с таким жёстким и сильным противодействием.
— Вы не поверите, всего лишь сотрудничества. Да, именно сотрудничества в наших общих интересах. — Глаза магаданца смотрели на пленника с равнодушием убийцы, хотя губы кривились в усмешке. — И, небольшой корректировки планов Ордена, с учётом уже наших интересов и экономии средств. Экономии ваших средств, которых, боюсь, через неделю станет гораздо меньше. Увы, вам и вашим людям эту неделю придётся провести в гостях, здесь в вашем любимом доме. Пока мои люди с помощью прокуратора не изымут все ценности, о которых он знает.
— Хотелось бы разнести ваш Орден на кусочки, да, жаль, ещё пригодитесь. — Магаданец поднялся из-за стола, подождал, пока генералу вновь закуют руки за спиной наручниками, отведут в камеру. Перед тем, как закрыть дверь камеры за генералом, магаданец шепнул тому на ухо. — Подумайте, генерал, чем вы можете меня заинтересовать. Надеюсь, вы не планируете просидеть в Петербурге до самой смерти?
Вернувшись из подвала, Кожин направился в комнату, где лежал Влад Быстров, человек, из-за которого последние два месяца спецслужбы Новороссии и Западного Магадана работали без выходных. Бывший майор полиции уселся у изголовья кровати, выискивая в лице седого старика знакомые черты давнишнего приятеля, прославленного весельчака и бабника. Нет, ничего не напоминало в заросшем седой щетиной лице, с тёмными кругами под воспалёнными глазницами преуспевающего владельца частной клиники в Перми. Спасённый пленник спал, вымытый и перевязанный, обколотый всеми новейшими препаратами, созданными в Новороссии. От противостолбнячной сыворотки, до лёгких антибиотиков и обезболивающих. Руки пленника инквизиции, с вырванными ногтями, лежали поверх одеяла, туго забинтованные стерильными бинтами из походных запасов спецгруппы.
На уровне правой ноги, раздробленной «испанским сапогом», обработанной и забинтованной в лубок, одеяло топорщилось, напоминая о пытках, вынесенных несчастным стариком. Да, пленник в свои пятьдесят с небольшим лет окончательно превратился в разбитого пытками и болью старика. Самое обидное, несчастный ветеринар ничего не знал, кроме непонятных полусказочных воспоминаний о будущем, которого уже не произойдёт. Настолько серьёзно изменили его товарищи по несчастью средневековую Европу. Глядя на истерзанного экс-туриста, чьи мучения Николай считал своим недосмотром, допущенными ошибками в своей работе, Кожин мысленно оправдывался перед Быстровым.
— Ты, Влад, только выживи, только удержись, не умирай. Мы тебя в Ирии поселим, на всём готовом жить станешь, как сыр в масле кататься будешь. Оклемаешься, ещё женим и на крестинах детей погуляем. Только не умирай, ветеринар, держись. — Шептал слова поддержки спящему мужчине Кожин, отгоняя от себя мысли, правильно ли всё сделано? Конечно, правильно, не сомневался бывший майор полиции, понимая, ЧТО стоит на кону его жизни.
Что гибель Жанны и пытки Влада, это самая минимальная плата за грандиозные изменения в жизни Руси и Европы. Перед глазами бывшего полицейского вставали трупы тысяч крымских татар у стен Перекопа, уничтоженных с его подачи ради спасения десятков и сотен тысяч жизней русских людей. Мужчин, женщин и детей, ещё не родившихся, но уже обречённых стать замученными и убитыми, проданными в рабство и умершими от голода в разорённых татарами сёлах.
Тут же пришли воспоминания из будущего, о десятках тысяч русских солдат и мужиков, погибших в войнах Петра Первого за освобождение прибалтийских земель, умерших на строительстве Санкт-Петербурга, выстроенного «на костях». Десятки тысяч русских солдат, брошенных русскими царями в топку европейских войн с восемнадцатого по двадцатый век, даже сотни тысяч и миллионы погибших мужчин, женщин и детей. Да, что далеко ходить, в Смутное время с 1601 по 1603 года по разным оценкам умерло от голода до трети населения Руси, в основном в центральных и северных районах страны, от миллиона до двух миллионов мужчин, женщин и детей. Людоедство, как пишут очевидцы, было распространено в те годы повсеместно. В этом мире, где многолетними усилиями двадцати магаданцев история свернула с известного пути, все эти сотни тысяч и миллионы погибших в войнах, умерших от голода и болезней, проданных в рабство русских людей, скорее всего, останутся живыми.
Все эти сотни тысяч и миллионы русских крестьян, ремесленников и купцов, смогут прожить жизнь, вырастить детей, построить дома и заводы, распахать пустоши и разбить сады. Благодаря этому жизнь на Руси станет гораздо лучше и обустроенней, чтобы будущие поколения русских интеллигентов, не ломали голову над вопросом, «как нам обустроить Россию». Поскольку, без Смуты, без голода, без десятилетий и веков непрерывных войн на своей территории, Россия будет достаточно обустроена. Уже сейчас, усилиями магаданцев, Русь обрела мирных соседей на Западе и Юго-Западе своих границ. Именно на тех направлениях, откуда тысячи лет на русских людей приходили враги. Усилиями магаданцев стёрта с лица земли Англия, через пару веков исчезнет всякое воспоминание о ней. И, британский лорд Гладстон, кажется, не произнесёт свою циничную фразу «Скучно жить, когда Россия ни с кем не воюет», пропитанную ненавистью и пренебрежением к русским, как людям второго сорта.
— Нет, — мотнул головой Николай, поднимаясь по узким лестницам в комнату радиста для переговоров с Петербургом, — мы всё сделали правильно. Ради будущего России, нашей Родины, ради будущего детей и внуков, стоит погибнуть, как погибали наши деды и прадеды, под Москвой.
