Ант Скаландис - Катализ
— Доброе известие, — похвалил Брусилов. — Иди к нам. Налить тебе водки?
8.00 по Гринвичу
Через пролом в стене вошли в Полярный центр Норда прибывшие из Антарктиды Педро Уайтстоун с Аленой и Джиованни Пинелли с Ленкой.
— Развал империи! — съехидничал Педро, удовлетворенно оглядывая разрушения.
— Как знать, — усомнился Пинелли, — хотелось бы для начала пообщаться с ребятами из Научного центра зеленых.
8.15 по Гринвичу
— Так значит, всеобщее бессмертие? — сказал Брусилов, как только они сумели выпроводить уже слегка захмелевшего Миколу.
— Это еще с какой стати? — улыбнулся Конрад.
— Не понял. А как же ты?
— А я так же, как ты. То есть, неизвестно как.
— Ах, вот оно что…
— Именно, именно. Хочешь мою гипотезу? Точнее, она не моя, а Вэна, просто я ее к сегодняшнему случаю прилагаю. Они ставят над нами эксперимент. И никогда мы не поймем до конца ни их цели, ни их методы. Но стараться надо. Я очень старался. И вот меня наградили. Или наказали. Не знаю. Скорее всего ни то и ни другое. Не понять нам их.
— И почему экран пропал, тоже не поймем?
— Сам факт его исчезновения, думаю, будет для Пинелли серьезной подсказкой, но вот беда: мы же так и не знаем, почему этот экран возник. Есть только гипотезы, а окончательного ответа нет.
— А разве в науке вообще бывают окончательные ответы?
— Бывают, — сказал Конрад.
Брусилов помолчал. Потом спросил:
— Слушай, Сид, а они – это кто?
— Хороший вопрос, — грустно покивал Конрад. — Не люди. Я почти уверен, что не люди. И поэтому людям – в большинстве – на них наплевать. Люди должны решать свои проблемы, — он сделал паузу и выпил. — Вот появилась, например, проблема – твой любимый ЧКС, который ты так долго ото всех прятал. Теперь же каждый будет волшебником. Нет, не для твоих сибров – твои останутся тебе – для своих. А представляешь, каких еще штук напридумывают миллиарды землян. Куда там твой человекокопирующий! Вот они, брат, проблемы где.
— Но ведь можно и не давать людям оранжит, — сказал Брусилов.
— Можно, — согласился Конрад, — можно было и сибр не давать. Или нельзя? А, Брусилов? Проблемка столетней давности?
Брусилов молчал.
— То-то, — сказал Конрад. — Наливай.
8.20 по Гринвичу
Зкстремисты-анархисты Хантега Сантос и Артем Чайников, пользуясь обстановкой всеобщего беспорядка, сотворили перед входом в «Полюс» целый террикон из отрезанных голов Кротова, Китариса и Дрона. Такого в Норде не видели со дня его основания.
8.45 по Гринвичу
— Вы посмотрите на этих алкоголиков! — закричала Ленка, вошедшая первой, а потом целая шумная толпа ввалилась в кабинет Кротова.
— Па-асторони-ись! Па-асторони-ись! — протяжно, нараспев выкликали двое, катившие перед собой тележку с видеотрансляционной техникой.
— Исторический разговор двух бессмертных должна не только слышать, но и видеть вся планета, — провозгласил один из них.
— Что вы хотите сказать? — не понял Брусилов.
— То, что и сказал. Слушаем мы вас уже давно. Как только ушли Альтер и Шейла, мы с их любезного разрешения переключили подслушивающую аппаратуру, установленную здесь еще лет десять назад, на городскую радиосеть. Ну, а когда экран пропал, сами понимаете…
— Ох уж эти журналисты! Вторая древнейшая профессия. Сид, мы тут с тобою ничего лишнего не говорили?
— Лишнего, — наставительно произнес Конрад, — не надо говорить никогда и нигде.
На что мудрый Хао Цзы-вэн философски заметил:
— Если бы только можно было знать, что именно считать лишним.
— Действительно, — согласился Конрад. — Но я не намерен скрывать ничего. Итак, полагаю, в первую очередь, всех интересует бессмертие. С моей точки зрения, все в этом плане по-прежнему. Однако доктор Угрюмов считает, что в самом ближайшем будущем проблема бессмертия станет проблемой чисто юридической. Мне импонирует его оптимизм, меж тем на сегодняшний день нам известны лишь шестеро бессмертных.
— Шестеро?! — вытаращился Брусилов.
— Именно шестеро, — из-за стола поднялся Уайтстоун и раскланялся во все стороны. — Но, дамы и господа, товарищи, братья мои, я тоже совершенно не представляю, как это получилось. Я, правда, родился точно в день и час появления на Земле Апельсина. Но ведь не один же я такой. Разве только мое рождение совпало с прибытием Апельсина до секунды…
9.45 по Гринвичу
— Ой, Андрюшка, что это? — спросила Катя, кутаясь в пушистую белую шубку и показывая мохнатой варежкой в сторону горизонта. — Северное сияние?
— Нет, — сказал Черный, — это рассвет. Начинается день.
Они стояли на пирсе, студеные валы прибивали к берегу ледяную кашицу, а вдалеке, над торосами занималось яркое зарево. Слева от них мягко ткнул носом в бетон обшарпанный «башмак» старика Билла. Рыжий капитан в расстегнутом бушлате вышел на палубу, потянулся, выбил о перила фальшборта трубку и, набив, раскурил ее заново. Из кармана у него торчало горлышко бутылки, заткнутое газетой.
— Привет, Билл, — сказал Черный. — Знакомься: это Катрин.
— Привет, — отозвался Билл, почтительно склонив голову и представился: — Уильям Нурвик.
— Ух ты! — сказал Черный.
Билл отхлебнул из своей квадратной бутылки и предложил:
— Хотите?
— Давай, — согласился Черный, забираясь вместе с Катрин на борт «башмака». — Скоро пить бросаю.
— Да ну?!
— Точно. А вот ты, Билл, скажи, мечтал когда-нибудь стать бессмертным?
— Аск!
— Значит, будешь.
Старик Билл щурился от дыма и добродушно улыбался.
— Не веришь, — сказал Черный, передавая бутылку Кате. — А между прочим, Угрюмов сказал. На полном серьезе, по Интервидению. Вот только что.
— Иди ты! — сказал Билл.
— Точно, — подтвердил Черный. — Сидней Конрад искусственный оранжит сделал. Так что мы все теперь волшебники. Понял? А у тебя отличный бренди, Билл!
— Так значит, за здоровье старины Сида?
— И за твое здоровье, капитан! Кстати, а почему ты не вакцинирован?
— Я вакцинирован, — пояснил Билл, — но в возрасте шестидесяти одного года. Я, ребятки, выходец из зеленых. От зеленой партии к зеленому змию, — улыбнулся он.
А Черный подумал и не стал спрашивать, сколько же Биллу теперь лет.
10.30 по Гринвичу
Пресс-конференция в кабинете Кротова продолжалась. Журналисты наладили прямую связь со зрителями, и вопросы сыпались самые разные, в том числе и совсем глупые.
— А трупы воскрешать можно будет?
— Какой вы труп хотите воскресить, этот, что ли? — вопросом на вопрос отвечал Конрад, показывая на мертвого председателя.
А Угрюмов отвечал серьезно:
— Помилуйте, господа, это же проблема проблем! А искусственный оранжит получен только сегодня.
— Вопрос Брусилову: что вы чувствуете сейчас?
— Облегчение. Огромное облегчение. Как будто я нес на Голгофу крест, долго нес, утомительно долго, а потом споткнулся и уронил его, и крест упал куда-то в глубокое ущелье и раскололся, наверно, не достать его теперь, и вроде обидно, все-таки мой крест, а с другой стороны – так легко! Вот и отдохну теперь. По-настоящему отдохну. Наконец-то.
— Эй! — шепнул Женька, — тыкая Черного в бок. — Смотри.
Катя тоже оторвалась от книги и подняла голову.
Со стороны Пушкинской площади подошли пятеро юнцов с ног до головы в черной коже и со сверкающими на солнце большими металлическими буквами "К" на груди.
— Подонки, — тихо проговорил Черный. — Откуда только берутся такие?
— От сырости, — грустно пошутил Женька и добавил: — Где бы сушилку найти? Надежную и вполне безопасную.
— Ребята, — строго сказала Катрин, — только не драться.
А кротовцы, похохатывая, приблизились к памятнику – самих полярников, сидящих в стороне, они не замечали – и вдруг с громким гиканьем принялись обшвыривать бронзовые фигуры яйцами, должно быть, тухлыми, и еще какой-то липкой гадостью в пакетиках.
— Весело им, — сказал Черный.
— Да-а уж, — протянул Женька, нервно обшаривая карманы.
— Не вмешивайтесь, ребята, ради Бога, не трогайте вы этих дураков, — твердила Катя, уже понимая, что остановить ей никого не удастся.
У одного из юнцов обнаружилась в руках странная увесистая штука, и непонятная еще ассоциация вдруг больно кольнула Женьку. А тот, размахивая своей штуковиной, прыгал вокруг памятника и ухал, как обезьяна. И Женька вспомнил. И в тот же самый момент юный кротовец поднял оружие – да, это было оружие, это был арбалет! — и выстрелил.
Короткая тяжелая стрела ударила в бронзовый висок стоящего на постаменте Любомира, заляпанного яичной скорлупой и гнусными потеками…
