Александр Тюрин - Яйцо Чингисхана или Вася-василиск
С тех пор прошло двенадцать лет — лет, в течение которых почти каждый из зеленого, пухлого, подающего надежды юноши-здоровяка превращается в серого никому не интересного желчного субъекта с учащенным мочеиспусканием и сердцебиением. В персональном случае Василия Рютина он вдобавок еще обратился в отвратительного Змея Горыныча.
Давно растаяли вдалеке аплодисменты читающей публики, давно здоровый стул сменился бесконечной драмой, состоящей из запоров и поносов, давно все интересное стало скучным, давно деньги перестали капать с неба, давно жена стала грымзой, давно ребенок сделался аллергиком и двоечником.
Единственным плюсом, которым Василий пока еще обладал, была вера в свое предназначение. Он верил, что с ним рано или поздно произойдет что-то необычайное, придающее немеркнущий смысл всему дурацкому жизненному пути, что его незавидная биография окажется лишь хитроумной прелюдией к героическому будущему, что когда-нибудь на его могиле вместо покосившейся таблички с нелепо процарапанной рожей встанет бронзовый красавец с земным шаром в руках. И на граните будет высечено: «Василию Рютину — благодарные потомки.» Или. «Прадеду — правнук.»
Собственно, на это намекали все пять его романов. «Фас, керогаз» повествовал о том, как зловредный разум из одной доброй старушкикибернетика перешел в ее усовершенствованный нагревательный прибор и спалил целый город. «Ночные бабочки» рассказывал о том, как стая насекомых, сплоченная коллективным разумом, занималась проституцией и сексом по телефону. «А вместо члена пламенный мотор» — здесь шла речь о том, как одна часть тела, отторгнутая хирургом от остального организма, смутировала в злобную тварь и стала заниматься насилиями в парадных и лифтах. «Прощайте, вы теперь в архиве» — отсюда читатель узнавал, что все мы — лишь игровые программы в каком-то мощном компьютере, причем нелецензионные, и за нами охотится теперь программа-истребитель. «Лекарство от вшей» — тут уж автор изобразил нас как простых паразитов на теле единственного разумного организма, то бишь планеты Земля.
Во всех произведениях за образом главного героя, конечно же, легко узнавалась личность автора. Герой-автор, само собой, одолевал свирепых ненавистников рода людского или примирял человечество с возможными галактическими союзниками. Года три назад Василий начал было свой шестой роман, в котором собирался вывести некую инопланетную антицивилизацию, которая соперничает с землянами за право представлять разумную белковую жизнь на всегалактической ассамблее.
Эта антицивилизация-соперница гораздо более гармоничная, симпатичная и сознательная, и неджентльменские приемы использует только в борьбе с гадами-землянами. В частности, она подсаживает в людей симбиотов, которые могут выполнить любые человеческие желания, управляя пространством и временем. За такие добрые дела симбиот растет внутри человека и соответственно ест его на завтрак, обед и ужин. И, как правило, с последним своим желанием гражданин хороший окончательно превращается в кучу фекалий, оставленных инопланетной гадиной.
И вот сейчас к Василию пришло что-то необычайное, только вместо интересного и захватывающего оказалось оно мерзким и отталкивающим. Тут уж страдалец осознал, что любые тайны природы, к коим безусловно относится и грипп, и рак, нам вовсе не нужны, если они вредят нашему самочувствию.
Спазмы распространялись по всему телу, тошнота то и дело подкатывала под горло. Багровые вздутия горели и давили. По идее, сейчас надо было срочно ложиться в больницу. Однако его личный канал спутниковой связи был по-прежнему перекрыт из-за коммерческих причин, проводная связь в Камышинском отсутствовала, как и сто лет назад, а единственный радиотелефон не работал, потому что его вместе с деревенской телефонисткой поразила то ли молния, то ли случайно залетевшая тактическая ракета. На следующей неделе деревня ожидала прилета геологов на вертолете. Но ученые бородачи могли пролететь и на сто километров левее или правее.
Кто-то осваивал Марс, где-то скрещивали арбуз с тараканом, кому-то приспичило выращивать на грядке мозги вместо капусты, кое-кто обучал машину реагировать на шутки бодрым смехом без всякой подсказки, а в Камышинском все было глухо, как встарь.
Из всех нововведений могли случиться только исламские террористы с автоматическими гранатометами и ракетными кассетами. В последнее время моджахеды любили захватывать забубенные глухие деревни, чтобы, в ходе последующего боя за освобождение, те были бы дотла уничтожены федеральными войсками.
До полудня Василий просидел в нужнике, скрываясь от всяческих взоров и «наслаждаясь» ароматической симфонией выгребной ямы. При нем было зеркальце от бритвенных принадлежностей, которое показывало все более страшные картинки его внешности. Затем сердобольный дядя Егор просунул под дверь сортира ключи от медпункта и посоветовал сходить за таблетками от поноса. Сам фельдшер затерялся на бессрочной рыбалке в среднем течении Оби.
Василий быстро прошмыгнул вдоль кустов в покосившийся сарай с намалеванным на двери красным, вернее бурым крестом — вроде тех что когда-то украшали борта фашистских «Тигров». Здесь в самом деле удалось найти пригоршни таблеток без каких-либо опознавательных знаков, опустошенные бутыли из-под спирта, а также вполне современный сканер с микрокомпьютером и следами жирных пальцев на никелированных поверхностях. Но Василий и не хотел видеть на них свое отражение, он знал, что успел покрыться сеткой подкожных каналов ярко-красного цвета. Особенно богато было с ними на спине, где они сходились в точке, находящейся в поясничной области.
Василий сунул вилку в розетку, ввел код доступа в заработавшую систему (паролем оказалось слово «Петя», процарапанное на входной двери), повернул экран микрокомпьютера к себе и стал водить сканером вдоль больного тела.
Через пять минут его просто выворачивало от отвращения. Увидя такое, как не впасть в отчаяние и не завыть волчьим голосом! Компьютер, изучив данные сканирования, выдал на экран отталкивающий рисунок, достойный кисти позднего Босха.
Внутри тела у Василия Самуиловича находилась некая структура с температурой в тридцать градусов — и это несмотря на ярко-красную окраску вздутий. Структура имела вид паука, а если точнее — перевернутой ящерицы. Эта форма явно претила представлениям человека о прекрасном.
Василий какое-то время приходил в себя, а затем, вспомнив, что он мужчина, а также боец ныне не существующей армии, стал мужественно изучать тошнотворное изображение. В структуре явно выделялась головка — приходящаяся на область крестца, и брюшко — находящееся в области нижних спинных позвонков. Хвост этой ящерицы проходил по позвоночнику до головы, УХОДЯ ВГЛУБЬ ЧЕРЕПНОЙ КОРОБКИ, а конечности ее огибали все тело Василия, достигая пупка. Передние же лапы жуткой структуры заканчивался не где-нибудь, а прямо в органе, именуемом для благозвучия пенисом. И самое неприятное — конечности ее хотя и медленно, но шевелились.
Микрокомпьютер с вежливостью бесчувственной машины попросил разрешения внести данный случай в медицинские анналы. В ответ Василия вырвало желчью — в животе давно отсутствовала какаялибо снедь.
Страдалец, позабыв выключить жестокий прибор, вылетел из медпункта, проломил гнилой забор и помчался через поле прямо в лес.
Только, когда он забрался поглубже в чащобу, горло его освободилось от тисков рефлекторного сжатия и из него вылетел звук, похожий на скорбный скулеж добермана-пинчера, которого не выгуливали десять часов кряду.
Эта штука, эта долбаная ящерица в нем навсегда! Такие штуки не рассасываются! Во всяком случае его не станет раньше ее! Она пожирает его изнутри! Он сделался для нее едой и постепенно превращается в кучу говна! Ее не удалить, потому что она оплетает все его внутренние органы и, более того, проникает внутрь их. Во всяком случае, операция будет стоить десятки тысяч долларов.
Сразу же возникли мрачные мысли о волевом прекращении бесславного жизненного пути. Но как это сделать, если первый раз в жизни? Наверное, самый простой суицид — идти дальше и дальше, пока его не закусают комары или волки… По счастью, пакетик с экстраморфином смирно ждал своего момента в кармане куртки.
Скушал дозу и пошел. Может, спустя час он стал обращать внимание на то, что он видит и чует. Воздух перестал быть равномерно прозрачным, в нем появились какие-то прожилки, складки, он напоминал некие занавески, которые непременно кто-нибудь поднимет.
Воздух, само пространство, как будто был рассечен на отдельные куски, каждый из которых имел собственную жизнь и разыгрывал собственную партитуру. Одни куски казались туго надутыми воздушными шарами, другие — провисшей мотней, одни выглядели страшно тяжелыми, другие — просто пустотой, дырой ниоткуда в никуда.
