Вадим Проскурин - Звездный шлюз
«Расист», констатировал я.
«Я не расист», возразил мы-два. «Среди избранных хватает и негров, и латиносов, есть даже один индеец. Был до сегодняшнего утра. Блин! Ты ведь даже не пытаешься понять, что я говорю. Уперся в свои замшелые понятия — мир во всем мире, счастье для всех и никто не уйдет обиженным… Не бывает так! Хоть один обиженный найдется всегда, люди — как свиньи, они везде находят грязь. Ты как революционеры-народники, они тоже пытались просвещать крестьян. Ты должен признать, большинство населения Земли безнадежно. Знаешь, какой у них идеал? Сорэ. Изобилие всего, работать не надо, жизнь вечна. Давай, когда все закончится, устроим на Земле второе Сорэ. Накачаем знаний с Вудстока, разработаем технологии, будут у нас и нанозаводы, и телепортация, и сыворотка бессмертия. Все, как ты хочешь».
«Я не этого хочу», вздохнул я. «Как ты не понимаешь! Я не хочу, чтобы человечество превратилось в жвачное стадо. Я хочу, чтобы Земля стала нормальной высокоразвитой планетой».
«Как Шотфепка? Или как Блубейк?»
«Не знаю. Я считаю, люди должны сами выбрать свой путь».
«Какие люди? Наркоманы из Гарлема? Или папуасы из Новой Гвинеи? А может, чукчи?»
«Не утрируй. Как бы демократию ни ругали…»
Мы-два расхохотался.
«Мало ее ругали», сказал он. «Демократия — это видимость. Там, где она начинает работать на деле, а не на словах, страна приходит в упадок. Самая лучшая власть — власть лучших. Между прочим, твои начальники тоже так думают. Только они думают, что лучшие — это они».
«Зато они не травят людей чумой».
«Они травят людей нервно-паралитическим газом».
«Это был несчастный случай».
«Это не был несчастный случай!» рявкнул мы-два. «Драконтрест знал, какое вещество залито в цистерны, он знал, куда дует ветер, он знал, сколько будет жертв. Просто ему на них наплевать. И все равно он верит, что делает доброе дело. Когда-нибудь в будущем все будет хорошо, а пока мы утопим мир в крови. Так думают все революционеры».
«И ты тоже».
«Я так не думаю. Я не истребляю тех, о ком забочусь».
«Тебе легко так говорить! Ты вообще ни о ком не заботишься».
«Я забочусь о тех, кто достоин этого. Я не забиваю себе голову глупыми и недостижимыми идеями. Я поставил перед собой цель я и ее добьюсь. Подумай об этом. А когда ты поймешь, что я прав, я буду тебя ждать. Ты займешь достойное место среди избранных».
Я глупо хихикнул.
«Ты прямо как Сатана», сказал я. «Искушаешь меня всеми возможными способами».
«Я не Сатана», отрезал мы-два. «А ты не Христос. Перестань прятаться за ложными аналогиями, наберись мужества и позволь себе увидеть вещи такими, какие они есть. И тогда ты поймешь, что я прав».
«Я никогда этого не пойму», сказал я. «Потому что ты не прав».
С этими словами я отключил связь. И сразу подумал: а не потому ли я отключил связь, что испугался? Может, он и в самом деле прав?
6Я связался с Кожуховым и кратко пересказал ему разговор со своей альтернативной личностью. Кожухов внимательно выслушал меня и сказал:
«Признаю себя идиотом. Я был не прав, ты был прав. То, что ты рассказал, очень здорово все упрощает!»
«В каком смысле?» не понял я.
«В самом прямом. Нет никаких злобных инопланетян, строящих непонятные козни. Яхры не обманули, они действительно предоставили Землю своей собственной судьбе. А то, что наших противников возглавляешь ты — вообще замечательно. Сам с собой ты как-нибудь договоришься».
«С ним нельзя договориться!» воскликнул я. «Он взял самое плохое из того, что было во мне».
«Ты ошибаешься», возразил Кожухов. «Он ведь правильно говорит, большую часть человечества действительно составляет балласт. И если собрать всех людей, способных подняться над балластом, и дать им то, что есть у тебя… Фактически, мы с американцами расходимся только в приоритетах. Мы собираемся вначале изолировать Землю от Сети, потом реализовать на Земле инопланетные технологии и только после этого решать, что делать с человечеством. А твое мы-два хочет сначала разобраться с человечеством, а потом уже думать, как развивать инопланетные технологии и стоит ли вообще изолировать Землю от Сети. Не могу сказать, что мне нравится их подход, но его можно обсуждать. Передай мне идентификатор твоего мы-два, я хочу с ним поговорить».
Чем дольше я слушал Кожухова, тем больше мне казалось, что я сплю или брежу. Он так спокойно соглашается с этим фашистским ужасом…
«Но ведь это же фашизм!» воскликнул я. «Избранные, неизбранные, высшая раса, низшая… А как же общечеловеческие ценности?»
Кожухов рассмеялся.
«Не будь наивным», сказал он. «Ценности ценностями, а реальность реальностью. И реальность такова, что с твоим альтер-эго придется вести переговоры. Ты — сильнейший наш боец, но у него целая армия твоих клонов. И у каждого из них есть доступ на Вудсток, все они прошли через Броун, каждый из них может за пару дней закачать себе в мозги любое знание. Даже если мы будем продолжать наш текущий курс, все равно нам придется создавать армию клонов. Те три столкновения, что были у нас — всего лишь разведка боем. И мы, и они сделали одну и ту же ошибку — попытались спрятаться от врага в крепости. Но в этом мире не может быть крепостей. В каждую крепость ведут по меньшей мере два неохраняемых входа. Теперь твои клоны рассредоточатся и с нашей стороны война станет невозможна. Но они все равно смогут нападать на наши стройки. У нас есть что защищать, а у них нет. Наши действия будут обречены на провал».
«Предлагаешь сдаться?» спросил я.
«Необязательно», ответил Кожухов. «Точно могу сказать только одно — нам придется пойти на массовый мейоз. Я и раньше обдумывал этот вариант. Неприятно, конечно, расставаться с родным телом, но я не вижу альтернатив. Без постоянного доступа к Вудстоку всех заинтересованных лиц мы будем парализованы».
«А чем поможет доступ к Вудстоку? Технология строительства нанозавода у нас и так уже есть».
«Она есть у тебя и у трех твоих клонов».
«Трех?» переспросил я. «Их же было двое. Или меня ты тоже считаешь?»
«Теперь их трое», сказал Кожухов. «Они решили, что работы слишком много для двоих, и сделали третьего. Надо будет — сделают четвертого».
«Тогда зачем тебе я? Мы-два говорил, что я больше не представляю для тебя ценности. Получается, он был прав».
«Ты зря себя заводишь «, сказал Кожухов. «То же самое можно сформулировать иначе. Например, так: все твои клоны представляют для комитета одинаково большую ценность».
«И ни один не является незаменимым».
«Тебя это обижает?»
«Не обижает, но…»
Кожухов немного помолчал и заговорил, осторожно подбирая слова:
«Ты пойми, альтернатив действительно нет. Когда нанозавод строится в одном месте, его можно обнаружить и уничтожить. Но когда он строится сразу в тысяче мест, хотя бы одну стройку обязательно удастся довести до конца».
«Нанозавод нельзя строить сразу в тысяче разных мест. Нужно специальное оборудование, сырье…»
«Это все решаемые вопросы», заявил Кожухов. «Покопаемся в памяти Вудстока, найдем какие-нибудь другие технологии, для которых специального оборудования не нужно. Когда доступ к Вудстоку будут иметь не четыре субъекта, а несколько тысяч, процесс пойдет быстрее».
«И получится у нас в точности то, о чем говорит мое альтер-эго», резюмировал я. «Избранные с доступом на Вудсток и терминалом в голове, и неизбранные, на которых всем наплевать. Отличие от американцев будет только одно — у нас будет нереализуемая мечта построить нанозавод».
И тут мне пришла в голову идея.
«Слушай!» воскликнул я. «А если в американских телевизионных новостях покажут сюжет о том, что эпидемия чумы поддерживается искусственно? Если подобрать качественный компромат, чтобы не было сомнений…»
Кожухов презрительно хмыкнул.
«Не получится», сказал он. «В лучшем случае ни случится ничего, а в худшем — начнется массовая паника со стрельбой. Твои американские клоны для таких фокусов неуязвимы. Чтобы укрыться от любой атаки, достаточно просто поменять тело. У них нет ничего, что нужно защищать, кроме самих себя. И в этом их сила».
«Так что же? Сдаваться?»
«Я подумаю», неуверенно сказал Кожухов. «Может, и придумается какая-нибудь альтернатива…»
«Думай», сказал я.
И оборвал связь.
7Я проспал весь день, а вечером позвонил Кожухову, но Сеть сообщила, что абонент недоступен. Потом я позвонил Драконтресту и услышал тот же ответ. В отчаянии я позвонил Саре Остермайер и снова услышал то же самое. А больше я и не знаю никого, кому можно позвонить по Сети и узнать, что случилось. Хотя нет, одного знаю. Подполковник Василий Зильберман. В марте он был дежурным оператором на первом планетарном узле Земли, просуществовавшем то ли две недели, то ли вообще неделю, уже и не помню.
