Вадим Панов - Поводыри на распутье
– Мы ехали без «балалаек»!
– Твоя идея?
– Да.
Дракончик, украшающий четки, дернулся, словно прислушиваясь к словам Пэт. Кирилл задумчиво потер нос.
– Сложный маршрут. «Балалайки» вынуты. Карбид погиб, а ты нет. Почему?
– Потому что я лучше, – отрезала девушка.
– Лучше Карбида?
– Что тебя не устраивает?
Грязнов улыбнулся:
– Быть лучше Карбида – не достижение. И хвастаясь этим, ты заработаешь авторитет разве что среди свамперов. Для моей дочери этого мало.
Увлекшись разговором, Петра забыла одернуть Кирилла, не выразила неудовольствие тем, что он назвал ее дочерью.
– А что приемлемо для тебя?
– То, что ты совершила, вполне подойдет, – медленно ответил антиквар, перебирая четки. – Однако я хочу, чтобы ты сделала правильный вывод. Ты должна понять, что совершила. Мы оба знаем, что Карбид был хорошим гонщиком, гораздо лучше тебя. Но он погиб, а ты нет. Почему?
– Мы ехали без «балалаек».
– И что?
– Он отвык кататься без чипа, – прищурилась Пэт. – Потерял уверенность в себе. Стал слабым.
– А ты?
– Я – человек, я лучше компьютера.
– Прекрасный ответ, – качнул головой Грязнов. – Ты – человек, дочь. Настоящий человек. И поэтому ты не нуждаешься в устройствах, за которые цепляются слабаки, чтобы почувствовать себя сильнее. Используй чип, но не забывай, что настоящая сила не в нем. «Балалайка» дарит только видимость могущества.
– Поэтому ты не подключен?
Антиквар улыбнулся.
– Я бы подключился, – не стал скрывать он. – Но здесь. – Кирилл прикоснулся пальцами ко лбу. – Здесь уже нет места для железа.
– Что это значит?
И едва не выругалась, услышав перезвон коммуникатора. Ей не хотелось заканчивать неожиданный разговор.
Грязнов посмотрел на экран:
– Извини. Очень важный звонок.
– Я понимаю. – Девушка поднялась из-за стола. – Продолжим потом?
– Конечно. – Кирилл взял коммуникатор в руку, но нажимать на кнопку ответа не спешил. – Пэт, твое платье…
«Ах да, Бал Королевы Осени!»
– Оно у Мамаши Даши. Вы ведь отправитесь вместе с Матильдой?
– Да.
– Значит, я не ошибся…
Он нажал на кнопку и поднес коммуникатор к уху. Девушка вышла из комнаты.
– Здравствуй, друг.
– Даже не знаю, стоит ли называть тебя другом, – ворчливо произнес Корнелиус. – Из-за твоих фокусов я потерял машиниста.
– Он сам выбрал свой путь, – спокойно ответил Грязнов.
– Ты знаешь, как тяжело я привыкаю к людям, – пробурчал Ежов. – А к этому мальчику я привык. Сможешь его вытащить?
– Постараюсь, – после паузы пообещал Кирилл.
– Не надо меня обманывать, друг, – вздохнул Корнелиус. – Я слышу ложь в твоем голосе.
– Он сам выбрал свой путь, – повторил антиквар. – И должен пройти его до конца.
– Он талантлив.
– Гениален, – поправил собеседника Грязнов. – И только поэтому до сих пор жив.
– Ты… – последние слова храмовника превратились в невнятное бормотание.
– Скажи, друг, скажи, что хотел.
– Ты жесток, Кирилл.
* * *анклав: Москватерритория: Сити«Пирамидом»иногда приходится молчать, даже падая с обрываИстория не сохранила имени человека, который придумал концепцию штаб-квартиры московского филиала СБА, концепцию «Пирамидома». История перечисляла архитекторов и строителей, дизайнеров и подрядчиков – в общем всех, кто имел отношение к возведению дома. Но автор идеи остался неизвестен. Сам архитектор? Он всегда подчеркивал, что воплотил чей-то замысел. Чей?
А между тем штаб-квартира СБА выделялась даже в московском Сити, который не испытывал недостатка в оригинальных зданиях. Колоссальная пирамида, покоящаяся на внушительном основании, приковывала взгляды. Ее черные грани были абсолютно гладкими: антенны спрятаны под облицовку, вертолетные площадки выдвигались по мере надобности и сразу же исчезали во чреве «Пирамидома». Никаких мостовых или пешеходных дорожек, ведущих к верхним уровням. Гладкие, черные грани.
В «Пирамидоме» находились не только штабные управления филиала. Целые этажи технических подразделений, царство машинистов. Арсенал. Казармы. И, конечно же, тюрьма, расположенная глубоко под землей. Других исправительных заведений в Анклаве не предусматривалось.
– Я хочу знать, в чем меня обвиняют!
– В убийстве, – небрежно ответил дознаватель.
Отмахнулся, словно от надоедливой мухи, даже взгляд от экрана коммуникатора не отвел. Знакомится с делом. Дементьев понимал, что работы у безов много, ночью арестованных свозили в «Пирамидом» фургонами, и надеялся, что это обстоятельство заставит дознавателя побыстрее освободить случайно задержанного… ЧТО он сказал?!
– В каком убийстве?
– В самом настоящем.
– Я защищался от погромщиков!
– Значит, вам не о чем беспокоиться.
– Я защищался! – Илья посмотрел на равнодушного беза и чуть тише продолжил: – Они напали на меня. Они громили Таганку…
– Увы, господин Дементьев, ваша версия не подтверждается. – Дознаватель отодвинул коммуникатор и посмотрел на Илью. Впервые с тех пор, как того привели в комнату для допросов. – А вот из пистолета, что у вас изъяли, застрелены три человека. Все – случайные прохожие, к несчастью оказавшиеся на площади…
– Я отнял пистолет у погромщика! Это он…
– Ваши отпечатки – последние. Трупы мирных граждан обнаружены неподалеку.
– Проверьте видеокамеры!
– Погромщики разбили их в первую очередь.
– «Балалайка»… – Дементьев осекся. Вспомнил, что не вставил чип, в спешке покидая дом Оглыева. – Просмотрите «балалайки» свидетелей.
– Смотрели, – кивнул дознаватель. – Записи четко указывают на вас как на убийцу.
– Не может быть!
– А свою «балалайку» вы вынули. Весьма странный поступок для честного человека.
«Сколько раз я стрелял? Два? Нет, больше…» – Илья плохо помнил схватку на Таганке.
– Полагаю, вы находились в состоянии аффекта, – почти участливо произнес без.
– Да! – ухватился за соломинку Дементьев.
– Но это не снимает с вас обвинения в убийстве.
– Почему?!
Дознаватель усмехнулся и откровенно сказал:
– Если бы ты пришил больше черенков, чем на тебя напало, мы бы закрыли глаза на превышение уровня необходимой самообороны. Но речь идет о мирных гражданах. Есть свидетели. Есть репортеры, которые освещают расследование. Нам не удастся замять дело…
– НЕТ!!
Без холодно улыбнулся, поднялся на ноги, медленно обошел стол, приблизился к Илье и неожиданно ударил его по лицу. Даже не ударил – скользнул острыми, наверняка имплантированными ногтями, оставив на щеке Дементьева три длинные царапины.
Илья не шелохнулся.
И не только потому, что был привязан к стулу. Он впал в самый настоящий ступор.
– Не следует меня перебивать, – мягко произнес дознаватель.
Оглушенный Дементьев не ответил.
Мир рушился. Мир, выстроенный с таким трудом, распадался на глазах. Теплый, уютный, перспективный мир.
Илья уходил от лучших полицейских мира, он обвел вокруг пальца китайцев, он сумел убедить всех в смерти Чайки – великого ломщика, много лет наводившего ужас на транснациональные корпорации, в своей смерти. Он совершил невозможное – спрятался в обществе доступной информации и тотальной слежки. И теперь теряет все.
Из-за каких-то ублюдков, решивших разгромить пару лавок.
– При тебе обнаружили «раллер», – произнес вернувшийся за стол дознаватель. – Твой?
Ему пришлось повторить вопрос, прежде чем слова дошли до сознания оглушенного Ильи.
– Твой?
– Разве их запретили?
– Нет, – согласился без, – не запретили. Но мне интересно, откуда у нищего студента из России такая дорогая игрушка?
– Купил по дешевке.
– У кого?
– На Болоте. У парня на рынке.
– «Раллер» чист, – не стал скрывать дознаватель. – Ни одной запрещенной программы. И его код не засветился ни в одной сетевой ломке.
– Видите, я честный человек. – Илья нашел в себе силы улыбнуться.
– Или опытный.
– Честный!
– Но, к сожалению, убийца.
– Не смейте так говорить!
На этот раз дознаватель не стал бить Дементьева, хотя вновь подошел к нему. Постоял, разглядывая замершего в ожидании удара Илью, потом взял со стола упаковку влажных салфеток, вытащил верхнюю и аккуратно протер царапины на щеке арестованного.
– Пойми, парень, если ты ломщик, мы сможем договориться. – Тон стал добродушным. – Мы ищем организаторов бунта. Ты, судя по всему, мелкая сошка. Скажи, на кого работал, что делал, и я подумаю, как помочь снять с тебя обвинение в убийстве.
– Вы сфабриковали дело, – устало произнес Дементьев.
– Ты над моим предложением думай, – посоветовал без, – а не сочиняй всякую ерунду.
Дознаватель не понимал, почему ему запретили применять развязывающие язык препараты. Узнали бы все за минуты. Но приказ был четким: только силовое воздействие, и то очень аккуратное. Никакой химии. Боятся повредить ему голову? Похоже на то. Но почему? Что может быть ценного в голове мелкого ломщика? Тем не менее распоряжение пришло с самого верха, и нарушать его без не собирался.
