Уильям Гибсон - Периферийные устройства
– Лоубир они нужны, потому что их трудно отследить?
– Скорее, потому, что это оружие террористов. Не огнестрельное. Убивает не снаряд за счет кинетической энергии. Направленное роевое оружие. На языке профессионалов – «мясоед».
– Это что же за профессионалы такие?
– Каждый ствол выпускает узкоспециализированные ассемблеры. Дальность – метров десять. Ассемблеры дезинтегрируют мягкие животные ткани, включая дорогую итальянскую кожу. Более или менее одномоментно, после чего саморазрушаются. Таким образом, они не представляют опасности для пользователя, точнее, для младенца, поскольку по исходной задумке единственный пользователь должен находиться в коляске.
– Но у них есть рукоятки, – заметил Недертон.
Рукоятки были того же кремового цвета, что стволы, но без алого и матовые, словно костяные, по форме – как попугаичьи головы.
– Рукояти и ручной спуск сделал твой Эдвард по спецификации Лоубир. А он неплохо шарит.
– Не понимаю, зачем вообще все это в коляске.
– Ты ведь не русский, верно? Прежде всего – эффект. Очень впечатляющее зрелище, что эта штука делает с человеческим телом. Видишь, как такое произошло с твоим товарищем-похитителем, и быстренько берешь ноги в руки. Если успеешь. Система самонаводящаяся. Увидев цель, она сразу посылает ассемблеры куда надо.
– Но ты же их полностью обезвредил?
– Временно. У Лоубир есть ключ.
– Зачем ей это?
– Спроси ее саму, – сказала Тлен, нагибаясь и входя в шатер. Что-то четвероногое испуганно скользнуло с ее щеки на шею.
– Когда мы ждем Флинн? – спросил Недертон и глянул на перифераль.
– Я рассчитывала, что она уже будет здесь, но мне только что сказали, она недоступна. Так что будем ждать. – Она что-то бросила Оссиану на хриплой разновидности птичьего языка, тот закрыл палисандровый ящик, и Тлен продолжила: – А пока мы вроде бы разрешили проблему неподкованности Флинн в экспертно-примитивистской бредятине.
– Как именно? – спросил Недертон.
– Думаю, это можно назвать фекально-имплантной терапией.
– Вот как? – Недертон взглянул на нее.
– Вживленный имитатор словесного поноса. – Тлен улыбнулась. – Тебе, я думаю, такая операция не понадобится.
103. «Суши-лавка»
Проход в «Суши-лавку» был даже не проход, а лабиринт для хомяка. Мэдисон выстроил две семифутовые стены из мешков с черепицей на таком расстоянии, чтобы между ними как раз можно было пройти. Они тянулись из отверстия в стене «Сольветры» через пустой соседний магазин к отверстию в следующей стене, через еще один пустой магазин, и заканчивались в дыре к Хуну на кухню.
Войдя с улицы, Флинн увидела Бертона. Он лежал под белой короной, очень бледный. Рядом под другой короной лежал Коннер.
– Не хочешь со мной махнуться? – спросила Кловис Такому. – Оба здесь почти и не бывают.
– Бертона заставили работать? – возмутилась Флинн.
– Никто ему руки не выкручивал, – ответила Кловис. – Сам был рад перебраться в другое тело. Коннер возвращается только пожрать и отоспаться.
Гриф, похоже, не знал, что у Флинн на уме. Для нее по-прежнему оставалось загадкой, что Лоубир могла слышать и что известно Грифу. Ей хотелось взглянуть на его руки, но он держал их в карманах.
В кухне висел густой пар от варящегося риса. Хун провел их в зал, где стояли купленные в секонд-хенде складные столы, выкрашенные в красный цвет, и оттуда в нишу, отделенную листом фанеры. Фанера была замазана той же краской. Над складным столом висел обрамленный постер «Китайских гангстеров», сан-францисской группы, которая нравилась Флинн в старших классах. Она поставила «Полли» на обшарпанный красный пол, под свой стул, и села напротив постера. Мальчишка – племянник Мэдисона – принес два стакана чая.
– Захотите есть, дайте знать, – сказал Хун и повернул в сторону кухни.
– Спасибо, Хун! – крикнула Флинн ему в спину и глянула на Грифа.
Тот улыбнулся, что-то посмотрел в планшете, поднял голову и встретил ее взгляд.
– Теперь, когда мы знаем, что твоя мама никуда не едет, мы ищем способ максимизировать безопасность вашего дома, стараясь одновременно, чтобы внешне все выглядело как можно скромнее. Мы не хотим тревожить твою маму. Думаю, наше решение – высокий забор.
– У Пиккета был высокий забор. Не надо нам такого.
– Все будет совершенно иначе. Стелс-архитектура. Внешне ничего не изменится. То, что появится, будет выглядеть так, будто стояло здесь всегда. Мы ведем переговоры с архитекторами. Работы – преимущественно по ночам. Тихо, быстро, невидимо.
– А такое возможно?
– При достаточном количестве денег – разумеется. А они у твоей фирмы, безусловно, есть.
– Фирма не моя.
– Частично твоя, – улыбнулся Гриф.
– На бумаге.
– Это здание – не бумага.
Флинн оглядела зал «Суши-лавки». Приметила четверых ребят Бертона, которых не знала по именам. Они сидели по двое за разными столиками, положив под стулья винтовки в чехлах из кордюры. Кроме них, в зале были только сотрудники «ККВ», выряженные местными.
– Все как не взаправду. – Флинн перевела взгляд на Грифа. – Последнее время особенно. – Она глянула на его руки.
– Что «особенно»?
– Ты – она, – сказала Флинн и, подняв голову, посмотрела ему в глаза. Не мультяшно-синие. И вообще не синие, а светло-серые, но сейчас они расширились.
В другом конце зала рассмеялась женщина. Гриф опустил планшет, положил руку на стол и впервые с поездки домой от Пикетта Флинн почувствовала, что сейчас разревется.
Гриф сглотнул. Заморгал.
– На самом деле, – сказал он, – я буду кем-то другим.
– Ты не станешь ею?
– Наша жизнь идентична до момента, когда здесь получили первое сообщение Льва. Однако мы уже не их прошлое и она – не мое будущее. Мы начали расходиться, пусть поначалу незаметно, с того самого первого сообщения. К тому времени, как она вышла на контакт со мной, в моей жизни уже произошли мелкие события, о которых она не знала.
– Она тебе написала?
– Позвонила. Я был на приеме в Вашингтоне.
– Сказала, что она – это ты?
– Нет. Сказала, что женщина, с которой я говорил минуту назад, – крот, тщательно замаскированный агент Российской Федерации. Она, женщина, была во многих смыслах моим американским эквивалентом. Потом она, Эйнсли, незнакомка в телефоне, привела доказательства. Вернее, то, что стало доказательствами после того, как я обратился к секретному поисковику. Так что все происходило постепенно, в течение примерно двух суток. Я догадался. Во время нашего третьего телефонного разговора. Тогда она сказала, что заключила сама с собой пари: я соображу. И выиграла. – Он чуть заметно улыбнулся. – Однако я видел, что она знает не только мир, но и – во всех подробностях – мое совершенно засекреченное положение. Сведения, которыми не располагал никто, даже мое начальство. И она продолжала указывать на других иностранных и здешних агентов в моей службе и в той американской организации, с которой я сотрудничаю. В ее время они оставались неразоблаченными долгие годы, один – больше десяти лет, что дорого нам обошлось. Указать на всех сразу я не мог – это значило бы навлечь подозрения на себя. Однако полученная информация уже очень благоприятно сказалась на моей карьере.
– Когда это было?
– В четверг, – ответил он.
– Совсем мало времени прошло.
– Я почти не спал. Однако убедили меня не профессиональные факты, а то, что она знала меня, как никто другой. Мои постоянные мысли и чувства, которые я не высказывал ни одной живой душе. – Он отвел взгляд, потом вновь робко глянул на Флинн.
– Сейчас я ее в тебе вижу, – сказала Флинн, – но догадалась только сегодня утром, когда Уилф упомянул поднос.
– Поднос?
– Обычный, как у нас дома. Такой же есть у Кловис в Лондоне. Там она старуха. Держит магазин по продаже американских древностей. Лоубир с ней дружит. Возила туда Уилфа, когда навещала Кловис, чтобы освежить какие-то воспоминания. Он мне рассказал, и я вспомнила твои руки и ее. И поняла.
– Как все невероятно странно, – сказал Гриф и глянул на свои руки.
– Тебя ведь зовут не Лоубир?
– Эйнсли Джеймс Гриффидд Лоубир Холдсуорт. Девичья фамилия моей матери. У нее была аллергия на дефисы. – Он вынул из кармана синий носовой платок. Не безовского синего цвета, а более темный, почти черный. Промокнул глаза. – Извини. Расчувствовался. – Потом глянул на Флинн. – Ты первая, с кем я это обсуждаю, если не считать Эйнсли.
– Все нормально, – ответила Флинн, не вполне понимая, что сейчас означают эти слова. – Она нас слышит? Прямо сейчас?
– Нет, если поблизости нет какого-нибудь устройства.
– Ты ей скажешь? Что я знаю?
– А ты бы как предпочла? – Он склонил голову набок, отчего стал еще больше похож на Лоубир.
– Тогда я лучше сама скажу.
– Давай. Тлен только что прислала мне эсэмэс, что ты нужна там как можно скорее.
104. Красный «медичи»
