Deathwisher - The smile of the Digital God
А внутри, внутри этой фруктовой кожицы – ещё более желанная тёмная мякоть.
Лифчик, она, видимо, не носила из принципа.
Наркотик, экстатическая любовная эйфория, затаился, подобно свёрнутой, но тугой пружине.
Он лежит во мне, ждёт, а пока заставляет губы расплываться в довольной, собственнической усмешке.
А я – всего лишь гадкий червь, готовый поселится в этом плоде.
На её чёрном лице, на лице, на котором светятся золотые монетки глаз, образуется белая прорезь – крупные, белые зубы.
Она легла на меня, навалившись горячим дыханием, раздвинула ноги.
Киска у неё была гладко выбрита.
Нет, не было прелюдии. Не было предвкушения.
Было само – вкушение плода.
Только… кто был плодом?
Постель скрипела, в то время как масса наших переплётшихся между собой тел сжималась во всё более тугой и крепкий комок.
Наркотик распрямился во мне, а в ней распрямилась уже моя пружина.
Её темнота была мягкой, влажной, струящийся, и я сам, в зверином, столь звероморфном, плотском наслаждении, старался войти в её ритм, поймать его, стать змеей.
Её темнота, теснота, скоро заставила мою голову откинуться назад, закатить глаза в неимоверно кусающей, приятной боли, такой боли, которая заставляет хриплый крик удовольствия вырываться из твоего горла.
Вой.
Пульсация.
Да.
Как красные цифры над нашими головами.
Как красные ногти, раздирающие, рассекающие кожу на моей спине, выставляя мой хромированный скелет наружу, обнажая рёбра и лопатки.
Как я себе её представлял, в этом бешеном ритме сменяющих друг друга кадров, таких ярких, цветных, резко очерченных двойным светящимся контуром?
Пульсация.
В этом лихорадочном, бездумном вихре наслаждения болью?
Её бесчисленные косички, как черви, падали мне на лицо, грудь, плечи, оплетая их паутиной.
Она была статуей, статуей из цельного куска обсидиана.
Губы, горячие, на коже оставлют ожоги, как и ядовитая слюна…
Нет, она была статуей из лавы, такой она представлялась мне, когда я уже оказался сверху и начал размеренно-скользяще вгонять в неё член, стальной и… холодный.
Опутывая её своим телом, как она меня опутывала своим.
Да, лава, каскад косичек. Сверху, чёрная, гладкая корка, но она уже покрыта множеством трещин, из которых видна огненная магма, пышущая жаром. Синди, этот монолит обсидиана весь стянут сетью горящих разломов, а она всё стонет, стонет, когтями выпуская мне внутренности, да и я не останавливаюсь…
С её кожи срывались пряные язычки пламени…
Из моих пальцев вырастают ледяные кристаллы…
Она обтекаемая, и я стискивал её ещё крепче, жадно приникая ртом к неостывающей лаве, не боясь обжечься, ведь я – лёд, сковываю её, чувствуя её кровь на своих губах. Кровь и пот.
Я – ледяная змея…
И когда жара, исходящая от её криков, когда сладость боли, тысячями лезвий резавшей моё тело, кромсавшей его, становятся непереносимыми, эта магма, жидкая, страстная, перетекает и в меня, в мой льдистый мрак, она разрушает его кристаллически-бритвенную гармонию изнутри, переполняя меня, и серебрянные змеи, жившие в моей ртутной крови погибают под натиском её огненных – вот тогда я взрываюсь…
Снова погружаясь во мрак…
Над нами тихо падают огненные лепестки чёрных роз. Когда они падают, сгорают в пепел.
Так я на час провалился в небытие.
Она полулежала на мне, уже после того, как мы трахнулись ещё два раза и выкурили кальян, я медленно приходил в себя. Было часов семь утра, согласно календарю.
Синди смотрела на меня своими жёлтыми глазами и водила наманикюренным пальцем по моей груди, выписывая на ней некие замысловатые узоры. Хотя и косички, гладкие и чёрные, рассыпанные по нашим телам, образовывали орнамент не хуже.
Её твёрдые соски прижимались к моей коже.
О «роболе» я и не думал.
Он остался в другой вселенной.
Я тискал её круглый зад…
Её пухлые губы интересно разлеплялись, когда она говорила. Её рот пересох.
Моё же сознание всё плескалось в синеватой дымке сексуального и наркотического удовлетворения. Тело парило в астральных сферах или как их там…
Я спросил: «Синди, ты вообще кто?»
– я… я не проститутка… – сказала она. – если ты это имеешь ввиду…
– Гм… тогда кто? – слова тяжело падали с моих губ.
– Понимаешь… – она подняла на меня свои золотистые глаза. Я впервые заметил приятную округлость её лица в приглушённом сумраке комнаты. – мне нравится встречаться с интересными людьми…
Голос у неё был мягким, слегка подрыкивающим. Она изящно свернулась около меня, подогнув ноги. Я не мог оторвать от неё глаз. Я провёл рукой по бархатистой коже, производя нежный, шелестящий звук.
– И спать с ними?
– Нет, что ты, не всегда. Я ведь танцую. В группе «Светлый Мир». Знаешь такую?
Я отрицательно покачал головой. Разбираться во всех тонкостях российской эстрады – не по мне. К тому же, так напряжённо думать мне совсем не хотелось.
Так приятно было покачиваться на этих волнах, не ощущая ничего, кроме тепла этой почти незнакомой женщины и легкого одурения.
– И чем я тебе приглянулся? – лениво спросил я , одновременно выворачивая шею и игриво покусывая её за грудь. Она хихикнула и шлёпнула меня по щёке.
– Ты странный , Войд. – слово «странный» она произнесла с придыханием. – ты не похож на парней, с которыми я встречалась раньше.
– Так чем же? – этот разговор, сквозь дымку, начал забавлять меня, и я усмехнулся.
Она перевернулась на спину, закидывая руку мне за шею и запуская ноготки в волосы. Её глаза неподвижно уставились в потолок, словно запечатываясь в глазницах.
– Ты как будто вообще ничего не чувствуешь. Вот когда мы трахались… слышь, достань сигарету где-нибудь… так вот, когда мы трахались… ты не подумай, мне понравилось, необычно так… вообщем, ты как будто делал всё… чёрт, не знаю как обьяснить.
– Ну? – я потянулся к тумбочке за пачкой «Мальборо»
– Не из глубины. Не с душой. Ты же холодным был, Войд. Как сосулька. Блин, ты даже не вспотел! – щелчок зажигалки.
– И ты не боишься? – спросил я. По её лицу не было заметно, что бы этот факт её напугал. Она затянулась.
– Нет, конечно. Это, наверное, все твоя жуткая смесь наркотиков.
– Ага, – хихикнул я. – точняк.
– Или вот. Ты часто улыбаешься, но из-за твоих глаз непонятно, смешно тебе или нет. – она повернула голову и посмотрела на меня. Взгляд стал испуганным и пронизывающим. – это жутко…
– Я тебе не нравлюсь? – спросил я её замогильным голосом, одновременно сгребая её в обьятья и целуя в шею. – ничего, твоя кровь мне пригодится!!! – это я уже прорычал, шутливо скалясь, будто собираясь прокусить её горло.
За окном прогрохотала магнитка. По тёмной комнате поплыли квадраты жёлтого света. Синди завизжала в притворном ужасе и прижалась к стене, рассыпая косички по плечам.
– Как сказать. – она прищурилась. – ты конечно не красавец. Симпатичным тоже сложно назвать – разве что на любителя. Ты белый. И тощий. Правда, с этим у тебя всё вроде в порядке… слава Богу…
Шоколадный палец с кровавым ногтём обвиняюще ткнулся в мою костлявую грудь. Она прикрыла глаза пододеяльником.
– И глаза, полный кошмар. А зубы, что с ними-то у тебя случилось?
– Выбили. В пятнадцать лет.
Её взгляд был полон недоверия.
– Это значит, три года назад?
– Кто тебе сказал, что мне восемнадцать? – спросил я. Это было правдой.
– Скомат…
– А. Ну ясно.
– Так тебе что, нормальные протезы сделать не могли? Хотя бы под натуральный цвет…
– Я не хотел. Думал, что с хромированными клыками и нижним передним будет выглядеть прикольнее… ну и привык.
Она кинулась на меня, мы стали бороться.
– А ты вот, очень…даже… кругленькая! Аппетитная! Шоколадка!
Синди схватила меня за голову, запустив пальцы в синие волосы, счастливая и смеющаяся. Но тут ей улыбка сползла, будто краска, политая растворителем. Её руки что-то нащупали на моём затылке.
Я давно не видел, чтобы человек так менялся в лице.
– Что это? – спросила она, не опуская рук. Её губы побелели.
– Чтоэто ? – переспросил я, стряхивая её руки. Она так и осталась сидеть в простынях, как древняя индийская богиня. Я дотронулся до гладкого, холодного металлического выступа у основания затылка.
– Разъём, что ли? – я не понимал причину её испуга. – ну разъём, что дальше?
Синди вдруг резко отвернулась, уставилась на грип-кресло. Я услышал, как она пробормотала «ну конечно, должна была догадаться… дура, дура, дура….». я протянул руку, дотрагиваясь до её плеча, но она стряхнула руку, словно её коснулся труп. По телу пробежала волна отвращения. Она сидела ко мне спиной, а я ничего не понимал.
