Дэвид Марусек - Счет по головам
На крыше осталось совсем мало Кодьяков. Но Самсон не спал, и Меган с Китти кормили его.
— Мы его помыли, — сказала Китти. — Сменили одежду, сняли старую мастику. Вот он и проснулся.
— Привет, Сэм, — сказал Богдан.
Старик сосредоточенно жевал кашу, и Богдан сел рядом с Денни.
— Страшно было видеть его там, на небе, — сказал тот. — Да.
— Я прямо перенервничал. Зря это он. — Да.
На полу валялись ошметки вчерашнего Самсонова скафа. Богдан поднял его, осмотрел лацканы. Синего техноса там больше не было.
— Китти, вы на Самсоне никаких техносов не нашли?
— Нет. — Она показала на парившую над крышей внукоровскую пчелу. — Кроме этой, не видели ни одного.
Тот, синий, мог запросто спрятаться где-то под листьями.
— Хьюберт, — позвал Богдан, взяв в руки пояс Самсона.
— Я не Хьюберт, — ответил пояс. — Я терминал Хьюберта с ограниченными личностными свойствами и номинальным запасом знаний. Контакт с Хьюбертом — прим я потерял сегодня в 2.21.
— Твое счастье. — Богдан бросил пояс и сказал Денни: — Видал, как Кейл полез в драку за Хьюберта? Вот не думал, что он так любит пастовика. Чего ты? — спросил он, поймав оценивающий взгляд Китти, но та уже отвернулась и вытирала Самсону слюни. — Что там такое с Кейлом и Хьюбертом?
— Богги, ты? — прошамкал старик. — Поди сюда, я тебе что-то скажу.
Меган и Китти убрали поднос, губки, щетки. Богдан сел на койку, взял Самсона за руку.
— Сегодня я узнал кое-что, парень.
— Да, наверное.
— Я узнал, что трудно убить себя, когда на самом-то деле тебе хочется жить.
— Я тебе мог сразу это сказать.
— Правда? — Глаза Самсона пытались сфокусироваться на мальчишеском лице. — Не думаю, Богги. Ты даже повзрослеть пока не сумел — что ты знаешь о смерти?
3.2
Мэри казалось, что Фред радуется ее новому назначению не так сильно, как хотелось бы ей. Когда купол сгорел и светящийся пепел осыпался вниз, она сразу отправилась домой, чтобы подготовиться к долгожданной работе. Заказала красивый сине-коричневый комплект (не форму — евангелины форму не носят), изучила расписание поездов, отыскала все, что имелось на ВДО относительно клиники Рузвельта. Информация оказалась немногочисленной: эксклюзивная лечебница для аффов чуралась рекламы.
Фред приплелся около двух, вымотанный еще больше, чем вечером. Он хотел отметить радостное событие, но Мэри наладила его прямиком под душ, уложила в постель и полежала рядом, пока он не уснул. Это произошло быстро, но когда она встала, он заворочался и сказал:
— Будь осторожна.
— Что-что? — Он не ответил — во сне говорил, должно быть.
В пять утра, перед выходом, Мэри рассмотрела себя, поворачивая зеркало на все 360 градусов. Выбранный ею костюм выглядел вполне по-деловому и при этом очень ей шел. Лицо выражало внимание, дружелюбие и заботу. Большие карие глаза смотрели тепло, но проницательно. В самый раз для роли успешной евангелины.
В левом нижнем углу зеркала замигал символ срочного почтового сообщения, и у Мэри екнуло сердце. Так она и знала. Слишком это хорошо, чтобы быть правдой. В последний момент ее раздумали брать на работу.
Снедаемая жалостью к себе, она на цыпочках прошла мимо спящего Фреда в гостиную, к экрану, настроенному на окно чьей-то чужой квартиры. Открыла почту, поискала глазами ключевые слова «отменяется», «сожалеем», «ошибка».
Немного успокоилась, не найдя таковых, и стала читать по порядку.
Нет, никаких отмен, благодарение небу. Ее просто извещали об инструктаже, который будет проведен в клинике. Прекрасно. Она записала на ладонь нужные сведения и вышла из дому.
Коридоры и лифты жил блока 7 заполняли десятки тысяч Полезных Людей, работающих в утреннюю смену. В сине-коричневом море мелькали лица елен, стивов, изабелл, дженни — множества дженни. Этого времени дня Мэри всегда боялась больше всего: толпы идущих на работу счастливцев надрывали ей сердце. Но сегодня все было по-другому. Ее волнение, вероятно, бросалось в глаза, потому что совершенно незнакомые люди улыбались и спрашивали:
— Доброе утро, мар лина, на работу идете?
— Хей-хо! — отвечала она.
Народу на станции Слипстрима прибывало ежеминутно. Ожидание в очереди на посадку угрожало растянуться на полчаса. Мэри это не пугало: она принимала в расчет такого рода задержки. Но когда она ввела в окошко кондуктора полученные по почте координаты, тот, к удивлению Мэри, направил ее на дальнюю платформу для частного транспорта. С восторгом сознавая, что все взгляды устремлены на нее, Мэри вышла из очереди и нашла на указанной платформе кабину, которая ждала только ее. Не какая-нибудь бусина — большое купе с плюшевым сиденьем, полным медиадоступом, закусочным баром и собственным арбайтором. Мэри пристегнулась, и кабина бесшумно заскользила к пусковому пандусу.
Полчаса спустя она сбросила скорость и выкатилась на пустую платформу маленькой станции. Мэри видела в окошко мрамориновый пол и закругленные стены из светлых известняковых блоков. Кабина плавно затормозила, двери открылись. Мэри никто не встречал, на станции не было ни надписей, ни киосков — она понятия не имела, где оказалась. Вспомнив о предостережении Фреда, она побоялась выходить, но потом взяла себя в руки.
В этот самый момент на перроне припарковалась другая кабина, такая же, и из нее появилась другая евангелина.
— Мэри Скарленд, — представилась Мэри, протянув руку.
— Очень приятно. Рената Картер. — Несколько ширококостная и полная в талии для евангелины, она, тем не менее, укладывалась в типажные нормы. — Мы должны ждать здесь или идти дальше сами? — спросила Рената, нервно пожав руку Мэри.
— Понятия не имею, — засмеялась та, почувствовав рядом родную душу. — Приехала за минуту до вас.
Тут из лифта на перроне, как по сигналу, выкатился домашний арбайтор. Подъехал к ним, открыл над собой скоп с человечком, одетым в одну только набедренную повязку из шкуры какого-то зверя. Голова у него казалась слишком маленькой по сравнению с телом, на лице выделялись надбровные дуги и тяжелая челюсть.
— Доброе утро. — Он поклонился каждой евангелине поочередно. — Приветствую вас в усадьбе Старков.
Старк! Это громкое имя вчера поминалось во всех новостях.
— Вижу по вашей реакции, что вам известно, какая трагедия произошла в нашей семье. Это сэкономит нам время. Элинор Старк действительно скончалась, как сообщили вам медиа, но ее дочь Эллен пережила катастрофу. Она и есть ваша новая клиентка, а я Крошка Ханк, ее ментар и ваш начальник.
Всего он нанял восемь евангелин, сказал человечек, поскольку дежурить предстоит круглосуточно. Смены как в начале, так и в конце накладываются одна на другую, поэтому два часа из восьми они будут проводить вчетвером.
— Наденьте, пожалуйста, это, — попросил он, и арбайтор подал им бежевые шапочки-таблетки. При взгляде на Ренату Мэри стало ясно, как смешно эта штука смотрится на ее собственной голове. Рената кокетливо сдвинула свою шапочку набок. Мэри отнеслась к этому одобрительно и сделала то же самое.
— Отлично, — сказал Крошка Ханк. — Моя первая попытка в области высокой моды увенчалась успехом. А теперь послушайте самое главное. Во-первых, вы должны надевать эти шапочки до входа на территорию клиники и не снимать их ни под каким видом, пока вы оттуда не выйдете. Ясно?
Евангелины кивнули.
— Второе и не менее важное: ни на секунду не оставляйте Эллен одну. Именно по этой причине вы дежурите парами. Распределите свои перерывы так, чтобы одна из вас постоянно находилась при Эллен. Ее поместили в коттедже с садом. Коттедж и сад можете считать одним помещением. Это значит, что по крайней мере одна из вас все время должна быть в доме или в саду. Никаких исключений, никаких оправданий. Ясно?
— Но что, если сама мар Старк покинет коттедж? — спросила Рената.
— Не покинет.
— А если мар Старк попросит нас уйти? — спросила Мэри.
— Не попросит. Евангелины переглянулись.
— Предупреждаю, что буду следить за вами, — продолжал Крошка Ханк, — и выходить на связь в конце каждой смены. Теперь прошу сесть в головную кабину, которая вас доставит в Восточный Декейтер, где будет ждать лимузин. У меня все. — Скоп закрылся, арбайтор уехал.
Лимузин сел и по кирпичной дорожке подъехал к воротам. Клиника Рузвельта снаружи походила на крепость. Евангелины приблизились к окошку в больших пресс-воротах, показали ладони охраннику-джерри.
— Вас ждут, проходите. — В воротах из сжатого воздуха открылась щель, в которую мог пройти только один человек. По ту сторону стояли два джерри, вооруженные и крайне официальные. Их голоса гулко звучали в большом бетонированном отсеке. Пахло здесь почему-то чесноком.