Сергей Соболев - Скриптер
– Павел Алексеевич, это может быть опасным для вас лично, – сказал Авакумов. – Вы имеете право отказаться… Но заменить вас мне решительно некем.
– А ведь кое-кто, кого вы знали лично, любил повторять: «незаменимых у нас нэт…» – полушутливо, чтобы не свалиться в пафос, а заодно и чтобы скрыть внутреннюю дрожь, сказал Редактор. – Или вы не разделяете мнения Вождя народов по данному вопросу?
– Это изречение известно, по меньшей мере, два тысячелетия, – усмехнулся Хранитель. – Хозяин обыграл его в своем докладе на одном из партийных съездов. Имелось в виду, что среди вельмож, бюрократов, разного рода чинуш действительно нет «незаменимых»… И время подтвердило этот тезис. А вот по-настоящему талантливых, уникальных в своем роде людей Сталин не только не третировал, но ценил их, продвигал и создавал все возможности для развития и творческой деятельности.
Они прошли в строение со стороны открытой веранды. Когда проходили по коридору мимо приоткрытой двери, за которой находится комната отдыха для сотрудников личной охраны, Авакумов вдруг приложил вдруг палец к губам.
– Тссс… – Он осторожно затворил дверь. – Там один товарищ отдыхает… как бы не разбудить до срока.
Авакумов и его гость вернулись в тот же служебный кабинет, откуда началась эта их необычная прогулка. Здесь их уже дожидался охранник Николай; сюда же вслед за двумя мужчинам, проведшими некоторое время в зоне, о чем-то там совещавшихся, явился и помощник Авакумова.
Михаил Андреевич посмотрел на настенные часы, показывавшие половину одиннадцатого вечера.
– Не будем терять драгоценное время, – сказал он. – И не будем облегчать жизнь нашим недругам, которые сейчас пытаются отслеживать передвижения наших ключевых сотрудников… Прямо отсюда, из Ближней дачи, можно попасть непосредственно в «Монастырскую зону». А также – по короткому переходу! – и в сам Монастырь…
Авакумов посмотрел на помощника.
– Товарищ Щербаков, проводите товарищей, покажите им кратчайший путь!
Он протянул руку редактору Третьего канала, человеку, лишившемуся лицензии, но не решимости довести дело до конца.
– Очень на вас надеюсь, Павел Алексеевич! Удачи!
– Спасибо… – Редактор понизил голос. – Про девушку не забываем… она важный элемент в нашем «паззле».
– Не волнуйтесь, мы работаем и в этом направлении, – Авакумов чуть задержал его руку в своей сухой ладони. – Как только выйдем на ее след, я вам сразу же сообщу.
Глава 5
САО г. Москва.
Областная психбольница № 1.
Массовое обострение в ночь
на 6-е мая
Шел одиннадцатый час вечера, когда из помещения для охраны, расположенного неподалеку от построенных столетие назад в стиле «русский модерн» главных ворот, вышли двое сотрудников в униформе. Они направлялись в сторону бокса с вольерами, где содержат сторожевых псов. Увидев выбежавшего из дверей ближнего к воротам – Второго – корпуса мужского отделения дежурного врача, знакомого им обоим, охранники направились наперерез ему по узкой асфальтированной дорожке.
Этот невысокий грузный мужчина лет сорока пяти, судя по его поведению, по самому его виду, был сильно взволнован; а, пожалуй, что и напуган чем-то – он озирался на ходу, как будто опасался погони.
– Где ваш старший? – крикнул он. – Что со связью?! Не могу дозвониться на ваш пост!
– Начальник дежурной смены сейчас на КПП у ворот, – сказал один из двух охранников, тот, что был постарше. – А что случилось, док? Нам только что велели осмотреть территорию!
– Беспорядки во втором корпусе! Настоящий бунт!!
– Бунт!? – удивленно переспросил охранник. – С каких это пор «овощи» стали способны устраивать бунты?
– Я с ними пытался поговорить. – Дежурный врач в сердцах махнул рукой. – Да куда там… стоят на своем!
– А чего это они вдруг возбудились?
– Жалуются на плохую кормежку, на жестокое обращение медперсонала, на поборы… И все такое прочее.
– Во дают!.. А как еще с овощами обходиться? Тут не курорт, а они – не миллионеры, чтобы с ними цацкаться!
– И еще говорят, что пока «принцесса» не появится здесь собственной персоной, они свой бунт не прекратят!!
– «Принцесса»? – удивленно переспросил охранник. – Это какая-то новая фишка?! А что об этом известно, док? Что это еще за блажь?
– Во время утренней прогулки им кто-то пообещал, что вечером к нам приедет настоящая принцесса! Вернее, не к нам, а к ним, к больным.
– Настоящая принцесса приедет сюда, к нам, в наш дурдом? – Охранник рассмеялся. – Вот же чудаки.
– Тем не менее, они настаивают на своем! Вот если бы и вы подключились, и помогли нам растащить эту публику по палатам… Что скажете?
– У вас есть свой персонал на эти вот случаи! Ваши санитары вон какие ряхи отъели на казенных хлебах, а с «овощами» справиться не могут?!
– Говорю же, они заперлись там! Забаррикадировались! Взломали дверь пищеблока и уже там раздобыли острые и колющие!..
– Во даете… Психи, значит, еще и вооружились топорами и ножами?
– Не получается своими силами повязать их… нужна помощь! У вас ведь четыре служебных пса?! Больные боятся собак!.. И газовые баллончики у вас имеются! Если поможете нам навести в корпусе порядок, мы в долгу не останемся!
– Это к старшему смены… Хотя, между нами, док, усмирять подведомственных вам психов в обязанности охраны не входит.
Врач, нервно обернувшись, посмотрел на зарешеченные окна Второго корпуса – на первых двух этажах горит свет, хотя в это время он должен быть погашен, а больные должны находиться в своих койках.
– Главный вот-вот приедет! – пробормотал он. – Ох, полетят головы с плеч долой у персонала… И моя – первой!
Удерживая «кавказца» на коротком поводке, охранник направился по дорожке к той стороне больничного городка, которая выходит на улицу Восьмого Марта.
Часть ограды, которой окружен по периметру весь располагающийся в глубине Петровского парка комплекс Центральной областной клинической психиатрической больницы, сохранила свой исторический вид. Некогда, в канун Первой мировой войны, здесь были выстроены «коншинские» дачи, а также санаторные и больничные корпуса. Здесь же, в Петровском парке, на Истоминском проезде, переименованном ныне в улицу Восьмого марта, находилась также известная еще до революции психиатрическая клиника Усольцева. Как и центральные резные ворота, называемые в обиходе «сказочными», или «шехтелевскими», деревянные, с невысокими каменными башенками секции больничной ограды были сооружены в начале минувшего века знаменитым зодчим, художником, графиком Федором Шехтелем. Эскизы к этому проекту изготовил другой знаменитый российский живописец – Михаил Врубель (в одно время, кстати, проходивший лечение здесь же, в клинике Усольцева для душевнобольных).
Охранник Геннадий присел на корточки у тянущегося вдоль ограды прута. Он уже приготовился закрепить карабин от цепи на кольце, продетом в ошейник пса, чтобы выпустить Рамзеса на свободу – ограниченную длиной прута и самой цепи, естественно. Но тот вдруг рванулся с такой силой, что парень в куртке с надписью ОХРАНА упал на бок, выпустив из руки поводок!..
К счастью, пес не убежал далеко, – а то пришлось бы за ним бегать по всему городку – но метнулся к одной из ближних секций ограды!
Охранник поднялся на ноги; потер ушибленный локоть. Цедя ругательства, направился туда, где у стены метался, беснуясь, Рамзес, туда, откуда доносился яростный собачий лай.
Геннадий на ходу расстегнул поясную кобуру с «травматиком». Ему в эти мгновения было как-то не по себе…
«Кавказец» вел себя довольно необычно; пес весь зашелся в злобном низком лае!.. Он даже присел на задние лапы – казалось, что вот-вот прыгнет! Но к самой стене совсем уж близко подобраться пес почему-то не решался; и это обстоятельство до крайности поразило охранника!
На стене, на одной из секций, мелькнуло нечто темное… Какая-то тень! Послышалось громкое шипение; нечто среднее между звуками, издаваемыми кобрами и шипением – предупреждающим – какой-нибудь кошачьей особи!.. Только в несколько раз громче; да и сам этот звук был таков, что от него у охранника зашевелились волосы на затылке.
Звучно клацнули клыки; затем вновь от ограды донеслись эти жуткие звуки!..
«Кавказец» медленно попятился… А затем и вовсе произошло невиданное: Рамзес, поджав хвост, метнулся прочь от ограды, прочь от застывшего в немом изумлении охранника!..
Геннадий проводил его взглядом, пока пес не исчез за углом ближнего двухэтажного строения. Шипение, сопровождаемое какими-то жутковатыми клацающими звуками, разом стихло. Он вновь повернулся к ограде. На ней, на округлой верхушке каменного столбика сидела… кошка.
