Вадим Проскурин - Хоббит, который познал истину
— Я знаю, потому и спросил. Но это так, ерунда, не бери в голову.
— А еще он превращал меня в драконицу, — Натку понесло, — только из этого ничего путного не получилось, потому что я не могла двигать ни крыльями, ни хвостом.
А это очень неудобно, когда мужчине приходится держать твой хвост, потому что…
Я непроизвольно хихикнул.
— Я знаю, — сказал я, — еще очень раздражает, что нельзя повернуть ухо в сторону источника звука. Получается, что ты слышишь, как мыши скребутся под плинтусом, а то, что говорит собеседник, почти не слышно. А рога у тебя были?
— Нет, рога бывают только у мужчин. И окраска у меня была не зеленая, а желтовато-серая. Совсем некрасиво… А ты разве тоже был драконом? Тебя Сссра тоже превращал?
— Нет, такими делами мы не занимались, — я покраснел, — я стал драконом, когда попал в башню Сссра в отсутствие хозяина. Башня сделала меня хозяином, и я им оставался пару недель. Только я сразу же превратился обратно в хоббита.
— А почему ты сейчас человек?
Я пожал плечами.
— Не знаю, просто так. Впрочем, нет, я знаю, мне не хотелось, чтобы ты смотрела на меня сверху вниз. Я знаю, это глупо, но мне захотелось стать человеком именно по этой причине.
— Ты очень красивый в этом облике. И голубые глаза тебе очень идут. Может, и мне так сделать?
— Сделай.
Глаза Натки вспыхнули голубыми искрами.
— Нет, свечение убери, это уже перебор.
— Какое свечение? А… это случайно получилось. Так лучше?
— Замечательно.
— Да, действительно. Мы с тобой так подходим друг другу… Нет, я не имею в виду ничего такого, я просто…
— Сказала то, что думала. Да, мы действительно похожи. Это не удивительно — два тела, созданные по умолчанию, должны быть похожи друг на друга.
— Да, действительно, — повторила Натка, находясь в некоторой прострации.
Воцарилась долгая пауза. Мы смотрели друг на друга, глупо хлопали глазами и не знали, что сказать. Наконец я решился прерывать молчание.
— Что ты собираешься делать? — спросил я.
— Даже не знаю. А какие могут быть варианты?
— Да какие угодно, я не хочу тебя ни в чем ограничивать. Единственное, мне не хотелось бы, чтобы ты училась высшей магии, мне кажется, ты не вполне контролируешь себя.
Натка пожала плечами.
— Да нет, я вполне контролирую себя и всегда контролировала. Я делала глупости совсем не потому. Мне всегда хотелось подняться на самый верх, мне казалось, что те, кто несет на себе бремя верховной власти, живут как-то по-другому, более счастливо, что ли… Но я стала хозяйкой четверти Аркануса, а потом хозяйкой Миррора, и это ничего не изменило. Я подумала, что делаю что-то неправильное, что все должно быть не так… Я стала жить со Сссра, и в какой-то момент мне стало ясно, что он такой же, как я. Кажется, теперь я понимаю, почему власть называют бременем. Я больше не знаю, к чему стремиться. Я пробовала просто жить в свое удовольствие, но это так быстро надоедает…
— Есть одна девушка, ее зовут Мезония, — сказал я, — она считает, что главное в жизни — стремление к собственному совершенству.
— Но ты запретил мне учиться высшей магии!
— Разве нельзя совершенствоваться в других направлениях?
— Зачем? Когда начинаешь понимать, что такое магия, все остальное кажется таким мелким…
— Да, ты права. Но я действительно не знаю, что тебе предложить. Я, собственно, пришел к тебе, чтобы сказать, что Сссра ушел, больше никаких планов у меня не было.
— Я могу поговорить с Уриэлем?
— Нет, Уриэль тоже ушел.
— Навсегда?
— Скорее всего. Из хозяев Средиземья остался один я. Есть еще Макс, но его не волнуют дела Средиземья, он считает их ничего не значащей мелочью.
— А Нехалления?
— Она здесь. Ладно, Натка, я больше не смею тебя задерживать, мне пора идти.
— До встречи, Хэмфаст!
20
Я ожидал увидеть долину печальной и пустой, но в доме Олорина горел свет. Интересно… Это что, выходит, Уриэль вычистил не все резервные копии?
Войдя в дом Олорина, я обнаружил на кухне Хаммера и Лору, которые сидели за столом и пили вино. Судя по характерному запаху, витавшему в кухне, им было уже хорошо. Хотя лица еще более-менее трезвые.
— Ну что, пленники виртуальности, — спросил я, — каким ветром вас сюда занесло? Впрочем, вы можете не отвечать — ты, Лора, сложила фигу левой рукой, а Хаммер в этот момент за тебя уцепился. Правильно? Кстати, Лора, ты что, совсем сдурела? Тебе нельзя пить, тебе же рожать скоро!
Я сделал простейшее заклинание, и Лора протрезвела. Она печально улыбнулась и спросила:
— Думаешь, здесь это имеет значение? Это же все-таки нереальный мир.
— Ты что, тоже человек? — изумился Хаммер.
— Тоже? — Лора непонимающе уставилась на него. Прямо-таки сцена из комедии.
— Что случилось? — спросил я. — Как вы оказались здесь и почему вместе?
Лицо Лоры приобрело плаксивое выражение.
— Этот козел хотел меня похитить! — сообщила она.
— За козла ответишь! — отозвался Хаммер.
— Тихо вы! — прикрикнул я, и, как ни удивительно, мои гости послушались. — Хаммер, ты зачем хотел ее похитить?
— Долго объяснять… — начал Хаммер, но я прервал его:
— Долго не надо. Ты связался с минаторскими бандитами, теперь пребываешь в качестве быка для особых поручений. Ты участвовал, по крайней мере, в одном убийстве, а потом… Так зачем ты ее хотел похитить?
Хаммер захлопнул рот, снова открыл его и сказал:
— Откуда я знаю зачем? Мне приказали, я выполнял приказ.
— Кто приказал?
— Цицерон, это наш бригадир.
— Цицерон? Так вроде звали какого-то поэта в реальном мире.
— Не поэта, а оратора, — поправила меня Лора. — Тут вообще часто встречаются имена из нашего мира. Оккам, например. — Она всхлипнула.
— Оккам?! — выпучил глаза Хаммер.
— Ты что-то знаешь о нем? — встрепенулась Лора.
Хаммер отвел глаза, и я сразу понял, что именно он знает об Оккаме. И еще я понял, кого напомнил мне тот всадник с волшебным перстнем на пальце.
— Молчи! — цыкнул я. И обернулся к Лоре.
— Что случилось с Оккамом? — спросил я.
— Он исчез! Уехал куда-то на ночь глядя по своим делам и не вернулся. Уже почти три недели прошло, он еще никогда так надолго не исчезал. Что с ним? Он жив?
Я непроизвольно отвел взгляд, и это было ошибкой. Лора издала звериный вопль, она спрятала лицо в ладонях и резко наклонилась вперед — она ударилась бы лбом о собственные колени, если бы ей не помешал выпирающий живот.
— Что ты делаешь, дура? — крикнул я. — Ты что, решила прямо сейчас родить?
Я спешно открыл ее душу и проверил состояние соответствующих атрибутов. Поздно, процесс уже пошел. В принципе, ничто не мешает обнулить соответствующий флаг и прекратить начавшиеся роды… Или уничтожить объект “эмбрион” и тут же создать объект “младенец”… Нет, с такими вещами лучше не шутить. Кто знает, как могут повлиять на ребенка подобные заклинания, лучше предоставить событиям идти своим чередом.
— Вон отсюда! — крикнул я, глядя на Хаммера. — И пока она не родит, чтобы твоего духу здесь не было!
21
— Замечательная девочка, — сказал я непонятно зачем. То, что это именно девочка, Лора и так уже разглядела, а слово “замечательная” вообще излишне, для матери любой младенец замечательный.
— Сколько она весит? — спросила Лора слабым голосом. Я попытался просунуть руку под красно-коричневое тельце, но Лора резко оттолкнула ее.
— Ты что? Она же еще не поела!
— Первые три-четыре дня человеческие младенцы ничего не едят. То, что выделяется из твоих сосков, — скорее лекарство, чем пища.
— Тем более! Ее нельзя отвлекать… правда, моя маленькая? А почему она такая грязная?
— Все дети рождаются такими.
— А в фильмах новорожденных всегда показывают такими чистенькими и розовенькими.
— В фильмах реального мира редко показывают новорожденных, обычно в качестве новорожденных представляют двух-трехмесячных младенцев. Новорожденный младенец — зрелище специфическое.
— Слушай, Хэмфаст, а ее ведь надо помыть!
— Зачем?
— Как зачем? Она грязная!
— Это не грязь, а первородная смазка, ее следует смывать только через час, когда она начнет подсыхать.
— А у нас в реальном мире младенцев моют сразу после рождения. И еще, одна моя подруга говорила, им какие-то трубочки суют в ноздри, чтобы лучше дышали.
— Какие еще трубочки? Она что, плохо дышит?
— Она сопит очень сильно.
Хэмфаст?
Подожди, Макс, тут срочное дело.
Пяти минут хватит?
Нет, нужен по крайней мере час.
Что у тебя происходит?
Роды.
