Виктор Бурцев - Алмазные нервы
Оглядевшись, я увидел, что в нашем отряде не хватает еще двух человек. Рядом со мной с раскроенным черепом лежал тот самый японец, что шел впереди. Даже в смерти он рвался в бой, упав посередине броска вперед. Я поймал себя на том, что не знаю его имени… И чуть дальше лежал Богдан. Лежал на спине, закинув руки за голову. Словно бы просто заснул… Только из-под пальцев сочится
и растекается по полу красная жидкость.
– Лежать!!! – взревел Славик, вскакивая во весь свой немалый рост и выбрасывая руки вперед. Я вижу, как вдоль по коридору летит черный квадратик, а
Славино плечо взрывается красным. Он падает, а я зажимаю уши что есть силы, но даже через ладони грохот взрыва меня просто оглушает. Но бездействовать нельзя… Когда я поспеваю к пулеметной точке, уже все кончено. Вперед всех успел Бабуин.
– Я тут полежу… Вы идите… – Славик передергивает затвор и приваливается забинтованным плечом к стенке. – Если за нами кто-нибудь идет… Я тут…
Выглядит он плохо… Как еще может выглядеть человек, попавший под пулеметную очередь?
– Сколько до этажа Тодзи? – спросил я, воспользовавшись короткой остановкой.
Все проверяли оружие. По сторонам полетели отстреленные, пустые обоймы. Костя с сожалением отставил к стене гранатомет, который уже исчерпал себя и заслужил отдых, достал из кобуры «кольт», критически посмотрел на меня и сказал:
– Ты ж только что сказал, что следующий этаж сто.
– Да?.. Когда это я ухитрился?
– Да сразу перед тем, как мы сдуру на эту точку вылетели…
Мне сразу вспомнился кусочек беспамятства, в который я недавно погрузился… Вот как, значит…
Они ждали нас перед высокими дверями из темного дерева.
Пятеро в черных деловых костюмах. Смотря строго перед собой, слепо повинуясь этикету. Короткие «хеклер-кох» расширенной модификации смотрят в пол. Одинаковые автоматы и одинаковые люди. До последнего волоска… Словно в зеркало смотришь.
Еще пятеро таких же вышли за нашей спиной.
– Клоны… – тихо произнес японец, что стоял позади. И добавил что-то рычаще-гортанное.
Те, что стояли у дверей, вытянулись и застыли.
Только пять секунд длилось молчание…
А потом десять рук синхронно поднялись и, как единый механизм, вдавили курки. Десять свинцовых болванок девятого калибра с визгом резали воздух. И еще, и еще…
Под перекрестным огнем наш отряд рванул в разные стороны. Кувыркаясь по полу, я видел, как вперед выдвинулась тройка негров от мистера Мбопы. И слитная дробь десяти стволов вмиг рассыпалась, сорвалась на разнобой. Четверо клонированных бойцов коротко дернулись и выронили плюющиеся смертью пистолеты. Вскрикнул Эйб, выгибаясь в странном танце и еще в воздухе получая свою порцию
пуль. И Том, поскользнувшись в крови, обхватил руками простреленную грудь. Только третий, с труднопроизносимым именем, все стрелял… Стрелял… Пули лепились в стену, в пол… Рикошетили, не желая просто так окончить свой короткий полет… Я понял, что третий умер еще до того, как у него кончились патроны.
Эти трое спасли остальных, когда, ни на секунду не задумавшись, подставились под выстрелы. Шестеро оставшихся японцев бросили опустошенные «хеклер-кохи» на пол, одновременно вытащили короткие клинки с хищно изогнутыми лезвиями. Быстрые, как акулы…
От оружия было мало толку. Шестеро японцев потеряли только одного после нашего совместного залпа. Потом началось месиво.
Первым на клинок натолкнулся Бабуин. Упал. И через него просто переступил японец в черном костюме и забрызганной кровью белой рубашке. Но встал Бабуин, размазывая кровь по куртке, ухватил одной рукой за кадык, а второй упер в спину ствол своего «стечкина», прогнул клона назад… и фонтан пуль пробил навылет белую рубашку японца.
Мартин, проскользнув вдоль клинка, делает плавное, словно бы толкательное движение, и его руки оказываются где-то внутри японца.
Отбивает удары Шептун, орудуя руками, ставшими вдруг похожими на большие, очень длинные ножи.
Славная компания подобралась…
Когда все кончилось, я увидел над головой небо. Чуть затянутое облаками. Солнца нет. Нас окружает лес.
Словно бы и не я это вижу, а сторонний наблюдатель.
Тропинка ведет через песок, аккуратно уложенный специальными граблями. В песке лежат поросшие мхом камни. Каждый камень обнесен песчаной волной. Посреди песчаной поляны – площадочка. Небольшая. Только один или двое могут уместиться на ней…
Черные волосы схвачены в хвост. В глазах не прочтешь ничего, кроме спокойствия. И достоинства.
Сидит прямо. На столике перед ним нож, бумага и маленькая коробочка.
Напротив стоят пятеро, залитых кровью. И еще один лежит, он не в силах стоять, потому что у него в груди очень глубокая рана и держится он только за счет того, что кибер. Глаза его все безразличнее и безразличнее…
– Дерьмо… – хрипло произносит Костя.
И все рушится.
Я понимаю, что над нами голографический потолок и вокруг нас трехмерная голограмма… Только песок настоящий, и камни, и столик, да еще человек за этим столиком.
– Кто примет у меня дела? – Голос Тодзи глухой, сильный.
К столику идет японец из тех, что были присланы нам от гурэнтай. Он шел всегда чуть позади первого, умершего с гордостью вассала, принимающего смерть за господина.
Вот он аккуратно и церемониально садится.
Мы лишние тут. Мы лишние. И это понимают все… Кроме, наверное, парня с именем Бабуин. Потому что он уже мертв, и искусственная начинка не в состоянии удержать ускользающую жизнь.
Мы лишние…
– Дерьмо… – снова повторяет Костя.
А я ступаю на песок, пачкая его кровью и грязью, нарушая симметрию… Идти неудобно, ноги проваливаются. Но я иду, маленькая коробочка ложится мне в руку. Она тяжелая. Тяжелая, как те кровь и грязь, что устилали наш путь к ней.
НЕРвы… Эта тяжесть наваливается мне на плечи. Я падаю, сначала на колени, потом лицом вперед. Последним усилием ускользающего сознания я сжимаю в руке коробочку с Алмазными НЕРвами.
Как ко мне кидается Мартин, я уже не вижу.
47. Константин Таманский Независимый журналист. 34 года
Вот так.
Вот они.
Алмазные НЕРвы.
Маленькая коробочка у Артема в руке, испачканная кровью.
И ощущение завершения большой компьютерной игры, любителем которых я никогда не был, но в которые так или иначе всю жизнь играл. Кажется, вот-вот над столиком засветится кроваво-красная надпись «GAME OVER». Вот только непонятно, выиграл я или проиграл.
– Пойдемте отсюда… – прошептал Мартин. Я поднял на него глаза. – Пойдемте, – повторил он, поддерживая сомлевшего Артема. – Пусть они решают сами свои дела. Нам тут делать уже нечего.
Я пожал плечами, сунул пистолет в карман и помог Мартину вынести Артема из комнаты. Шептун что-то хотел, кажется, возразить, но послушно направился следом. Бабуин так и остался лежать на песке. Может, его еще можно вылечить или починить, но Шепу виднее. В конце концов, это его человек.
Я поймал себя на мысли, что в последнее время стал очень часто манипулировать этим словосочетанием – «чей-то человек». Такое впечатление, что просто людей, самих по себе, вокруг меня уже нет. А я сам? Чей я человек? Кому я
нужен не как огневая единица, не как пронырливый журналюга, не как авантюрист с кинематографическими замашками, а просто как ничей человек?
Ласточке. Больше ничего не пришло мне на ум, и я сообразил, что за всей этой истерикой и войной я совсем о ней забыл. Совсем забыл о модификантах, которые избрали иной путь добычи НЕРвов – в обмен на дорогого мне человека.
МОЕГО человека.
Я повернулся к Шептуну и тихо спросил:
– Когда у нас встреча по итогам мероприятия?
– А будет ли она? – буднично отозвался тот, с отвращением рассматривая чьи-то размазанные по штанине мозги, – Ояма через посредника сейчас уничтожает Тодзи и вот-вот полюбуется на лезущие у того из живота кишки, потом отрубит ему голову. Что может быть приятнее? Какие еще дивиденды ему понадобятся?
– Допустим. А Мбопа? А Костик?
– Мбопа удовольствуется упрочением положения. Как ни крути, Махендру убрали, а с гурэнтай, в отличие от якудза, Мбопе делить нечего. А, черт… – Шептун споткнулся о покойника. – Костик… Тут сложнее. Мне кажется, вот им-то и были изначально нужны НЕРвы. Наш мертвый приятель, Тройка, он же и был эмиссаром группировки.
– Вам нужны НЕРвы? – просто спросил Мартин, молчавший до сих пор.
– Да, – так же просто ответил я.
– Чтобы спасти свою девушку? Берите. Разберемся.
И он, вынув коробочку из Артемовых пальцев, подал ее мне.
Коробочка весила не больше, чем трехсотграммовая банка пива. Теплая на ощупь.
– Бери, бери, – кивнул и Шептун. – По-моему, о ней можно и забыть. В конце концов, никто не видит. Мне они, если честно, с самого начала не были особенно нужны.
Он, конечно, врал, но я улыбнулся и сказал то, что он хотел услышать:
– Я догадывался, Шеп. Спасибо тебе.
