Майкл Гаррисон - Пустота
Двадцать пять туристов-сорвиголов с Кекс-Варли III заявили, что «огненное колесо» прокатилось по ночному небу на Фунен. Невооруженным глазом оно наблюдалось часа три, после чего раздробилось на импульсы, напоминавшие полярное сияние, и пропало за горизонтом. В течение этого времени на карантинной орбите никакой активности не отмечалось, но вскоре орбита эта стала недоступна инструментальному наблюдению…
Подобные кольцам грязного льда вокруг газового гиганта в резком звездном свете, объекты обширной орбиты Микена год за годом манили туристов со всех миров, даже таких далеких, как Лаборатории Белла или Анаис-Анаис. Крупнейшая коллекция мертвецов во Вселенной на день раздробилась, чтобы вскоре снова собраться воедино снаружи гелиосферного щита системы и широкой неспешной рекой утечь в межзвездное пространство. K-рабли, ныряя в потоке, словно зимородки, ничего не поймали: видели они не то, что ловили…
В холодной темноте над Нью-Венуспортом один за другим пропадали бесследно ржавые гробы. Последним исчез маленький саркофаг, где находились Бобби, Марта и сбежавший код, известный им как Белла. Малыш мало что помнил и считал нынешнее свое состояние этапом, через который проходят все. Жизнь, захватывающая и непредсказуемая, уже продемонстрировала ему, какой странной может оказаться. В одном Бобби был уверен: за год он повидал обратную сторону очень многих вещей. Женщины знают лучше. После происшествия в мансарде Белла в некотором смысле стала всеми тремя. Задолго до этого она оставила надежду что-либо понять: саркофаг ей казался не более загадочным, чем коридор дома. Марта, которую бросало от паники к выжидательному терпению, надеялась, что все как-то разрешится.
…двухфутовыми и такими жесткими, что не верится, могут ли они кем-то овладеть с их помощью. Скорей флаг, чем член, баннер, которым они машут миру. Джет Тон, Жюстина, Пантопонная Роза, Клептопастик-Фантастик, Автомат, Девчонка, Которая Сломает Что Угодно. ОАО «Фрэнки Мэшин и Убийство». Свойство Марковской Цепи. Я поняла, что надо сделать, говорит другая. Не ходи в беседку! Я что-нибудь могу сделать со своим разумом, но ведь ничего не случится, только все охватит огонь, да цветы вырастут. Если хочешь, подержись за член, но я не хочу, чтоб он возле меня маячил. Мне больше их ноги нравятся. Мальчики любят мой запах, но боятся меня. Ты этого хочешь, солнышко?
Как и во всех кошмарах, некоторые физические состояния были ассистентке недоступны: в данном случае – все, что ей прежде казалось движением.
В то же время по другим направлениям щедрой пригоршней досыпали степеней свободы. Физика VF14/2b позволяла раскрыть перед собой свою «жизнь», что бы это ни значило, во всех точках и по всем осям. Она вскоре обнаружила, что без труда проникает в собственное прошлое, раз за разом замыкает петли…
Саудади, пятница, дождливая ночь. Двое агентов и проволочный жокей в подвальной камере старого управления Полиции Зоны на углу Юнимент и По трудились над клиентом. Ассистентка наблюдала за более ранней версией себя: вон та остановилась на пороге камеры, привлеченная энергией и теплом допроса, испытывая наилучшее доступное себе приближение к сопереживанию.
– Ребята, придется снова! – поддразнила она агентов, занятых допросом.
Она дождалась, пока уйдет, и ступила в камеру.
– Привет, – сказала она, – меня зовут Перлант…
Они озадаченно уставились на нее, разинув рты.
Южное полушарие Нью-Венуспорта. Она проследила себя до бывших цирковых владений, где пустые мотели блестели под дождиком на прибрежном ветру. Спешить было некуда, но, услышав, как ранняя версия ее самой кричит, как заполошная чайка: «Стоять!» – она поняла, что время настало. Выскочить из песка. Потянуться к стволу мозга и допированным белковым сетям. Сжать. Отступить. Пусть Kv12.2 сделает свою работу: каскадами распространяются по коре микроприпадки, автономные функции одна за одной отключаются. Она хотела обездвижить себя саму на достаточное для разговора время.
– Послушай, малышка, ну послушай же меня: не прыгай!
Она пыталась привлечь собственное внимание, но вместо этого лишь запустила встроенную в ЗВК предосторожности ради процедуру отключения; утром об этом кому-то придется чертовски пожалеть.
И куда ни кинь, всюду клин…
Тони Рено задохнулся от неожиданности, разом вспотев, когда она явилась перед ним: Тони считал себя последним словом техники, но ему доказали, что он ошибается. Бедный портняжка Джордж в крошечном ателье, привлеченный и в то же время устрашенный генно-инженерными кайромонами ее пота, наконец превозмог опаску, благодарно схватил ее за сиськи и тут же пал мертвым к ее ногам в темноте. Всего парой недель раньше из подмышки Энки Меркьюри вывалился лоскут плоти цвета грязного хлопкового волокна. Ассистентке с ними не повезло, да и с собой, в общем-то, не больше. Она присутствовала в своем прошлом, она там по-настоящему оказалась. Но как стратегия коммуникации… проку никакого, не с такой, как она. Она просто не была для такой задачи приспособлена. Никто не понимал, что она просто пытается с ними заговорить, что ей и вправду есть о чем с ними поговорить. Она не могла сдержать гнева на тех, кто ее такой сделал, на Гейнса, который с ней такое сотворил, на себя саму. Жертвы, в свою очередь, не могли сдержать страха. Ядовитая смесь. Ассистентка несла лишь пожизненную фрустрацию искусственного существа этим обмякшим телам, что после засады, тщательной, по-кошачьи ловкой, но безмысленной, оставались качаться, расчлененные и выпотрошенные, на хаотических и все же перекроенных пространственно-временных течениях VF14/2b. Она пыталась всех в своем прошлом предостеречь от того, что приближалось, но результатом этих действий стала лишь кучка трупов да карманы зернистого темно-голубого воздуха, где тени падали под неправильными углами, потому что обычная физика там не работала. Она добилась лишь того, что стала объектом собственного расследования, тайной, которую ей не суждено было разгадать.
Пересекаясь сама с собой в Южном полушарии НВ, в постиндустриальном имении Мамбо-Рэй на Фунен, на лестнице эвакуационного выхода в управлении Полиции Зоны на перекрестке Юнимент и По, где вниз по лестничному колодцу струился ослепительный, как на иконе с Древней Земли, свет, – чего она добилась? Ничего. Оказалось, что она и самой-то себя не любит. Они не поладили. Они слишком похожи стали. Они слишком удивлялись скорости и идеальной отточенности движений друг дружки, чтобы не реагировать неправильно. Они до чертиков достали друг друга упрямым желанием поговорить. В Нью-Венуспорте она эту суку, другую, как следует отметелила. Позже, стоя над трупом бедняги Джорджа, та задумается, не слишком ли далеко зашла. Она вспомнит, как в лучшие денечки спрашивала его:
– А правда, что такие, как я, убивают слишком легко?
Он мне в мозгах покопался и навел порядок. Так нежно. Я просто растаяла. После этого убивать себя стало легко: известная недомысль, зубная паста в углу рта, отражения в фальшмраморном полу. Но когда ты оставляешь в стороне собственную точку зрения, мир вокруг быстро декогерентизируется и понять его становится невозможно: ты ничего этим не добьешься. Вывеска лавки бытовой химии: Ф. А. Стрэйндж. Это все очень странно[122], Ф. А., спору нет. «Я не смог, – говорил Майкл. – С какой стати тебе?..» Я сказала: «А с какой стати у тебя должно было получиться?..»
Раннюю версию Анны привлекло к беседке тепло, которое было ее собственным. То был жар ее гнева. Она приблизилась к собственной поверхности. Ее внимание привлечь оказалось проще. Однако интерференция проявляла себя неожиданно сильно…
Лето. Ночь. Близится буря. Дом Уотерменов в долине у реки выглядит так же, как на архитектурном рисунке, устойчивый к прихотям погоды, но там жарко и дышать нечем. Странный одинокий день. Анна Уотермен смотрит на свои руки. Зовет кота:
– Джеймс, ах ты старый дуралей!
В девять звонит телефон. Когда Анна поднимает трубку, ожидая услышать свою дочку Марни, на другом конце молчат. Но, уже кладя трубку, она слышит далекий царапающий звук электронных помех, и чей-то голос кричит:
– Не ходи туда! Не ходи в беседку!
Спустя полчаса беседку охватило пламя, и она увидела саму себя – трудноопределимого возраста, платье с цветочным рисунком в стиле 1930-х, бежит навстречу от безмолвного пожарища. На лице написан ужас.
– Уходи! – кричит она. – Беги отсюда!
Несколькими днями позже, то и дело принимаясь плакать без причины после отупляющего сеанса у доктора Хелен Альперт в Чизвике, Анна просыпается в лунном свете и марокканском воздухе с таким чувством, будто только что поблизости кто-то говорил. Ступает в реку, и мир внезапно становится неизвестным, непостижимым. Все преисполнено тайн, а потом она возвращается через волшебную ночь и видит, что беседка снова в огне! Анне кажется, что из огня ее кто-то зовет. Зовет по имени, но в ответ только и слышит:
