Иван Логинов - Призванный. Возможно, баллада.
Попугай театрально склоняет голову.
– Ладно, забыли, – соглашается Брайан.
– И в знак сверрршившегося пррримирррения дозволь мне остаться с тобой. Сам понимаешь, в наших суррровых кррраях попугаю положено иметь хозяина. Да и существо я компанейское, можно сказать, свой в доску. Опять же, пррри надобности, дорррогу могу ррразведать.
Хохлатый слегка поворачивает шею и косит круглым глазом.
– Похоже, никуда от тебя уже не денешься, – усмехается Брайан. – Еще возле руин зародилось подозрение, что это надолго. Кстати, почему я тебя после того не видал, не слыхал?
– Так хоррронился, клюв без дела не ррразевал. А то ведь отловят и снова в клетку. А затем бррросят в ррразваливающемся баррраке! Корррмись потом опять мокрррицами, мерррзость какая!
– А гнездо свое ты где устроил?
– На складе, в отдушине.
– В нее ж братуха пустые банки выбрасывает.
– Ну да, уворррачиваться пррриходилось. Зато всегда в курррсе оказывался!
– Прав был твой бывший хозяин, шпион ты по натуре.
– Осталось лишь выяснить, на кого ррработаю! Схватить за грррудки и трррясти, пока не пррризнаюсь!
– Ну, с работодателями тут действительно напряженно, беру неуместное слово обратно и приношу извинения. Заодно напомни свое имя.
– Нету у меня имени, – отворачивается попугай.
– Но профессор же твой как-то тебя звал.
– Да сам он дурррак был!
– Понятно. Тогда придумай новое.
– Есть у меня на пррримете одно… – загадочно тянет попугай. – Я к себе так и обррращаюсь в последний месяц…
– Назови.
– Не могу.
– Секретное, что ли? Сакральное?
– Вррроде того. В смысле, стесняюсь.
– Как насмелишься, поведай, а пока я тебя буду звать хохлатый.
– Хохлатый? – переспрашивает попугай. – Хохол, хохлатка. Курррей так зовут, а не благоррроднейших птиц!
– Значит, картавый.
– Почему это каррртавый? – опешивает попугай.
– Потому что картавишь.
– С чего ты взял?
– Слышу.
– Ерррунда какая, я грррассирррую!
– Прикажешь величать тебя грассером? Через е с двумя точками?
– Да, в общем, тоже … на позеррра похоже.
– Возвращаемся к тому, с чего и начинали, не нравится – придумай сам. Какое-нибудь другое, которое не постесняешься обнародовать. Мирское, для повседневной, так сказать, носки.
– Попррробую… – скучным голосом произносит попугай, затем снова оживляется: – Ну а тебя-то, хозяин, можно мне хотя бы изррредка называть настоящим именем? Очень уж оно пррриятно для пррроизнесения: Брррайан!
– Погоди, а откуда оно тебе известно? По имени ко мне здесь никто не обращался.
– Откуда, откуда. Я столько живу, что успел перррезабыть, откуда чего знаю!
– И сколько же тебе лет?
– Со счета давно сбился.
– А родился когда?
– Ррродился?
– Появился на свет.
– Все ррравно непонятно. Я всегда был, сколько помню.
– Ох, непрост ты, пернатый, – качает головою Брайан. – Сильно непрост. Чую, и отвязаться от тебя не получится, пустые хлопоты. Так что пошли. Или полетели.
– Хозяин, а можно я немножко на плече у тебя посижу? А то объелся вррроде. Тут у поворррота лещинновая ррроща и орррехов прррорррва!
– Ладно, садись. Только раскаты умерь, в черепе дребезжит.
– Я буду старрраться! – кричит спорхнувший попугай в левое ухо.
– Лучше не надо, от стараний у тебя еще круче выходит. Просто восклицательные знаки убери. В смысле, ори поменьше.
– Добрро, – тщательно выговаривает хохлатый, переводя «р» в аффрикаты.
– Уже терпимее, – оценивает Брайан. – Так держать. Поехали.
Прямая в горизонтальной проекции дорога спускается в ложбину и взбирается на следующий холм. Затем снова ныряет вниз.
– Карртон, карртуз, каррапуз, – бормочет картавый апарт, затем не выдерживает: – Ага, еще курргуз с куррдюком! Тьфу, прропасть! Хозяин, все рравно кррасивее того, что я себе еще месяц назад выбррал, уже не прридумать! Прринципиально!
– Тогда делись, какое имя ты себе выбрал.
Хохлатый приосанивается на плече:
– Бррайан, конечно!
Теперь уже Брайан опешивает:
– Брайан?
– Бррайан!
– Не пойдет!
– Почему? Плохо звучит?
– Звучит нормально, но Брайан у нас уже есть.
– Ну и что? Еще будет! С Бррайанами перреборр невозможен!
– Исключено, Брайан только один. И вовсе не ты.
Попугай взвивается в воздух, трепеща крыльями, зависает перед лицом и визгливо орет, только что не брызжа слюной:
– Это нечестно, хозяин! Ты захватил себе самое лучшее имя и никому не даешь им воспользоваться! Ты узуррпаторр!
– А еще тиран и самодур. Заратустра шпрахт. Ферштейн? Или моргать примешься?
Хохлатый сникает, возвращается на плечо, правда, уже другое, и некоторое время едет молча, глядя строго вправо.
По той же руке на дне очередной ложбины обнаруживается прогал в стене вековых сосен, поросший хилым разноосинником. Ответвляющаяся дорога явно была простой грунтовкой, ничем кроме подвернувшегося слова не крытой. Но пробраться можно, так что свое пока не станем вплетать.
Хохлатый принимается перетаптываться, затем вытягивает шею и заглядывает сбоку в лицо.
– Ладно, хозяин, пусть Бррайан останется один. Ты. А от меня в нем будет совсем немножко, чуть-чуть, прроцентов семьдесят, а?
– Семьдесят процентов, по-твоему, чуть-чуть? Где тебя арифметике учили?
– Хоррошо, шестьдесят, – быстро произносит картавый, – я согласен.
И вытаскивать-то попугая из завалов было безумием, а спорить с ним – это уже за названной гранью, по ту сторону. Но проценты надо отбивать, иначе совсем охамеет.
– Ты когда-нибудь возле своего горбатого носа кукиш видел? С шевелящимся большим пальцем?
– Ну а сколько тогда? – вскрикивает хохлатый раненой птицей.
– Чуть-чуть, – придаем голосу лонсдейлитовой твердости, – это один процент. Без торга!
Попугай всплескивает крыльями:
– Да в один прроцент и хохолок не влезет!
– А на фига Брайану хохолок? Обойдется.
– Чем же тогда дррака пугать будем?
– А мы его пугать не будем. Он у нас непуганым умрет. Красивее получится.
– Хм, – задумывается пернатый наездник. – Ну рразве что так…
– Именно так. И вот что, братец, не пора ли тебе, на крыло? Вдруг где засада на пути? На нашем пути. На пути Брайана.
– Веррно, хозяин! – хохлатый срывается с плеча. – От моего зорркого глаза никто не укрроется! Бррайан может быть соверршенно спокоен! За мной!
Молотя крыльями, попугай устремляется вперед.
Уф, Иваны Сусанины для местных лесов все же привычнее, чем лже-Брайаны.
Осиновая просека ощутимо забирает в гору, одновременно выписывая длинную обратную дугу вдоль подножия мощного каменистого холма, косо врытого в землю.
На крутом уступе пламенеет оранжевым факелом одинокий клен.
Если пятипалый, то к удаче. А трех, наверное, просто к осени.
Снизу не разобрать, карабкаться же по склону не хочется.
На душе и без того сентиментально.
Серебряными колокольчиками заливается рейдовый навигатор. Опускаем взгляд на левое запястье.
ЭТАП УСПЕШНО ПРОЙДЕН.
Желаете на этом закончить или продолжить дальше?
Ключевые слова повторены ниже в равновеликих подмигивающих квадратиках.
– Хозяин! – раздается с нависающей по ходу суковатой ветви. – В окрруге пусто! Ни за одним кустом никого не пррячется. Может, мы для поднятия духа веррнемся пока в горродок и напоследок набьем всем ррыло?
– Так уж и всем? Не перегибаешь?
– Ну, тогда, некоторрым! Только, чурр, я выбирраю!
– Назад пусть раки пятятся. Тем более, есть ощущение, что дальше с достойными кандидатами побогаче станет. Возможно, и с выбором напрягаться не придется. Разведай лучше, где там завал на дороге. В стычки не ввязываться, себя не обнаруживать.
– За кого ты меня дерржишь, хозяин? Бесшумной тенью прроскользну, ни одна врражина не чухнется!
Попугай, несколько раз присев, раскачивается и взмывает вверх, как с трамплина, заглушая хлопаньем крыльев треск обломившегося под корень сука.
В каком же состоянии вражине нужно пребывать, чтобы не чухнуться?
Находим глазами экран навигатора и тычем пальцем в «Продолжить».
Чего было спрашивать, нами давно все решено.
С другой стороны, не одни мы в эстетическом событии участвуем. Вдруг кому уже надоели наши выкрутасы?
Но мы, в крайнем случае, можем двигаться дальше и без зрителей. Тем паче, что в нашем полку заметно прибыло. На треть, если мерить не процентами.
Окрестности оглашаются хриплым криком с неба:
– Брраво, Бррайан!
Ну, тут картавый откровенно переборщил, ничего особенного мы пока еще не совершили. Все это лишь впереди, в ближайшем ли, дальнем, но будущем.
