Андрей Буторин - Север
Он нашел это «что-то», и он увидел то, что хотел. Рыжий вернется вместе со своей самкой. Вернется не сюда, но это неважно. За время его пути он успеет дойти до того места, где без помех сумеет свершить задуманное…
Нанас вновь почувствовал свой разум свободным. Теперь он понимал, почему великан схватил Надю, для чего хочет ее убить. Но это было неправильно, несправедливо, нечестно! Он не убивал самку мохнатого гиганта! Ничьи сущности не вселялись, да и не могли в него вселиться! Да и вообще никто никого не убивал – неисправный самолет рухнул на подругу этого чудовища случайно! Но как, как объяснить ему это?!
Нанас не сознавал, что кричит вслух. Понял лишь, когда в ответ на его вопли отозвался Сейд:
«Не кричи. Я говорил уже, он не понимает твои слова и мысли».
«Тогда скажи ему это ты!»
«Я говорил. Он не верит».
«Но почему?! Ведь это правда!»
«Мне трудно разобраться… Наши с ним разумы слишком отличаются, мы не можем проникать ими друг в друга. Он «слышит» лишь то, что я ему «говорю». И я тоже. Но вы с ним… У вас одни корни. Похоже, раньше, очень-очень давно, вы были одним племенем. И разум каждого человека, его сознание были открыты для всех. Все понимали друг друга как себя самого. А потом появилось различие. Та ветвь, к которой принадлежишь теперь ты, стала закрывать свое сознание от других… Потому что помыслы у вас часто были нечистые, и потому что вы научились обманывать. И теперь вы настолько разные, что общего между вами почти невозможно увидеть. Однако он продолжает думать, что между собой особи вашей ветви по-прежнему могут обмениваться сознаниями, а при необходимости вбирать в себя другие сущности. Он просто не может поверить, что разумные существа могут жить как-то иначе. Зато понимает, что вы и они – теперь чужаки. Причем, он по- прежнему может открыть для тебя свой разум, а вот проникнуть в твой – уже нет. Пытается, но… Наверное, ты что-то чувствуешь при этом – может, боль или еще что-то подобное, но открыть свое сознание ему ты все равно уже не сумеешь».
«Да, я чувствую боль! Очень сильную боль. Но мне плевать на нее, я готов вытерпеть все, готов даже сдохнуть, только пусть он залезет в мою голову и все увидит сам!»
«Ничего не выйдет. Ты не можешь управлять этим сознательно. Разве только…»
«Что?.. Что?! Продолжай, тудыть твою растудыть!»
«Разве что я помогу тебе в этом. Подержу твое сознание открытым, пока он будет его смотреть…»
«Так и подержи! Сейд, родненький, пожалуйста, подержи! Ты ведь понимаешь, что Надя… что я без нее…»
«Тебе будет очень больно. Так больно, что ты можешь умереть».
«Ну и пусть! Пусть! Умереть – разве это самое страшное в жизни? Сейд, ты даже не можешь представить, что бывают куда более ужасные вещи!..»
«Могу. Знаю. Ты готов?»
«Готов. Спасибо тебе за все. И коли так, то… прощай?..»
Сейд промолчал. Его готовящаяся к прыжку поза наконец изменилась – теперь он просто сидел, словно каменное изваяние, оправдывая свое имя. Видимо, он что-то сказал мохнатому великану, и тот сделал ему эту небольшую поблажку.
Нанас глубоко вдохнул. А в следующее мгновение его голова разлетелась на части от боли.
Глава 31
О СТОРОЖНО, ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ
Ему снился сон. И этим сном была вся его жизнь. Не всегда последовательно – сначала он пробирался темными подземельями Видяева; потом воровал оленей под яркими сполохами северного сияния; потом держал в руках бледного, похожего на головастика щенка; потом хоронил маму, а потом слушал ее высказывания про обстоятельства, но тем не менее вся его жизнь, без остатка, без недосказанностей и прикрас, пронеслась перед ним снова. А затем кто-то незримый, но все равно очень большой, как само небо, как не виданное до сих пор море, сказал ему свистящим шепотом: «Я ошибс-с-ся… Прос-с-сти!..»
Нанас открыл глаза и увидел висящие над ним звезды. Одни только звезды – и ничего иного вокруг. «Верхний мир? – подумал Нанас. – Я что теперь, дух?» Но если бы он был духом, то, по его же собственным рассуждениям, не видел бы сейчас звезды, а сам смотрел сквозь них на землю. Думать дальше не хотелось – слишком много на это уходило сил, которых, по его ощущениям, у него не осталось вовсе. Глаза его снова закрылись.
Он почувствовал, что от леденящего ветра замерзло лицо. Поднял руку, но она сразу упала назад – на что-то мягкое и теплое. Послышался громкий, очень знакомый лай. Звезды вдруг дернулись, и сразу прекратилось низкое монотонное гудение, которого, пока оно не пропало, он почему-то не замечал.
Нанас почувствовал что-то мокрое, шершавое, горячее на щеках, губах, лбу, а потом – нежное, сухое и прохладное там же. Он приподнял веки и увидел перед глазами тонкие девичьи пальцы. Они, касаясь его лица, мелко подрагивали. Затем на его лоб, щеку, губы упали теплые капли дождя… Он провел по губе кончиком языка – дождь оказался соленым.
– Нанас!.. – услышал он. – Ты живой!..
– Живой, – с трудом выдавил он и, собрав, насколько смог, мысли, добавил: – Вроде бы. Легохонько…
Дождь закапал чаще, а потом мокрое лицо Нади прижалось к его щеке, и он на самом деле едва не улетел к звездам от ее жаркого дыхания:
– Родной, миленький, славный! Как же ты… как же я без тебя…
– Зачем без меня? – прошептал он, чувствуя, как бурным, горячим потоком вливаются в него силы, как бешено колотится избавившееся от ледяной иглы сердце, как снова наполняется счастьем и смыслом прожитая им уже два раза жизнь. – Без меня не надо. И без тебя не надо. Но мы же есть? Мы ведь – вот они, да?
– Да, да, да, единственный мой, добрый, хороший… – Горячие губы легко, словно трепещущие крылышки мотылька, быстро-быстро пробежались по его лицу…
Он задохнулся. Он вновь, как в кают-компании подводной лодки, опьянел, только уже без вина. И, разумеется, опять, не подумав, брякнул:
– Ты еще скажи – храбрый.
Он даже зажмурился, кляня себя самыми последними словами… Но Надины губы продолжали порхать над его лицом по- прежнему, и он по-прежнему слышал ее жаркий шепот:
– Да, да, да, ты самый храбрый, самый смелый, самый отважный…
– И самый умный, – чувствуя, как расползаются до ушей губы, подсказал он.
– И самый умный… – эхом отозвалась Надя.
– Не знающий половины букв и поклоняющийся духам.
– Не зна… – Надя запнулась и, оторвавшись наконец от него, заглянула ему прямо в глаза. – Не надо так говорить. Ты же в этом не виноват. И духам ты больше не поклоняешься. А читать я тебя научу. Хочешь, прямо сейчас начнем?..
– Если честно, – смутился Нанас, – прямо сейчас я хотел бы поесть. Легохонько. И попить.
Надя тут же бросилась к мешкам с провизией, а он наконец-то приподнял голову и кроме звезд сумел увидеть и небольшую часть остального мира, которую, впрочем, составлял черный гребень привычного леса.
Увидел он также прямо перед собой и восторженно горящие глаза Сейда.
«Получилось?» – спросил он у пса.
«Как видишь. Ты молодец!»
«Это ты молодец. А я пока ничего не вижу, темно очень. Долго я тут валялся?»
«Не очень. Но день кончился, да. И ты уже не «тут», а «там». И мы тоже».
«В каком смысле?» – испугался Нанас.
«Мы оттуда уехали. Думаю, Полярные Зори уже совсем близко».
«А… этот?..»
«Остался там. Он все понял».
«А вот я – не совсем. Наверное, я и на самом деле балбес».
«Поймешь еще. Какие твои годы!»
Потом они дружно и молча поели. Говорить было незачем – все трое понимали друг друга так, словно тоже, как мохнатые великаны, научились объединять разумы.
А потом Сейд «произнес»: «Ну, я пошел… Теперь доберетесь. Мне… этот сказал».
«Кто сказал?..» – не понял Нанас.
«Тот самый. Кто же еще-то? Ты ведь понял, что он может по предметам видеть немного вперед? Вот он и увидел по снегоходу и волокушам, что вы доберетесь до чего-то большого и светлого. И вообще, все у вас будет хорошо».
«Это ты уже от себя добавил?» – прищурился Наиас.
«Легохонько», – смешно сузил морошковые глаза Сейд.
«А как же ты один? В такую даль… Там же эти… всякие…» – Нанасу и впрямь стало очень страшно за верного друга.
«А я не один. Он меня ждет. Сказал, что проводит до Колы».
«Да ну?! Чего это он таким добрым стал?»
«А он и не был злым. Но ты же был недолго на его месте, должен его хоть чуть-чуть понять. И ты знаешь, он ведь увидел о тебе все… И что-то понял. Во всяком случае то, что, даже когда мир вокруг, кажется, рухнул, нужно все равно продолжать жить. Надо лишь, хоть это и очень непросто, принять этот новый мир и, преодолевая себя, искать в нем свое место. Идти только вперед и вперед, и верить в себя. По-настоящему, всем сердцем верить. А ошибиться может всякий. Главное, не бояться в этом вовремя признаться и уметь исправлять свои ошибки».
«Это верно. – Нанас вздохнул. – А с тобой мы еще увидимся? Он про это ничего не говорил?»
