Уильям Гибсон - Нейромант (сборник)
– Так называют сверхпроводниковые квантовые детекторы возмущений.[29] Во время войны их использовали для поиска подводных лодок и выкачивания информации из вражеских киберсистем.
– Вот оно что. Флотские штучки? Еще с войны? И такой вот «кальмар» сможет прочесть твой чип? – Она остановилась, и я почувствовал на себе взгляд ее глаз, укрытых за линзами-зеркалами.
– Даже примитивные модели могут измерить силу магнитного поля с точностью в одну миллиардную геомагнитной – это как отыскать шепчущего на ревущем стадионе.
– Ну, копы уже могут это делать – параболические микрофоны, лазеры…
– Да, но при этом ваши данные все равно останутся в безопасности. – Во мне проснулась гордость профессионала. – Ни одно правительство не разрешит своим копам пользоваться «кальмарами», даже секретной службе. Слишком много возможностей для междепартаментских склок, а кому охота нарваться на новый уотергейт.
– Флотские штучки… – Она задумалась, в тени сверкнула ее улыбка. – Флотские штучки… Тут, внизу, есть у меня дружок, который служил на флоте. Его зовут Джонс. Думаю, тебе стоит с ним познакомиться. Он, правда, сидит на игле. Так что придется ему что-нибудь принести.
– Он наркоман?
– Он дельфин.
* * *Он был больше, чем просто дельфин, – а с точки зрения любого нормального дельфина, скорее меньше. Я смотрел, как лениво он кружится в своей оцинкованной цистерне. Вода перехлестнула через край, залила мои ботинки. Киборг. Пережиток последней войны.
Он высунулся из воды, и взгляду предстало закованное в бронированные пластины тело. Это было открытой издевкой над его сущностью: изящество, отпущенное ему природой, почти полностью потерялось под грубым и допотопным панцирем. В уродливых выпуклостях по обеим сторонам черепа были установлены сенсорные датчики. Множество серебристых шрамов мерцало на открытых участках его светло-серой кожи.
Молли свистнула. Джонс взмахнул хвостом, и через край цистерны выплеснулся еще один фонтан.
– Что тут вообще такое? – спросил я, всматриваясь в едва различимые в темноте звенья ржавой цепи и какие-то укрытые брезентом предметы; над цистерной нависала громоздкая деревянная рама, увитая рядами пыльных рождественских фонариков.
– «Фанленд», «Страна развлечений». Зоопарк и аттракционы. «Не хотите ли поговорить с Китом-воином?» И все такое прочее. Как будто Джонс похож на кита…
Джонс высунулся опять и остановил на мне свой древний печальный взгляд.
– А как он разговаривает? – Мне вдруг очень захотелось бросить все и уйти.
– Тут своя хитрость. Скажи «привет», Джонс.
И все лампочки сразу же загорелись. Замигали разноцветные огоньки – красный, белый, голубой.
КБГКБГКБГ
КБГКБГКБГ
КБГКБГКБГ
КБГКБГКБГ
КБГКБГКБГ
– Видишь, он неплохо разбирается в символах, но набор кодов у него несколько ограниченный. У себя на флоте он был подключен к аудиовизуальному дисплею. – Она вытащила из кармана узкий плоский пакетик. – Джонс, есть отличное говнецо. Хочешь попробовать? – (Он замер в воде и стал медленно погружаться на дно. Я почувствовал странное беспокойство, вдруг вспомнив, что он не рыба и может запросто утонуть.) – Джонс, нам нужен ключ к банку данных Джонни. Как бы его поскорее заполучить?
Огоньки дрогнули и погасли.
– Давай, Джонс!
БББББББББ
БББББББББ
БББББББББ
БББББББББ
БББББББББ
Белое магниевое сияние омыло ее лицо, свет лег ровным слоем, тени, залегшие под скулами, исчезли.
Снова тьма.
– Отличнейшее! Никаких примесей. Ну же, Джонс.
Г
ГГГГГГГГГ
Г
Г
Г
Голубой мертвенный свет. Распятие.
Пауза.
ККККККККК
ККККК
ККККККККК
ККККККККК
ККККККККК
Кроваво-красная свастика щупальцами отразилась в серебристых линзах Молли.
– Выдай ему обещанное, – сказал я. – Мы нашли что хотели.
Эх, Ральфи, Ральфи. Мордашка… Ну никакого воображения.
Джонс взгромоздил добрую половину своей бронированной туши на край цистерны, и я подумал, что металл не выдержит. Молли с размаху всадила иглу, угодив точно между двумя пластинами. Раздалось шипенье. Вновь вспыхнули лампочки, по раме, судорожно пульсируя, побежали световые узоры.
Мы оставили Джонса лениво покачиваться в темной воде. Быть может, ему снились сны о войне на Тихом океане, о киберминах, которые он обезвреживал, осторожно проникая в их внутренности с помощью своего «кальмара». Сегодня «кальмар» пригодился и мне, чтобы вытащить из чипа, запрятанного в моей голове, жалкий пароль Ральфи.
– Хорошо, пускай они дали маху, когда списали Джонса в запас со всей его оснасткой… Но как кибердельфин мог сесть на иглу?
– Война, – сказала она. – Они все там были такие. Что ты хочешь – на флоте их специально подсадили. Иначе попробуй заставь их работать.
* * *– Не думаю, что эта ваша затея проканает, – сказал нам пират, пытаясь заломить цену. – Пробить канал на спутник связи, который нигде не зарегистрирован…
– Еще одно слово, и у тебя больше никогда ничего не проканает. – Молли уперла локти в исцарапанный пластик стола и нацелила на него указательный палец.
– Тогда, быть может, вы заплатите за свои микроволны где-нибудь в другом месте?
Да, чувак крутой, хоть и косит под Сони Мао. Родом из Ночного Города, не иначе.
Ее рука метнулась вперед и, скользнув по его куртке, целиком отсекла лацкан, даже не помяв ткань.
– Так что, по рукам или как?
– Да, – он уставился на срезанный лацкан, делая вид, что рассматривает его только из вежливого интереса, – по рукам.
Пока я настраивал два купленных заранее рекордера, Молли вытащила из кармана на рукаве куртки сложенный бумажный листок, на котором я записал пароль. Развернула его и молча прочла, медленно шевеля губами.
– И это все? – Она пожала плечами.
– Начинай, – сказал я, нажимая клавиши «ЗАПИСЬ» на обеих деках одновременно.
– Белый Христианин, – прочитала она вслух, – и его «Арийский регги-бенд».
Верный Ральфи. Фанат до самой могилы.
Переход к состоянию «идиот-всезнайка» не такой внезапный, каким его ждешь. Радиостанция пирата представляла собой кубическое помещение, выдержанное в пастельных тонах и скрывающееся под вывеской захудалого туристического агентства; похвастаться оно могло лишь столом, тремя стульями и выцветшим постером с рекламой швейцарской орбитальной клиники. Две стеклянные птички на проволочных лапках монотонно тянули воду из пластикового стаканчика, стоявшего перед ними на полке рядом с плечом Молли. Пока я входил в режим, движения их постепенно ускорились, и через какое-то время венчики на их головах, искрящиеся в свете ламп, слились в сплошные разноцветные дуги. Индикатор пластмассовых настенных часов, отсчитывавший секунды, превратился в бессмысленную пульсирующую сетку, а сама Молли и этот парень с рожей под Сони Мао словно погрузились в туман, лишь изредка я видел, как в тумане мелькают их руки, выписывая призрачные фигуры, напоминающие движения насекомых. А потом и они исчезли, растворившись в сером холоде статики, в котором не было ничего, лишь кто-то нудно бормотал на искусственном языке одну-единственную бесконечную поэму.
Без малого три часа просидел я, выпевая краденую программу покойника Ральфи.
* * *Проспект тянется на сорок километров – сорок километров неровно состыкованных фуллеровских куполов, накрывающих то, что некогда было оживленной пригородной магистралью. Когда в ясную погоду здесь выключают освещение, солнечные лучи, пробиваясь сквозь многослойные акриловые перекрытия, превращаются в серую дымку. Очень похоже на тюремные наброски Джованни Пиранези. Три крайних южных километра проспекта – это Ночной Город. Ночной Город не платит налогов ни в государственную, ни в городскую казну. Неоновые светильники здесь давно мертвы, а геодезики почернели от копоти костров, на которых десятилетиями готовят пищу. И разве кто-нибудь разглядит среди густой полуденной темноты Ночного Города несколько десятков сумасшедших детей, прячущихся между балками перекрытий?
Два часа мы карабкались по бетонным ступеням и металлическим решетчатым трапам мимо ветхих мостков и покрытых пылью подъемников. Начали мы свое восхождение с площадки, похожей на заброшенную ремонтную платформу, сплошь заставленную треугольными сегментами купола. И повсюду вокруг мы видели все те же привычные, однообразные граффити, нанесенные аэрозольными баллончиками с краской: названия банд, чьи-то инициалы и даты, даты, даты – вплоть до самого начала века. Надписи преследовали нас по пятам, но чем выше мы забирались, тем их становилось меньше, пока наконец не осталась одна-единственная, повторяющаяся с настойчивым постоянством: НИТЕХИ. Большими заглавными буквами с подтеками черной краски.
