Уильям Гибсон - Нулевое досье
Фиона улыбнулась:
– Привет.
– Я отправил Войтека модернизировать один из них.
– Мы его видели, – сказала Фиона.
– У него не было тазера, теперь будет.
– Тазера?
– Чтобы вооружить аэростат. – Гаррет пожал плечами, улыбнулся. – У нас очень кстати оказался под рукой.
– Какой вес?
– Семь унций.
– Думаю, это снизит высоту подъема.
– Безусловно. И скорость. Но производитель сказал, что летать все равно будет. Хотя и не так высоко. Он ведь серебристый, да? Майларовый?
– Да.
– Думаю, нужен деформирующий камуфляж. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, – ответила Фиона, хотя Милгрим ничего не понял. – Но ты ведь знаешь, что я буду управлять другим дроном?
– Знаю, конечно. Ящик поставили?
– Да. И у меня новые аморты.
– Что такое аморты? – спросил Милгрим.
– Амортизаторы, – ответила Фиона.
– Давайте я вам помогу, – сказала Холлис, забирая шлем сперва у него, затем у Фионы. – У вас красивый пиджак, – добавила она, когда Милгрим вылез из обтягивающей нейлоновой куртки.
– Спасибо.
– Садитесь, пожалуйста, – продолжала Холлис.
Напротив кровати стояли два полосатых кресла с высокой спинкой. Милгрим сел в одно, Фиона – в другое, Холлис – на кровать и взяла Гаррета за руку. Милгриму вспомнилось утро в Париже.
– Вы спрыгнули с самого высокого здания в мире, – сказал он.
– Да. Хотя, к сожалению, не с самого верха.
– Я рад, что все обошлось благополучно, – сказал Милгрим.
Холлис улыбнулась ему.
– Спасибо, – ответил Гаррет и сжал руку Холлис.
Кто-то дважды легонько постучал в дверь. Костяшками пальцев, не молоточком.
– Это мы, – произнес голос за дверью.
Холлис спустила ноги с кровати, встала и открыла дверь. Вошли двое: очень красивый молодой человек и не очень красивая девушка. В руках у нее была старомодная сумочка из черного кожзаменителя. Милгрим предположил, что они оба индийцы, хотя он довольно плохо в таком разбирался. Зато он точно видел, что девушка – готка. Ему до сих пор не случалось встречать готов с индийской внешностью, но уж если где такие и водятся, подумал он, то, конечно, в Лондоне.
– Чандра, моя двоюродная сестра, – сказал молодой человек.
На нем были очень узкие, замысловато протертые черные джинсы, черная рубашка поло и большая, по виду очень старая мотоциклетная куртка.
– Очень приятно, – ответила Холлис.
Чандра смущенно улыбнулась. У нее были прямые черные волосы, огромные карие глаза, разнообразный пирсинг в носу и ушах и черная губная помада. Наряд напоминал форму сестры милосердия девятисотых годов, только с черным фартуком вместо белого.
– Чандра и Аджай. Фиона и Милгрим, – представила Холлис. – Чандра, это Гаррет.
Аджай глянул на Милгрима.
– Трудновато будет, – с сомнением произнес он.
– Сбоку набрызгаем маскировочным спреем. Которым лысину прячут. У меня с собой есть. – Она глянула на Милгрима. – А вообще, Аджаю давно надо подстричься, так что спасибо вам.
Аджай провел руками по волосам, по-военному коротким на висках, густым и пушистым от темени до затылка.
– Отрастут, – сказал Гаррет с кровати. – Милгрим, не могли бы вы снять штаны?
Милгрим глянул на Фиону, потом снова на Гаррета. Вспомнил Дзюна в «Танки & Тодзё».
– Верхние, – уточнил Гаррет. – Аджаю надо понять, как вы двигаетесь.
– Двигаюсь, – повторил Милгрим и встал.
Потом снова сел, нагнулся расшнуровать ботинки.
– Нет, нет, – сказала Фиона, поднимаясь с кресла. – Для этого молнии есть.
Она опустилась перед ним на колени, расстегнула футовые молнии по внутреннему шву бронированных штанов.
– Встань.
Он подчинился. Фиона расстегнула толстую пластмассовую молнию на его ширинке, с хрустом отлепила липучки и потянула штаны вниз. Милгрим почувствовал, что густо краснеет.
– А теперь просто вышагни из них, – сказала Фиона.
67
Раздавленная мышь
Аджай с выражением стоической муки на лице сидел на том, что Милгрим назвал бидермейеровским табуретом[51], в ярко освещенной кафельной ванной среди разложенных на полу полотенец. Чандра аккуратно состригала его густые темные волосы. Милгрим «двигался», как велено; Аджай, когда вспоминал, принимался изучать его походку. Чандра тоже периодически замирала с ножницами в руке, смотрела на Милгрима и вновь начинала стричь. Холлис ждала неизбежного вопроса.
– Что это?! – спросил Милгрим, видимо впервые заметив душ.
– Душ, – сказала Холлис.
– Двигайся, – скомандовал Аджай.
Милгрим сунул руки в карманы новых диковинных штанов.
– Ты правда ходишь руки в карманы? – спросил Аджай.
– Не двигайся, – приказала Чандра. Она держала ножницы на весу.
– Это мне? – спросил Милгрим.
– Аджаю, – ответила Чандра, стряхивая с черного платья мокрую черную прядь. В ярком свете ее черные губы казались еще чернее.
Холлис вновь глянула на Фиону. Та сидела в ногах кровати и внимательно слушала Гаррета, время от времени задавая вопросы и делая пометки в обклеенном стикерами кожаном блокноте.
Гаррет только что отвлекся на телефонный разговор с человеком, собирающим для Пепа электровелосипед. В итоге Пеп остался без рамы с мягкими вилками, поскольку для установки мотор-колеса ее пришлось бы гнуть. И Гаррет, и механик считали это святотатством, поэтому Гаррет остановился на карбоновой раме, но пришлось звонить Пепу, и тот выторговал себе второй мотор.
Холлис все происходящее напоминало режиссерскую подготовку к съемкам музыкального клипа. «Дозор» в основном сумел этого избежать, но Холлис видела такое позже, у групп, которые продюсировал Инчмейл, и каждый раз процесс оказывался интереснее готового продукта.
В данном случае она все еще не понимала, что затеял снимать Гаррет.
– А теперь выйди и закрой за собой дверь, – услышала она голос Чандры. – Будет вонять.
Холлис обернулась. Милгрим как раз вышел из ванной. Чандра встряхивала аэрозольный баллончик.
– Зажмурься, – сказала она Аджаю.
Милгрим закрыл за собой дверь.
– У вас все в порядке? – спросила Холлис. – Где вы были?
– В Саутуарке. С Фионой. – Таким тоном, будто говорит: «Отдыхал в спа-отеле». Непривычная быстрая улыбка.
– Мне жаль, что так получилось с Хайди, – сказала Холлис.
Милгрим заморгал:
– С ней что-то случилось?
– С ней все хорошо. Мне жаль, что она ранила Фоли, а у вас из-за этого неприятности.
– Я ей благодарен, – ответил Милгрим. – Иначе бы нам пришлось худо. Мне так точно.
На миг загадочное настороженное существо и отрешенный мечтатель слились в одно. Такого Милгрима – целостного, живущего в настоящем мгновении – Холлис еще не видела.
– И я бы не попал в Саутуарк, – сказал он. В следующую секунду перед ней был прежний Милгрим. – Душ какой-то… мне от него не по себе.
– Мне нравится.
– Никогда не видел в гостиницах таких интерьеров. – Он оглядел номер.
– Я тоже.
– Это все настоящее?
– Да, хотя часть – современные копии. Для каждой комнаты есть каталог.
– Можно его посмотреть?
Зазвонил ее айфон.
– Алло?
– Это Мередит. Я в фойе. Нам надо увидеться.
– У меня гости.
– Наедине. Куртяк захвати. Она хочет с тобой познакомиться.
– Я…
– Это не я предложила. Она сама захотела, когда я передала ей твои слова.
Холлис глянула на Гаррета. Он целиком ушел в разговор с Фионой.
Открылась дверь ванной, и вышел Аджай. По бокам головы у него торчали в разные стороны редкие синтетические волоски.
– Не очень, да? – спросил он.
– Похоже на лобковые волосы большой, реалистичной плюшевой игрушки, – с удовольствием заметил Гаррет.
– Спрей неподходящий, но у меня есть другой, – сказала Чандра. – И следующий раз я нанесу лучше.
– Я спущусь через минуту, – сказала Холлис в айфон. – Мередит, – объяснила она Гаррету. – Я пойду с ней поговорить.
– Из гостиницы не уходи, – бросил Гаррет и вернулся к разговору с Фионой.
Холлис открыла рот, закрыла, нашла Милгриму переплетенный в кожу каталог экспонатов номера четвертого, взяла сумочку и хаундсовскую куртку, после чего вышла и закрыла за собой дверь.
Стараясь не смотреть на акварели, она миновала зеленый лабиринт. Лифт ждал на этаже, разговаривая сам с собой негромкими пощелкиваниями. По пути вниз Холлис пыталась осмыслить слова Мередит. По логике «она» означало модельера «хаундсов», но если так, Мередит вчера соврала?
В лифтовый закуток с хорьком лились по лестнице звуки веселья из бара. Мередит стояла на обычном месте Роберта, сам Роберт куда-то подевался. Поверх вчерашнего твидового жакета на ней была древняя куртка из вощеного хлопка, сплошь в прорехах и полупрозрачная от ветхости – платоновская противоположность инчмейловского гортекса.
– Ты говорила, что не знаешь, как с ней связаться, – начала Холлис. – И точно не упомянула, что она в Лондоне.
