Андрей Буторин - Север
Вторая мысль следовала из первой. Поскольку «небесный дух» Семен и его жена Светлана были людьми, то теперь не оставалось ни малейших сомнений, что и Надя является человеком.
А еще это значит, что никакие духи не отдавали ему никаких повелений, никакие высшие силы не следили за ним, всего-навсего один человек обманом заставил его поехать за другим человеком, чтобы перевезти этого другого человека на новое место. Обязан ли он это делать? Разумеется, нет. Напротив, узнав про обман, он имеет полное право обидеться и гордо, с высоко поднятой головой, удалиться восвояси.
Он теперь вообще волен делать только то, чего захочет сам. Нет духов! Только люди есть – одинокие, хитрые, бестолковые, несчастные… Нет предназначения! Нет избранности!
То есть, он может бросить Надю, бросить раненого старика и отправиться, куда глаза глядят, и сам за себя решать теперь, что ему в этой жизни делать. Если его просто обманули, обвели вокруг пальца, как несмышленого мальчишку, как дикаря, разве он должен что-то этим мошенникам?
И что же, бросит Надю?
Нанас почувствовал, что лицо его запылало, точно он сунул его в разгоревшийся очаг.
Ведь то, что у этой чудесной девушки и отец, и мать не были духами, а были людьми, то, что она сама была, выходит, человеком из плоти и крови, значило и еще кое-что.
Что Нанас имел на нее право. Имел право ее любить.
И, как бы он ни злился на то, что оказался обманутым, что повел себя как глупый дикарь, «небесному духу» он должен быть благодарен: и за то, что тот спас его от преследователей, и за то, что отправил к своей дочери… К девушке, без которой Нанас теперь своей жизни не представляет. И никуда, конечно, уехать от нее не сможет.
Никогда.
Вот он и признался себе в этом. Вот все и встало по местам.
Без Нади для него жизни не существует, а поэтому, если он хочет жить дальше, он должен, обязан – называй, как заблагорассудится, – сделать так, чтобы девушка жила. И не прозябала, а жила счастливо. Вот его главное желание. Именно его, он сам этого хочет! А для этого нужно всего-навсего доехать до Полярных Зорей. Причем, половина пути уже пройдена, глупо было бы его не закончить! Да, обстоятельства решили в очередной раз подшутить над ним. Но мало, что ли, эти сволочные обстоятельства путались у него под ногами за последние дни? Мало было таких препятствий, которые казалось невозможным преодолеть? Сколько уже раз он терял в себя веру?..
Нанас почувствовал, что последняя мысль несет в себе нечто действительно важное. Очень важное. Едва ли не самое-самое. Вера в себя! Не в духов, не в байки всяких там нойдов, а только в себя. Не бояться, не сомневаться – просто верить. Всегда, при любых обстоятельствах. И тогда этим обстоятельствам – крышка. Пусть идут в… сыйт, к Силадану!
– И что? – прошептал он, глядя в огонь. – Веришь? – И ответил уже громко и четко: – Верю.
Когда он вернулся к Наде, девушка сидела, сжав закрытый дневник побелевшими пальцами и устремив неподвижный взгляд на пламя свечи.
– Ты веришь в чудо? – спросила она, не повернув головы. – Не в этих своих духов, а в настоящие чудеса?
– Я больше не верю в духов, – ответил Нанас. – Я в тебя верю. И в себя.
Надя же, будто не слыша его слов, сказала:
– Произошло самое настоящее чудо. Хотя бы уже то, что мы попали именно сюда, в этот дом, в эту квартиру… Ты только подумай, ведь я уже была здесь. Пусть в животе моей мамы, но все же была.
Нанас хотел рассказать, как только что думал об этом, но девушка уже продолжала:
– Но еще большее чудо, что один человек, которого я всю свою жизнь почитала не меньше отца, чтобы спасти мою жизнь, позвал на помощь, а услышал этот призыв мой настоящий отец… Услышал за сотни километров!
– Так это он принял… радиограмму?!..
– Нет, принял не он, но это неважно. Ему передали, но он ведь все равно услышал.
– И он полетел за тобой? Но ты ведь говорила, что делать это на самолете глупо, что на нем в Видяеве не сесть…
– Глупо? – повернулась наконец к нему Надя. – А ехать на оленях в эпицентр ядерного взрыва не глупо?..
– Я же ничего не знал, а он-то знал все!
– Да, знал. Но знал, что если не полетит, то я погибну. Он и не рассчитывал там садиться, собирался катапультироваться с защитными костюмами для себя и меня, а потом вместе со мной идти, ползти назад – уж как придется… Даже если и умереть – то со мной рядом. Прямо так здесь и написал перед вылетом, слово в слово. Полетел, даже несмотря на то, что самолет не был полностью исправен. Он все эти годы восстанавливал его по мерс возможностей, но один из двух двигателей довести до ума так и не успел. Отец написал здесь, что шансов долететь у него пятьдесят на пятьдесят. Не так уж и мало, по его мнению. Впрочем, он полетел бы все равно, будь этот шанс один на тысячу, на миллион… Он был так счастлив узнать, что я жива, и так боялся потерять меня снова!..
– А как он вообще оказался в Полярных Зорях, если жил здесь? Он написал что-нибудь об этом?
– Написал. Я как раз прочитала начало и конец дневника. Он начал вести его уже там… До катастрофы они с мамой жили здесь. Вот-вот ждали моего появления, даже имя придумали… Отец служил в авиационном полку, летал на «сушке» – СУ-24. В тот день сюда прибыл вертолет из Видяево, помнишь, я тебе рассказывала? Вскоре объявили тревогу, и отец совершил боевой вылет. В самолет попали осколки ракеты, но его удалось посадить на заброшенном аэродроме в поселке Африканда. Это как раз рядом с Полярными Зорями. Отец добрался до города и остался там, потому что узнал, что комбинат «Севсроникель» в Мончегорске разрушен, и все жители от разлившегося хлора погибли. А потом организовали экспедицию к Мурманску; он конечно же тоже пошел и убедился, что в этом поселке пусто. Он знал, что так будет, но все равно верил, на что-то надеялся, и вот… В общем, он мысленно похоронил маму вместе со мной и стал жить в Полярных Зорях. Про его тамошнюю жизнь я еще не читала.
– Прочитаешь. И меня научи читать обязательно. Научишь ведь?
Надя посмотрела на него странным взглядом. Не понравилось Нанасу, как она на него посмотрела. И не зря.
– Думаю, нет, – сказала она, отведя глаза в сторону.
– Как это нет? Почему?..
– Нанас…
Взгляд Нади снова метнулся к нему, и было в нем столько боли и отчаяния, что Нанасу захотелось броситься к ней, обнять, закрыть собой ото всех бед… Но он этого не сделал – ноги приросли к полу; лишь колени вновь начали свою давно забытую песню: «Нет-нет-нет-нет!..» Надя же опять отвернулась и заговорила сухим, деревянным голосом:
– Нанас, я должна тебе это сказать, поэтому прошу меня выслушать и не перебивать. Когда ты сказал там, в Видяеве, что тебя прислал за мной дух, я, конечно, посмеялась, но в то же время оценила смекалку этого «духа» – как удачно тот встретил темного дикаря и сыграл на его суевериях. Правда, я пыталась тебя разубедить, и, по-моему, в чем-то мне это удалось, но я так до конца и не смогла понять, что руководит тобой больше – приказ этого «духа», то есть страх перед ним, боязнь ослушаться или уже что- то иное… Но сейчас это неважно. Теперь ты знаешь точно, что это был не дух, а человек, что он попросту обманул тебя, воспользовался твоим невежеством, простотой, наивностью – называй как хочешь. И теперь… особенно теперь, когда дальше пути все равно нет, ты имеешь полное право уйти, вернуться домой. Я думаю, что компенсацией за обман для тебя станут те знания и умения, что ты получил. У тебя есть снегоход, есть настоящее оружие, самое главное – ты теперь знаешь, как все обстоит вокруг на самом деле, и можешь сделать со своим нойдом и его приспешниками все, что захочешь. Ты сможешь теперь сам править саамами, стать нойдом, царем, королем, хоть самым главным духом для них. Бери снегоход, езжай. И не держи на моего отца зла, он ведь всего лишь хотел спасти свою дочь, а для этого… для этого хороши все средства…
Надя замолчала, а в голове Нанаса началась настоящая буря. Он хотел кричать, вопить, ругаться, что-то доказывать и отрицать, но над этим бушующим ураганом незыблемо и ярко, точно солнце, все время сияла самая главная мысль: «Мне нужна только ты». И эта мысль оказалась настолько сильнее всего остального, что Нанас буквально почувствовал, как мрачные тучи рвутся на тонкие лоскуты и бесследно тают под ее жаркими лучами. Ему стало так легко, что и сам он готов был сейчас взмыть в эту небесную солнечную чистоту.
– Хорошо, я поеду домой, – очень спокойно, будто о чем-то вполне обыденном, сказал он. Но, увидев, как вздрогнула Надя, быстро добавил: – Но только вместе с тобой.
Надя посмотрела на него так, словно увидела впервые. В ее взгляде было столько всего, что Нанас просто опешил. Ему померещилось в нем и такое, к чему он попросту не был готов, что тотчас запретил себе даже осмысливать.
– Зачем я тебе?.. – выдохнула Надя.
– Я не могу без тебя… жить, – ответил Нанас. Слова слетели с губ сами, их было уже не вернуть. «Да и зачем возвращать? – подумал он. – Ведь это правда. Это единственное обстоятельство, с которым я не собираюсь бороться и которое не хочу побеждать».
