Максим Халяпин - Обратная сторона Земли (СИ)
— Я полагаю, она будет хорошей девочкой, и больше не будет делать глупостей, — я сжал руку этой иллюзорной напуганной девочки-компьютера, показывая, что в обиду я её не дам.
— И я очень на это надеюсь, — молнии из глаз Саргала испугали даже меня. Не знаю, что ощутила в этот момент Грейс. Предполагаю, что вся чушь из её процессора испарилась раз и навсегда, — Что касается тебя, то в двух словах об этом не расскажешь. Лучше будет, если ты все увидишь сам.
* * *«Утро в тюремной камере, что может быть лучше? Думаете, что мягкая и теплая постель? Не уверен, что мёртвым и лежащим на белоснежных простынях в своей комнате мне будет удобнее и уютнее, чем сейчас. Пускай эта жёсткая лежанка оставляет на моей спине незаживающие синяки, зато я жив, так же, как и моя семья».
«Владислав Нотт, ст. 13/6». Такая бирка красовалась на воротничке его рубахи. Глаза не хотели открываться от ноющей боли — оттого, что кожу стягивали рубцы от нанесённых плетью ударов. Раны просто не успевали заживать. Допросы проводились методом «кнута и пряника»… Нет, просто кнута. В этих краях не знали, что такое «пряник», в прямом, и переносном смыслах. Завтрак, обед, ужин. Каждый день приносили похлебку, больше всего она походила на варево из помоев: гнилая картошка, вязкий бульон, больше похожий на машинное масло, и песок, скрипящий на зубах. Свежего хлеба не было. Его место занимали сухари — жёсткие края резали десна, поэтому приходилось вымачивать хлеб в этом жутком бульоне. Куски становились чёрные, как уголь, но зубы уже воспринимали эту массу. Со временем зубы приняли цвет вымоченных сухарей, и ни один порошок не убирал этот налет.
— Подъем, Нотт, — дубинка надзирателя застучала по решётке камеры, — У тебя сегодня особенный день, продолжая спать, ты уменьшаешь время своей и без того короткой жизни.
Влад медленно встал на ноги. Сегодня последний день, когда он просыпается под сводами этой камеры. Нет, его не выпускают. Сегодня состоится казнь. Как принято с давних времён, казни показывают на всей территории тюрьмы. С одной стороны, это какое-никакое, но развлечение. С другой — ещё один рычаг давления на новоприбывших заключенных.
Казни проходили каждую неделю. Сразу после трансляции в допросные приводили людей, большинство сразу же сознавались во всех своих грехах, даже в тех, которые не совершали. А тех, кто не сознавался, даже после этого избивали палками, розгами, а если попадались отпетые садисты среди дознавателей, то в ход уже шли ножи и пыточные инструменты.
Владу на первом его допросе достался добросердечный следователь — пытки продолжались недолго. Потеряв сознание в первый раз, Нотт тут же был приведен в чувство. Розги, вымоченные в соленом растворе, оставили те самые рубцы, которые начинали болеть при каждом воспоминании. После второго обморока его закрыли на неделю в сыром карцере. От сырости раны воспалились и начали зудеть. Ещё через неделю его перевели в обычную камеру.
Дни летели и раны затягивались. Из камер выпускали редко. На прогулках переговариваться запрещали — ещё один момент, который ломал людей. Сидеть взаперти месяцами, один на один со своими мыслями. А затем, когда появилась возможность рассказать всё кому-то другому — твои надежды ломались вместе с рёбрами от палки надзирателя.
— Поторапливайся! Лицом к стене, руки за спину, — заскрипели петли и решётки сдвинулись в сторону. Магнитные наручники защёлкнулись — руки сильно потянуло назад.
Охранник вытолкнул Влада в коридор, взбодрив ударом по почкам. Узкий, тёмный проход. Сейчас его вели не на казнь — по особому указанию всех смертников надлежало помыть, накормить и выполнить последнее желание. На все это давали два часа.
Душ, обед. Всё пролетело перед глазами очень быстро. Отказавшись от последнего желания («Я хотел бы увидеть семью, но не хотел, чтобы меня видели таким») он был конвоирован на площадку для казни.
Заключенных в зал не пускали. В тишине и одиночестве, осужденный по статье 13/6, должен провести оставшееся время до казни. Наедине со своими мыслями, чтобы осознать — смерть неизбежна. Она уже рядом, её коса в сантиметре от твоей шеи. Еще чуть-чуть, и взмах руки костлявой старухи отправит очередную душу в загробный мир. В центре стоял обычный прямоугольный стул — больше дань древним традициям, чем часть предстоящей пытки. Стул освещали с четырех сторон прожекторы. Сверху над местом, которое через несколько часов займет Влад, парил обруч — гильотина.
— Почему посторонние на месте исполнения приговора? — важный, дородный мужчина вышел на площадку. Заметив, что Нотт одет в тюремную робу, он не удивился, но и других вопросов не задавал. Всё было и так ясно — очередной труп. Проверив готовность оборудования, этот неприятный дядька скрылся так же быстро, как и появился.
Прошёл еще час — время стало тянутся всё медленнее и медленнее. Влад уже смирился со своей участью. Для будущего своей дочери любой отец пожертвовал бы чем-то. А раз так получилось, что эта жертва — его собственная жизнь — так тому и быть.
— Ох и потрепало Вас за эти несколько недель, господин Нотт, — неожиданный гость монотонно шагал в сторону Влада, — Позвольте представиться — Антуан Легро, начальник службы безопасности Корпорации. У меня есть к Вам предложение, выгодное для нас обоих.
Владислав внимательно рассматривал своего собеседника. Ничем не отличающийся от других, среднестатистический житель города и работник компании. Встретив его на улице, он бы и не подумал, что это Легро.
Про этого человека ходили слухи: страшные и не всегда правдивые. Он недавно занял свою должность, но успел навести порядок в рядах своей структуры. Сейчас стало понятно, почему его власть настолько огромна. Рядом с ним ты чувствуешь себя неполноценным. Он управляет тобой, показывая тебе иллюзию идеальной жизни. Ты будто под гипнозом: он скажет прыгать, и ты прыгнешь, даже убьёшь своего брата, потому, что он приказал. Такие люди стремятся к власти и не боятся ничего — идут по трупам своих соратников.
Почему он пришел сейчас, за полчаса до казни? В этот момент Нотт был уязвим, угнетён тем, что судьба вот-вот решится. Но пришёл он — решение насущных проблем и где-то на горизонте засияла звезда надежды. Тогда Влад был готов на всё, чтобы поскорее узнать задумку Легро. Он хотел жить и не думал о последствиях.
— Одно условие, безопасность моей семьи, — Влад внимательно смотрел на собеседника и ждал его ответа.
— Вы сейчас не в том положении, чтобы диктовать условия, — безопасник заложил руки за спину, — Но я выполню Вашу просьбу, — он махнул рукой и в комнату привели человека, — Сегодня Владислав Нотт был казнен.
Мужчину усадили на стул. На его голове был черный мешок скрывающий лицо, поэтому имя преступнику могли дать любое. Легро лично запустил механизм казни. Обруч, висящий над осужденным, разделился, и нижняя его половина мгновенно закрутилась вокруг своей оси и опустилась до пола — стул вместе со смертником закрыло силовое поле. По непроницаемой поверхности, сотканной из света, пробежали показатели жизнедеятельности, подтверждающие, что заключенный жив. Один из конвоиров передал пульт управления гильотиной начальнику Легро. Нажатие одной кнопки, — и от тебя останутся только воспоминания близких. Всё разлетится на атомы, даже пыли не будет заметно на сидении стула. Туман заполнил камеру и сидящий там человек пропал — растворился в облаке, стал частью него. Показатели на световых панелях обнулились, что показывало только одно — наказание исполнено.
После приказа Легро, люди, которые привели двойника Влада взяли под руки теперь бывшего заключенного Нотта и вывели его с площадки для казни, через ту же дверь через которую несколько минут назад они появились.
Они двигались с каменными лицами, на них не было ни капли эмоций. Много раз у Влада создавалось ощущение, что они каменные статуи, выполняющие приказ своего господина. Закончится задание — они снова вернутся на свои высокие пьедесталы на старых улочках города, в садах высокородный мужей. Задавать лишние вопросы Нотт не стал, он бы выглядел идиотом в своих же глазах, пытаясь разговорить лучших разведчиков и дознавателей. Поэтому они шли в тишине.
Извилистый путь привел их к одному из технических подъездов. Тут его усадили в транспортный катер — неприглядный, с облупившейся краской на бортах. Местами проступали следы ржавчины, сквозь которую еле видно проступала эмблема отдела безопасности.
Перелет и высадка в неизвестном месте остались в небытии — перед посадкой ему сделали укол снотворного. Очнулся Влад в совершенно другой обстановке. Сегодня утром он и мечтать не мог о хорошей, пусть и по-спартански обставленной комнате. Одна кровать, один стол, стул, душевая комната также на одну персону. Свежая одежда аккуратно выглажена и сложена. Недолго раздумывая, Нотт сбросил вещи, пропахшие тюрьмой, запрыгнул в душевую кабину и не выходил из-под тугих струй воды почти час. Жесткой мочалкой он оттирал грязь и запахи зеро сектора. Раны на спине он старался не трогать, но осторожно омыл их, превозмогая боль.
