Джефф Нун - Пыльца
«Может, назовем это симбиозом?»
– Иди на хуй.
– «Может, хватит материться?»
– Ох, Сивилла, мамочка ты моя. Уверена, ты можешь остановить меня. Ты же теперь – моя душа? Думаешь, я хочу жить с чужой душой? Даже с душой собственной матери?
«Я отдала тебе всё».
– У тебя остался один секрет.
«Мне кажется, не стоит.»
– Ты что-то от меня еще скрываешь.
«Не хочу делать тебе больно».
– Хуже, чем есть, все равно не будет. Давай, рассказывай.
«Сейчас не время».
– Помоги мне, пожалуйста, мама.
Я не могла противиться такой просьбе. Черный занавес задрожал.
Если до сих пор я скрывала от Белинды Сапфира и его историю, так зачем же было отдавать ее во власть этой боли сейчас? Она ничего не знала о старшем брате. И это открытие несло ей только боль. Может, моя дочь хотела боли? Она отдала моей Тени свои чувства: там был намек на любовь, как будто мы стали единым целым, и Белинда была готова принять всё. Белинда была как такси, которое умерло бы без последнего пассажира.
И я рассеяла щит. Секунду мысли вяло текли, а потом вспыхнули знанием.
Наши чувства слились.
Сапфир в футляре, Белинда.
Мозг Белинды ухватился за историю.
– Расскажи мне о Сапфире.
«Сапфир – так зовут моего сына. Это самое светлое имя, какое я смогла для него найти».
– Я – твой единственный ребенок.
«Не совсем. Есть еще один».
– Что?
«Его зовут Сапфир. Он на год старше тебя. Он от случайного любовника».
– Почему ты скрывала это от меня?
«Мне было стыдно. Отец Сапфира был матросом на Нью-Манчестерском судоходном канале. Ему достались не те волны реки, и не те волны меня. Моего тела. Я была для него портом. Моряк был моим первым любовником. Я не знала, как реагировать, кроме как забеременеть. Мой живот обманул мою Тень».
– На что ребенок!.. На что он был похож?
«Отвратительный. Монстр, полумертвая тварь».
– Зомби?
«Да. Назовем это так. Но он мог видеть сны! Как я могла отказаться от такого ребенка? Я поселила его в твоей старой спальне».
– А власти разве его не выгнали?
«Было дело. Но он вернулся ко мне. Он прелестный, очень нежный. Он поймал попутку. Снова нашел меня».
– Ненавижу тебя.
«Сапфир – красавец, по крайней мере, в моих глазах, и я его очень люблю. Он чуть меньше метра ростом».
– Боже! Противно.
«Полметра в ширину. Взрослый».
– Пиздец.
«Он плоть от плоти моей, Белинда. Он мой. Никто не заберет его у меня. Сейчас он умирает… от аллергии. Если со мной что-нибудь случится… присмотри за Сапфиром. Он твой брат. Ты это понимаешь?»
– Что будешь делать, Сивилла? Теперь, когда ты осталась без Тени?
«Моя Тень стала твоей, любимая».
– Бля!
«Белинда! Прекрати материться! Прошу… извини, Просто…»
– Ладно. Ты все-таки моя мать.
«Да. Господи, как же давно это было…»
– Оставь меня одну.
«Не в этой жизни, дитя мое».
Множество дорог, которыми мы прошли, чтобы попасть в этот миг: я, разделенная надвое, одна часть – в Белинде, в ее мертвом теле, оживленном моей Тенью, другая – в опустошенном мешке мяса. И, как на аукционе, тело уходит за высшую ставку. Поэтому я знаю всю историю моего ребенка – я захватила ее воспоминания. Присвоила их.
И так я покинула тело моей дочери, оставив ей свой шепот, источник ее жизни. Это была не жизнь после смерти – это была просто смерть, уцепившаяся за жизнь. Разве это преступление? Мое другое «я», мое подсознание, склонилось над телом Белинды, наблюдая, как к ней возвращается дыхание. Я позвала доктора. Он смотрел так, словно увидел на своих приборах бога – с экранов текли волны света. Прямо за ним стоял Томми.
– Сивилла, ты в порядке? – спросил он.
– Томми, ты добрался через карту!
Я была рада его видеть, но меня угнетали более важные заботы.
– Я взял такси. Они еще ездят по городу. Но драйверы сильно злятся, Сивилла. Меня привез сюда Роберман. Он хотел…
– Томми, я занята.
Я протолкнулась мимо него к двери.
– Сивилла, я волновался. Они сказали, что Белинда умерла.
Пусть поудивляются.
Я не гордилась тем, что сделала. Не была счастлива, ничего такого. Я умерла. Сделала то, что хотела сделать Белинда. Убила себя. Более или менее. Какая разница? Промежуток между секундами? Моя Тень ушла от меня. Чем я стала? Вакуум внутри мешка сухой кожи. Я не чувствовала ничего хорошего, только нежную ласку моей Тени, хранящей жизнь Белинды.
Я двигалась, как холодная робоженщина. Мое тело плыло по коридорам больницы: пассажир любого сна, который меня захватит. Томми Голубь пошел за мной в палату Зеро. Его спящее тело было закрыто в аппарате, машина поддерживала в нем жизнь. Я уже знала это чувство. Коснулась его лба призрачной рукой, шепнула, что буду любить его вечно.
– Роберман отвез меня во Дворец Гамбо, – сказал Томми. – Мы нашли его и Крекера. Они оба арестованы. Хочешь повидаться с боссом?
Спокойное путешествие в палату Крекера. Шеф лежал, перевязанный и накачанный транками. Я приветственно плюнула в его мучнисто-белое лицо.
– Крекер выдал всё, – продолжил Том. – Он заключил неудачную сделку с Джоном Берликорном через Колумба. У босса была тайна – история преступления. Колумб знал об этом. В обмен на молчание Крекер согласился приютить жену Берликорна. Ее зовут Персефона, так? Она – причина аллергии. Крекер посадил ее в коп-фургон в Александра-парк после того, как она убила Койота. Угадай, где поселил ее Крекер? Очуметь, в отделении полиции! Цветочная девочка живет в морге, шкафчик 257. Очевидно, она привезла с собой чемодан земли из райского пера. Крекер считает, что она не может без жить без этой земли, по крайней мере долго, так что в их плане есть слабое место.
Мне нужно было на воздух. Пока я плелась наружу, Томми Голубь шел сзади меня и спрашивал, все ли со мной в порядке. Я не отвечала. Села в «Комету».
– Я уже сообщил в отделение, Сивилла, – сказал Том, опускаясь на пассажирское сиденье. – Может, уже поздно.
Боже, всегда уже поздно! Но когда мы ехали по Оксфорд-роуд, нас обогнало черное такси. За рулем я заметила черно-белого пятнистого пса-драйвера. Я увидела призрака. Том возился со своим пистолетом, так что он упустил это видение. Я ничего ему не сказала, но внутри начала отслеживать отсветы плана. Я ехала на автопилоте, руки лежали на руле, как перчатки, пока моя настоящая сущность, моя Тень, отдыхала в Белинде, совсем как та отдыхала в постели. Но с появлением Койота у меня появились цели и желания. Если я смогу поместить все детали головоломки в нужные места, то, возможно, у нас есть реальный шанс нанести ответный удар Вирту. Я смогу сохранить жизнь Сапфиру.
Снаряженные по уши копы сбились в кучу около двери морга и отчаянно принимали мужественные позы, но я видела над противогазами нахмуренные брови и нервный пот. Коридор ощетинился страхом. Новая карта довела их всех до ручки. Все время поступали донесения об автокатастрофах. Десятки людей, по нашей информации, жертвы аварий, уже погибли. Икс-кэбы еще ездили, но путешествовать никто больше не хотел. Колумб на кэб-волне не отвечал. Копы не знали, что им делать, кое-кто уже снял значок. Томми Голубь взял на себя руководство, и я была этому рада: мое тело было слишком пустым для физической драки. Томми отрегулировал ремни респиратора, а потом выбил кодовый замок на двери морга. Голубь зашел в комнату, затем я, а следом – и остальные копы. Комната была наполнена пыльцой, шарообразными организмами, которые плавали везде, как будто захватили воздух. По стенам ползли влажные побеги. С потолка капала вода. Голубь подошел к шкафу 257. Около его дверцы витал запах плодородия.
– Это замок Крекера, Томми,– сказала я. – Нам нужен код.
– Расслабься, Джонс. Сейчас все будет.
– Какая-то виртовая фишка?
– Еще проще. Я выпытал его у Крекера. Томми Голубь улыбнулся мне, а потом набрал код.
Отступил назад.
Две секунды…
Ящик с нежным вздохом выскользнул наружу, и из его утробы полилось зловоние Эдема, мертвого и разложившегося. Плотские копы отскочили от этого смрада. Том снял пистолет с предохранителя и двинулся к ящику.
– Осторожно, Том, – сказала я.
– Да ладно тебе, Си, – ответил он. – Я же Томми Голубь. Лучший вирткоп в городе. Ребята, прикроете?
Ряд респираторов согласно кивнул. Зажав пистолет в обеих руках, Томми Голубь вглядывается в крышку ящика.
Потом раздается крик.
«Том! Назад!»
Раздался крик, словно один за другим обрывают все цветы мира, – и длинный, толстый растительный побег поднялся из ящика, на мгновение переплелся в пространстве, а потом воткнул заостренный шип в левый глаз Томми.
Я выпустила в толстый стебель шесть пуль, другие копы тоже стреляли. Комната наполнилась дымом и вонью пороха. Стебель разлетелся в щепки, и, когда замолчали пистолеты, сквозь тугую тишину поплыли тысячи черных лепестков. Конфетти на похоронах. Томми Голубь лежал на полу с окровавленным лицом. Сзади закричал коп. Другой уже звонил доктору. Я опустилась на колени рядом с Томми и осторожно взяла его голову в руки.
