Джон Кац - Год собаки
Обзор книги Джон Кац - Год собаки
Джон Катц
Год собаки
Введение:
совершенная гармония
Это случилось, когда я учился в четвертом классе. Мы жили тогда в Провиденсе, штат Род-Айленд. Однажды морозным зимним утром я поднялся до рассвета и, не обращая внимания на холод, отправился в школу. Мне хотелось быть первым в очереди.
Накануне школьный сторож пообещал отдать щенка в хорошие руки.
Несколько часов прождал я перед школой, дрожа на пронизывающем ветру. Потом отстоял свое первое место от пары здоровенных шестиклассников. И вернулся домой с картонной коробкой, в которой свернулся клубком малыш Лаки. Я был на седьмом небе от счастья.
Я уже совсем не помню, что он был за пес. Лаки прожил у нас всего несколько недель. Потом заболел чумкой и однажды исчез. Родители сказали мне, что он заболел и теперь лечится в деревне, на ферме, где собаке не нужно целый день сидеть в четырех стенах.
Шли недели. Я не давал родителям покоя, умоляя съездить навестить Лаки. Наконец отец сказал мне, что пес «очень серьезно болен» и на ферме ему придется остаться надолго, может быть, навсегда. А потом повел меня в кафе-мороженое «Ригнис» на Хоуп-стрит и купил мое любимое ежевичное мороженое. Отец редко меня баловал, а уж подарки мне делал только по особым случаям. Мы сидели и ели мороженое. Отец молчал, я — тоже.
Я был мал, но вовсе не глуп. Прошло несколько лет, прежде чем я позволил себе снова полюбить собаку.
Следующим стал Сэм — первая по-настоящему моя собака. Бассет-хаунд с несгибаемой волей, постоянно воевавший с моей матерью по трем вопросам: где спать (в моей кровати), где дремать днем (на новом диване в гостиной) и что есть (все, до чего можешь дотянуться).
Сэм был бесстрашным псом. Каждый вечер, подъезжая к дому, мама видела в окне гостиной Сэма, уютно разлегшегося на новеньком диване. Когда она вбегала в дом, Сэм уже как ни в чем не бывало сидел на полу. Конечно, это ее не обманывало: начиналась брань, крики и шлепки свернутой газетой. Меня поражало, как стоически Сэм принимает наказание: он никогда не убегал, не прятался, даже не опускал голову… и продолжал спать на диване.
Однажды в пятницу вечером, когда за нашим новым обеденным столом собралось человек пятнадцать родственников, Сэм преспокойно вошел, встал на задние лапы, передние положил на стол, схватил с тарелки горячий ростбиф и бросился наутек. Здесь надо заметить, что новый стол стоял на новом восточном ковре, на который матушка откладывала деньги в течение нескольких лет.
Судя по всему, Сэм намеревался донести трофейный ростбиф до подвала — дверь его была всего в нескольких метрах — и там съесть сколько успеет, пока его не нагонят хозяева. Однако этот план провалился.
Яростно вопящая матушка настигла его в дверях кухни. Дальше началась погоня. Сэм носился вокруг стола, волоча за собой мясо и оставляя жирный след на новеньком ковре. В конце концов мой старший брат догадался преградить ему путь стулом. Но Сэм принял поражение с достоинством. Все взвесил, все рассчитал, прикинул возможные последствия — и, проиграв, встретил проигрыш как должное. Да, в жизни я не встречал другого такого же отважного пса.
Когда я учился в старших классах, наша семья переехала в Нью-Джерси. За несколько дней до переезда Сэм вдруг исчез. Мать долго не хотела говорить мне, что с ним сталось. Наконец рассказала: сначала она попыталась отдать его соседу — но там он перекусал всю семью (зная Сэма, охотно в это верю). Тогда она подыскала ему ферму на севере Род-Айленда. Теперь, заключила она, Сэм свободно бегает по полям и лугам. Ему там хорошо, он счастлив.
Может быть… и все же как я жалел, что не смог с ним попрощаться!
Были и другие. После свадьбы у нас с женой появилась рыжая, похожая на лису дворняжка по кличке Бин. Многолетняя верная спутница, она все же была скорее собакой жены, чем моей. Был и Кларенс, угрюмый золотистый ретривер, купленный — неожиданно для меня самого — на распродаже щенков: он был нелюдимым и раздражительным, часто болел, но я все равно его любил.
Чудеса случаются не слишком часто. Редко бывает, что человеку достается собака, которая абсолютно подходит ему по характеру и темпераменту; еще реже — что у хозяина находится время постоянно с ней заниматься, что между ними возникает глубокая связь. К весне 2000 года у меня было уже две такие собаки. Два настоящих, чистокровных палевых лабрадора.
Все сложилось как нельзя лучше. Я работал дома — писал. Обе псины оказались внимательными, сообразительными, спокойными и любящими. Кроме того, у обоих было редкое достоинство, присущее многим лабрадорам, — они не требовали постоянного внимания, а обладали способностью погружаться в размышления и надолго «уходить в себя», позволяя мне побыть наедине с собой.
Пожалуй, не могу припомнить между нами ни единой ссоры, ни одного недоразумения. Мы подходили друг другу, словно элементы головоломки. Джулиус и Стенли, красивые, верные, независимые и преданные, воплощали в себе благороднейшие качества своей породы.
Первым появился Джулиус. Мы с женой подарили его дочке. Право, не знаю в жизни родителей более счастливой минуты, чем когда вручаешь своему малышу маленький пушистый комочек с широко распахнутыми глазами — щенка. До сих пор помню лицо дочери: порой я забываю, какой сейчас день недели, но изумление и восторг в ее глазах не забуду никогда.
Итак, собаку я купил для дочери, но через некоторое время она увлеклась компьютерными играми, потом — коллекционированием кукол в пышных нарядах, и как-то вдруг оказалось, что выводить щенка на улицу морозным зимним утром приходится мне. Так Джулиус стал моим псом. Мы привязались друг к другу сразу — и навсегда.
Год спустя заводчик Джулиуса позвонил мне и пригласил нас с дочкой приехать посмотреть на новый помет. «Просто посмотрим», — заверил я недовольную жену. Разумеется, домой мы вернулись с золотистым крохой Стенли. Джулиус вначале встретил нового питомца подозрительно и недоверчиво, боясь увидеть в нем соперника, но уже через пару дней два лабрадора полюбили друг друга так же крепко и беззаветно, как я их, а они — меня и всю нашу семью, да и всех, с кем им приходилось иметь дело.
Наши отношения с самого начала сложились счастливо и с годами становились все крепче. За несколько дней оба пса выучили всю собачью премудрость: где спать, что есть, как вести себя в доме. Наши стили жизни, если можно так выразиться, полностью совпадают. Оба лабрадора не любят суеты и зряшной беготни, оба презирают обычные собачьи занятия — охоту на кроликов и белок, копание в земле и порчу мебели, — предпочитая вместо этого ласкаться к соседским детям, наблюдать за тем, что происходит в мире, или просто лежать у моих ног и размышлять о чем-то своем.
