Хакеры: Basic - Чубарьян Александр Александрович "Sanych"

ГЛАВА 25

МАЛОЙ

Краснодар, 1 апреля 2005 года.

Если бы Малого спросили, что такое дружба, то он бы, скорее всего, пожал плечами, фыркнул и ничего не ответил.

У него никогда не было друзей. В обществе, где он крутился несколько последних лет, друзей не бывает в принципе. Просто люди сбиваются в стаи, потому что так легче выжить. Какая может быть дружба в Отстойнике, где каждый готов перегрызть соседу глотку? Перегрызть даже не за собственную шкуру, а за бутылку сивухи или горсть окурков.

За одиннадцать лет своего существования Малой уяснил самое главное правило — доверять нельзя никому. И дело даже не в том, что все вокруг враги, и каждую секунду надо ждать подляны.

Просто люди разные, понимание жизни у них тоже разное.

И каждый разграничивает добро и зло по-своему.

Никакого доверия. Никому. Всех держать на расстоянии, исключений нет.

Жизнь у Малого одна, принадлежит она ему, и никто не имеет права распоряжаться ею, кроме него самого. Чьи-либо советы, мнения, просьбы и приказы Малой всегда оставлял за бортом, прислушиваясь только к своей интуиции, которую ласково называл «чуйкой».

Поэтому, когда Ник попросил Малого больше не нюхать клей, пацан сказал, что будет делать то, что хочет.

Всякое действие рождает противодействие, а противодействие обычно рождает новое действие. Ник принял более радикальные меры, и ночью, когда Малой спал и выбросил остатки клея, рассчитывая, что в день отъезда Малой может обойтись без токсикомании.

Зря рассчитывал.

Утром Малой отправился на рынок за новым тюбиком «Момента» и десятком одноразовых пакетов.

— Мы вечером уезжаем, — напомнил Ник, когда Малой уходил. — Купи хлеба и сухой колбасы, бутеров в дорогу сделаем.

— Ага. Конечно.

И через час вернулся. Без хлеба, без колбасы, зато со всем, необходимым для кратковременного одурманивания.

— А где еда? — спросил Ник. — Ты же за едой пошел.

— Первый апрель — никому не верь.

— Ты что, дурак?

— Сам дурак, — огрызнулся Малой. — Я тебе что, шестерка? Туда сходи, то принеси… иди сам за своей колбасой.

Он открыл тюбик с клеем и стал щедро лить тягучую вонючую массу в пакет.

— Малой!

— Че?

— Во-первых, харе нюхать эту дрянь…

— Да пошел ты!

— Во-вторых, ты же знаешь, что мне лучше не светиться на улице… А в-третьих, не хами.

— Да пошел ты, — хихикнул Малой.

Это хихиканье окончательно разозлило Ника. Встав с места, он подошел к Малому, молча вырвал клей и пакеты и, прежде чем тот успел опомниться, вышвырнул все это в окно.

Отборный пятиэтажный мат, полившийся в ответ из уст одиннадцатилетнего пацана, заставил бы покраснеть даже самого нещадного грузчика-пропойцу.

— Это ведь для твоего же блага… — попытался объяснить ему Ник.

Бесполезно. Малой считал, что только он вправе решать, что для него благо, а что нет. И направился к двери, намереваясь вернуть то, что вылетело из окна.

— С клеем я тебя сюда не пущу! — в сердцах бросил Ник.

— Да я и сам не вернусь, — это была единственная цензурная фраза Малого, после чего он снова разразился площадной бранью.

А потом вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.

На самом деле клей был не главной причиной ухода. Решение о том, что пора разбегаться, Малой принял, едва они прибыли в Краснодар. Ник со своей подозрительностью стал обузой для малолетки, но при этом вел себя так, будто сделал одолжение, взяв Малого с собой.

Клей всего лишь сыграл роль решающей капли, переполнившей чашу терпения.

Деньги ещё есть. Во всяком случае, пару дней голодным быть не придётся. За это время наверняка что-нибудь подвернется, а если и нет, дальнобои накормят. Одиночке гораздо проще поймать попутку и добраться до долгожданных сочинских пляжей, а именно это Малой и собирался сделать.

Хотя… нет. Для начала он собирался найти выброшенный клей и кайфануть до обеда.

Потом пожрать чего-нибудь, вроде хот-дога или шаурмы, а дальше видно будет. Долгосрочных планов Малой строить не любил, да и не умел.

Клей он нашел быстро. Окна съемной квартиры выходили на пустырь. Людей там можно было встретить редко, детвора предпочитала играть подальше от дома, на горе из бетонных плит и труб, поэтому источник кайфа спокойно лежал на земле, дожидаясь хозяина.

Подобрав свое добро, Малой осмотрелся, и двинулся в сторону плит, собираясь найти тихое местечко.

Он только устроился поудобнее в одной из труб, как услышал чьи-то голоса. Выглянул — к трубе приближалась компания подростков, чуть постарше Малого. Почти все с пивом, на вид — не многим лучше бомжей. Гопота, одним словом.

Макушку Малого заметили, хотя он, выглянув, сразу спрятался.

Подошли к трубе, обступили.

— Ты че тут делаешь? — спросил один из них, худощавый патлатый дрыщ.

— Ниче, — грубовато ответил Малой.

Одну руку он держал за спиной, пряча пакет с клеем.

— Че у тебя там?

— Ниче.

— Слышь, щегол, ты че так базаришь?

— Оставь его, — бросил самый здоровый из подростков. — Это нюхало, не видишь, кулек у него. Пошли.

— Пусть идет у кота под хвостом нюхает, — процедил дрыщ, но лезть в трубу не стал.

Они отошли в сторону, присели на плиты и закурили. Стали травить анекдоты, вспоминать о каких-то пьянках и о том, кто до какой степени напился.

Достав пакет, Малой сделал несколько подходов, а потом незаметно для себя задремал.

Его разбудил шум мотоциклетного двигателя, который, судя по звуку, с самого рождения обходился без глушителя. Малой, услышав треск и грохот, даже не сразу понял, в чем дело, и вскочил, больно ударившись головой о бетон.

Двигатель заглох, Малой осторожно выглянул из укрытия.

Мотоциклист оказался бородатым мужиком лет тридцати, в кожанке и с разрисованным шлемом, который он снял, прежде чем начать разговор.

Гопота притихла — судя по всему, мужик был у них в авторитете.

Он даже здороваться с ними не стал, а сразу перешел к делу, протянув старшему гопнику фотографию.

— Кто-нибудь этого видел?

Фотография прошла по рукам, все одинаково покачали голо вами.

— Тогда слушайте сюда, босота, и вникайте, — сказал мотоциклист. — Этот кекс не местный, залетный, сейчас в нашем городе.

Позавчера он спалился возле площади Карла Маркса, неподалеку от детдома. Его ищут серьезные, очень серьезные люди. Если поможете вычислить его, будете месяц бухать, не просыхая.

— А кто он? — спросил патлатый, рассматривая фото.

— Это не твое собачье дело. Твое дело — найти, где он прячется, позвонить мне и получить за это деньги.

— А сколько?

— Две штуки баксов. Если найдете сегодня, то еще накину штуку за оперативность, хотя я сомневаюсь, что вы, уроды, настолько фартовые.

Гопота оживилась — судя по их рожам, сумма была запредельная.

Две тысячи долларов… если с этими деньгами приехать в Сочи, думал Малой, то наверняка можно будет открыть пункт проката, и тогда ни о чем не думать, а просто каждый день получать деньги, которых хватит и на еду, и на всё остальное…

— Этот кекс может быть не один, — продолжил мотоциклист. — Есть вариант, что сюда он приехал с пацаном мелким, токси команом.

Малой вздрогнул, услышав эти слова. Но гопники про него даже не вспомнили, внимательно слушая то, что им говорил мотоциклист.

— Еще с ним может быть бикса. Молодая, симпотная. Из особых примет — глаза разного цвета. Но это вряд ли, если он здесь, то, скорее всего, один. Короче, дегенераты, ищите да обрящете. Фотку себе оставьте.

Мотоциклист завел двигатель, и уехал прочь, разбрасывая в разные стороны куски грязи. Гопота возбужденно переговаривалась, передавая друг другу фотографию, и строила версии, где и как лучше искать пацана.

Малой затаился в трубе и решил пока не вылезать, чтобы не попасть в поле зрения. Но о нем все же вспомнили.

Гопники обступили трубу, в которой сидел Малой. Здоровяк поднес к его лицу фотографию, с которой смотрело лицо Ника, правда, чуть моложе, чем сейчас.