Алексей Кирсанов - Первый судья Лабиринта
Я вжался в стену. Вот сейчас все и закончится, как я сразу не догадался.
— А если не со злым? И вообще случайно? — просипел я.
— Случайностей в жизни не бывает. Но я хочу разобраться.
Ветер неожиданно стих. Трибунальщик слегка понизил голос.
— Кроме вас и вашей подруги кто-нибудь из окружающих замечал изменения, происходящие в вашем городе?
— Нет, их никто не ви… Вернее, как раз все видят, но не удивляются. Как будто так и было.
— Это в порядке вещей.
— Да?!
— Да. Такое иногда бывает. При сближении миров. Два мира подходят очень близко друг к другу, происходят изменения ландшафта, иногда изменение построек. А люди словно находят оправдание этому. Поэтому и не замечают.
— Ничего себе! Что, и даже новые люди появляются?
— В каком смысле?
Я рассказал про Катю и про то, откуда я узнал, что она моя дочь. Он слушал очень внимательно и мрачнел на глазах.
— Это тоже в порядке вещей?
— Нет. Это очень серьезно.
Мы вернулись в кабинет, трибунальщик снова поинтересовался по внутренней связи, не вернулся ли Дэн. Видимо, ответили, что еще нет.
— Телефон не отвечает? Это уже безобразие. Как появится — немедленно сюда.
Он сел и разрешил сесть мне.
— Когда человек стоит, ухудшается кровоснабжение мозга, — пояснил он. — Давайте начнем.
Он протянул мне голубую бумагу и перо.
— Подпишите, что обязуетесь ничего не скрывать от представителей Трибунала Лабиринта.
Я уже потянулся расписываться, но увидел в нижнем правом углу паутину. Такую же, как на дипломе Андрея.
— Что-то не так? — холодно спросил дознаватель.
— Паутина.
— И что?
— Я уже видел такую. И бланк видел такой же голубой.
— Где и когда?
В этот момент вошел Петер. Он был какой-то испуганный. Или расстроенный?
— Артур… я тут документы Дэна поднял, дожидаясь. Паутину глянул, а здесь — вон что… Смотри…
Артур, Артур, Артур… Да ведь так звали трибунальщика, про которого Андрей рассказывал.
Дознаватель недовольно взглянул на Онищука, потом взял у него документ.
Посмотрел и из белого стал серым.
— Позвоните Эдуарду, немедленно. И Первого попросите приехать.
Петер убежал.
Артур закрыл глаза рукой и несколько секунд так просидел. Потом очнулся.
— Извините меня. Погиб наш сотрудник…
— Мои соболезнования… У вас очень… тяжелая работа.
Я сказал это совершенно искренне.
— Вы правы. К сожалению, в связи с последним событием… я не смогу сегодня с вами долго разговаривать. Искренне сожалею, но эту ночь вы проведете в камере. Приедет начальник, а он очень… принципиальный.
Сожалеет он! Видали? Зар-раза!
— У нас есть минут пятнадцать. Так где вы видели паутину?
Торопишься, да? Ну, держись, сейчас я тебе устрою!
— На дипломе эссенциалиста. Он мне еще рассказывал про свою девушку, которую сожгли.
Может, зря я ему так, в лоб. Но достал он меня своими угрозами!
— Про какую девушку? — почти прошептал трибунальщик.
Сказать, что он изумился, — значит ничего не сказать. Он обалдел.
— Кажется, ее звали Рита.
— А он…
Главный вскочил и отпер металлический шкаф. Он достал оттуда папку с фотографиями. Одну из них сунул мне под нос.
— Это он?!
Парень был похож на Андрея. Такой же голубоглазый, светловолосый, с честным взглядом.
— Нет, точно не он. Но что-то есть…
— А что он еще рассказывал? — почти взмолился дознаватель.
Я выложил ему все, кроме истории с профайлом. Ну не смогу я этого объяснить! В это время снова появился Онищук, да так и застыл с раскрытым ртом.
— Я же говорю, он жив! — воскликнул Главный, обращаясь к Онищуку.
Петер подлетел ко мне.
— Как зовут эссенциалиста?
— Ну, сказал, что его зовут Андрей. Но у него, по-моему, раздвоение личности. Он вообще считает, что в нашем городе родился.
— Да у него же просто… Да, точно это он, Сергиенко!
* * *Меня все-таки отправили в камеру. По дороге я успел перемигнуться со Светкой: держись, мол. А она ничего, не плачет.
Перед тем как выдворить меня, Артур и Онищук все задавали вопросы, записывали, заносили в компьютер. Оба были взвинчены до предела, особенно Главный.
То, что Андрей — это их пропавший эссенциалист Всеволод Сергиенко, я понял. Но что будет с нами — никто мне так и не сказал.
Каморка, куда меня впихнули, была довольно тесной и темной. Я пнул с досады деревянный стол, опрокинув кувшин с водой, потом бросился лицом вниз на деревянный топчан. Надоело все! Впервые в жизни я узнал, что мир, оказывается, огромен! Вернее, что миров много! Впервые почувствовал желание узнать эти миры, идти по ним, искать…
И вот, лежу к камере.
Впрочем, обед принесли вполне приличный. Ароматный зеленый суп, жареное мясо и — подумать только — яблочный сок. Свежевыжатый. Наверное, это тоже улучшает работу мозга…
Должно быть, из собственных пайков «ссудили». Вроде Андрей (или как его там) говорил, что узников на хлебе и воде держат.
О том, что в это время творилось в замке, я узнал несколько позже. А происходило вот что.
Приехал Первый судья, он же Макс Циферблат. Приехал отец погибшего админа Дэна Щемелинского Эдуард. Примчался Высокий магистр. И даже пригласили директора Института ПФиПЛ. Им рассказали про нас со Светкой и про все последние новости.
Такое количество происшествий в единицу времени для Трибунала было подобно цунами или землетрясению в десять баллов.
Первый судья — впрочем, обычно его называли просто Первый — предлагал чуть ли не подвергнуть нас пыткам и вытрясти всю до капли информацию. Он был уверен, что гибель Дэна и наше появление здесь — звенья одной цепи. Магистр называл Первого душегубом, просил вернуть ему «его дорогого мальчика» — Андрея ака Севу Сергиенко — лучшего эссенциалиста выпуска. Директор Института, к которому все обратились с вопросами по поводу Дэна (его тела никто не видел, о гибели узнали из паутины, не знаю уж, как они это делают), заявил, что Дэн год как уволился из ИПФиПЛ и что вся эта история вообще нереальна. Артур Пелганен пытался призвать всех к порядку и примирить. И только Эдуард Щемелинский, про которого после высказанных соболезнований все забыли, молча слушал. А потом попросил директора принести материалы всех научных трудов его сына, даже не опубликованных. Сам он тоже привез кое-что.
Это был единственный дельный совет.
И когда взломали пароли и извлекли все разработки портальщика, еще студенческие, а потом — более поздние, впервые в стенах Трибунала прозвучал термин, существование которого официальная портология пыталась отрицать.
«Конвертированная версия».
— Что такое «конвертированная версия»? Я не понял, — раздражался Первый.
— Говоря простым языком — это когда сущность одного человека помещается в тело другого, — попытался объяснить директор института, сам достаточно обескураженный.
— Вы с ума сошли! Вы понимаете, что говорите?! — закричал Циферблат.
— А вы и дальше собираетесь закрывать глаза на действительность? — встрял магистр, который был и без того зол на Первого.
— Я предлагаю разрешить нашим программистам вскрыть файлы портирования. Информация, отправленная на приемник, там должна быть! — заключил директор института.
Поскольку его поддержали все, Первому пришлось уступить.
Два испуганных мальчика (не каждый день вызывают в Трибунал) долго возились с паролями, но в конце концов данные извлекли.
Дэн не стал их уничтожать — может, не успел, а может, и жалко ему было своих трудов.
В файле под аббревиатурой KB (Конвертированная версия) от 19 сентября как раз и содержались данные сущности Севы Сергиенко, фотография некоего Александра, жителя г. Вильнюса, фамилия которого не указывалась, вымышленные мной данные из профайла со ссылкой на автора, но главное — моя собственная фотка. И инфа о моем детстве, слитая с этого снимка при помощи гармониевой флешки.
Факты, свидетельствующие о моей причастности к этому делу. Точнее, о моем злом умысле.
Как ни старался Артур, почему-то сразу поверивший в мою невиновность, переубедить Первого, тот стоял, как скала. Остальные подавленно отмалчивались. Эдуард заикнулся было, что «это еще ничего не доказывает», но Макс в порыве благородного негодования цыкнул на него: «Отец ты или нет?!» И уже через пять часов после нашего с Артуром разговора меня заковали в цепи.
А потом привели пред светлые очи Первого.
ГЛАВА 5
Допрос
Онищук и Крыса вошли ко мне в камеру вдвоем. Петер нес две пары кандалов. Браслеты — для рук поменьше, для ног — помассивнее — из двух дугообразных половинок с плоскими частями по бокам. Цепь у наручников — сантиметров сорок. Между ножными браслетами — гораздо длиннее.