Ольга Славнейшева - Святая Грета
“Как же быть?” — спросила Грета, не отрывая взгляда от ЛИЦА.
“Очень просто”, - улыбнулся Пол. — “Мы замажем ему лицо. Здесь будет наш штаб.”
Замажем лицо! Но это же… Кощунство!
“Не мы же рисовали”, - буркнул Клайс, принимая сторону Греты. — “Какая разница!”
“Мы видели”, - пожал плечами Пол. — “Мы уже должны бежать в Святую Палату с доносом. Разве не так?”
Что тут было возразить?
“И кто… это сделает?” — спросила Грета дрогнувшим голосом. Замазать Монстроборцу лицо казалось ей преступлением. А оставить — преступлением в квадрате.
“Я,” — просто ответил Пол. — “Я беру это на себя.”
И Клайс поглядел на него, как на героя.
А потом она нашла это распятие.
Прошло несколько дней, лицо Бога все еще не было замазано, они с Полом и Клайсом возились, разбирая кучи хлама. Они не спешили. Ведь среди обугленных деревяшек (а ведь это наверняка — обгоревшие иконы, с такими же ЛИЦАМИ!), среди искореженных железяк и осколков витражных стекол попадались почти целые вещи. Так, Пол отыскал несколько книг, Клайс наткнулся на россыпь автоматных гильз и изрешеченную пулями, как он сказал, сутану священника, а Грета полезла с фонариком в нишу, и в куче осколков разглядела распятие.
Это было символично. Распятие словно говорило ей: “Давай же! Возьми меня, если сможешь! Заплати своей кровью, если не боишься!”. Оно было большое и металлическое. И, кажется, с лицом. От азарта у Греты задрожали руки. Она задержала дыхание. “Только бы не отобрали!” — мелькнула мысль. Быстро оглянувшись, Грета увидела, что друзья поглощены раскопками не меньше ее. И храбро полезла в нишу.
Нельзя было кричать. Она поняла это сразу. Если хочешь добыть волшебную вещь — терпи.
Осколки изрезали руки, но она упрямо лезла вперед. Только бы дотянуться… Кровь текла по пальцам, распятие несколько раз выскальзывало и падало еще дальше. И Грета, глотая слезы, зарывалась вслед за ним все глубже и глубже.
“Грета! Ты что?” (Это, кажется, Клайс.) Не разобрать, чей голос, так колотится сердце. Ну где же ты… А, вот, блеснуло… Ох, какой осколок! Только бы они не стали тащить меня… Потому что это смерть…
“Грета! Ты же изрежешься!”
“Осторожно! Не тронь ее!”
“Грета!”
А вот и распятие. Зажать его покрепче в кулак, чтоб не выскользнуло — и назад… А как назад, если кругом — острые осколки? Но друзья уже разбирают завал, если лежать и не шевелиться…
“Грета! Ты жива?”
Главное — не шевелиться. Ох, и больно же!..
Она слизнула с железа собственную кровь, посветила фонариком на распятие. Да, точно такое же лицо, как и на фреске… Ты прости, Монстроборец, но мне придется стереть твое лицо. Иначе меня сожгут. Теперь нельзя, чтобы ты смотрел на мир своими глазами. Слишком страшным стал этот мир… Или он стал таким потому, что у Бога исчезло лицо? Прости меня, ладно?..
Кто-то тряс ее, переворачивал, осторожно ощупывал тело. Она открыла глаза. Клайс и Пол, бледные от страха, склонились над ней.
— Ну ты и дура! Зачем?..
Грета раскрыла ладонь. И показала распятие.
Они странно поглядели на нее. Но ничего не сказали. И только Пол, перевязывая раны своей рубашкой, заметил:
— Надеюсь, оно того стоит…
Оно того стоило. Оно было огромным и удобно ложилось в ладонь. Как кастет. Им можно было неплохо приложить. А потом Грета догадалась повесить его на цепь с крупными звеньями и стала брать с собой в школу. И это был выход, потому что с ножами и кастетами в школу не пускали, а распятие — это распятие. Не придерешься. И что действительно было волшебным, так это то, с какой скоростью зажили все порезы. Даже следов почти не осталось. А раны были глубокими, Клайс нес ее всю дорогу на руках…
Дракон в ее фантазиях боялся этого распятия. Он смешно сжимался в уродливый шар, теряя форму чудовища, и начинал отползать, оставляя запчасти. А еще Грета брала распятие с собой в свои странные сны. И первый раз изменила ветер, сначала во сне, крикнув незнакомые слова, вдруг вспыхнувшие плазмой по ту сторону век, а потом — наяву. И видела, как грозовые тучи, ползущие на город, словно наткнулись на невидимый барьер, растерянно замерли, а потом покатились назад. А она стояла на краю обрыва, вскинув руку с намотанной цепью, сжимая нижний край креста, и повторяла слова из своего сна… И чувствовала сумасшедшую силу. И сумасшедшую радость. Бог послал ей артефакт. Бог отметил ее своей милостью. Она любила Бога больше всего на свете. Может быть, даже больше, чем Клайса.
Может быть…
Когда на канделябре в углу погасла последняя свечка, Грета уже спала. Неслышно отворив дверь, в келью прокрался Клайс. Постоял над Гретой, слушая ее ровное дыхание. Потом поцеловал кончики пальцев и осторожно коснулся ими ее бледного лба.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Утром начался снегопад. Воскресный колокольный звон плыл над Окраиной в снежном сумрачном вихре, рождаясь из завываний ветра, то накатывая, то отступая прочь, но не замолкая ни на минуту. Грета сквозь сон даже видела все эти колокола, черные и огромные, славящие похоронным гудением милосердие Бога, говорящие от Его Имени с теми, кто был готов услышать.
Она видела лазурное небо, и красные облака начинали складываться в слова, но потом загудели колокола Окраинного храма, небо поменяло свой цвет, и Грета окончательно проснулась. Ей было холодно. Ветер наполнил ее келью, ломился в окно, по полу тянуло сквозняком. Вставать совершенно не хотелось. Светящиеся цифры будильника давали понять, что еще слишком рано.
Она закуталась поплотнее в одеяло и лежала, вслушиваясь в гудящую тишину. Впереди было воскресенье, огромный, долгий день, и воскресная школа, и праздник на Площади Милосердия, но, главное — Грету ждала встреча с Мареком, предводителем Бродяг. А это стоило обсудить с Клайсом.
Грета неохотно свесила ноги и нашарила тапки. Потом, стараясь не шуметь, прокралась в комнату брата. Она двигалась очень тихо, но Клайс открыл глаза, стоило ей переступить порог его комнаты.
— Ты чего вскочила? — шепнул он, усаживаясь в кровати. Она, в своем одеяле, залезла к нему в постель. Завертела головой. В комнате Клайса было довольно светло, в основном за счет плаката и планет под потолком. Даже распятие в углу светилось по контуру неоновой краской.
— В это время в больнице начинались процедуры, — ответила Грета шепотом. — Мне делали уколы.
— От воспаления мозга? — хихикнул Клайс. — Хочешь, ложись здесь.
— Вот еще!
— Они не скоро проснутся…
Он обнял ее за плечи.
— Классно, что ты дома…
— На улице снова зима, — вздохнула Грета. Положила голову ему на грудь. — Холодно…
— И куча снега, — прибавил Клайс. — Просто до жопы! Можно будет построить крепость.
Грета вытащила из одеяльного кокона правую руку и показала ему гипс.
— Издеваешься?
— Зато теперь ты сможешь командовать постройкой. На законном основании, а не как в прошлый раз.
Они прыснули.
— Тссс… — Грета прислушалась. Родители спали. — Я вдруг подумала… Клайс, если бы они умерли, ты бы плакал? — она кивнула в сторону родительской комнаты.
— А ты?
— Я первая спросила!
— Ну… Э… — он вздохнул. — Если бы это случилось скоро, нас бы забрали в интернат.
— Вот говно…
— Все в порядке. Просто ты отвыкла.
— Знаешь, там, в больнице, было точно так же. Так же холодно…
Он обнял ее второй рукой.
— Вот если бы однажды пришли люди из какого-нибудь ведомства, — фантазировала Грета, — и сказали бы: Грета, Клайс, вас подменили в роддоме. Ваши настоящие родители любят вас и хотят, чтобы вы вернулись…
— Да, — подхватил Клайс. — Ваши настоящие родители — это министр пропаганды и его жена… И особняк тысяч за десять синих, и мотоциклы, и даже настоящие лошади…
— И парусник, — вздохнула Грета. — И собака… А еще — новые кожаные штаны!
— Я ездил на мотоцикле, — похвастался Клайс. — По Окружной трассе, под сто двадцать…
— Хватит врать!
— Чесслово! Только не я вел… С ума сойти! Это было что-то!..
— А мне сделали пятьдесят четыре укола в задницу…
Они рассмеялись, уткнувшись в одеяло.
— Тебе было больно? — спросил Клайс.
— Подумаешь, ерунда!
— Нет. Тогда. — он дотронулся до гипса.
— А как ты думаешь?.. Да, а что мне сказать Мареку? Если я предъявлю ему гипс, он ответит, что двое Бродяг лежат в больнице, и за все уже заплачено сполна…
— Нда… А ты скажи ему, что он — пидер. И с ноги…
— Я серьезно.
Они посмотрели друг на друга.
— Отложи разговор, пока тебе не снимут гипс, — посоветовал Клайс.
— Нет. Не то. Я думаю забить им стрелку на Полигоне.
— У них шаман, — напомнил Клайс. — Он запутает все дороги. Сначала надо разобраться с шаманом.
