Александр Тюрин - Генерал Зима
Блин, я и на стуле-то разучился сидеть, все же больше на корточках у стены. А тут не просто стул, но интеллектуальное седалище, мудро взаимодействующее с моей задницей и спиной. Интерфейс, как у компьютера. Не так запрограммировал этот стул и сразу полетел верх тормашками.
Я весь вспотел, пока садился, а вдобавок мне на нос опустились очки виртуального обозрения. Я стал ошалело мигать, как дикий степной гунн, попавший во дворец китайского императора. За те пять лет, что я выпал из ай-тишной темы, виртуальные клавиатуры и экраны превратились из дива дивного, выставленного на выставке, в заурядное дело. К концам моих пальцев сразу «прилипло» десяток виртуальных окон, хуже соплей. Я еще чувствую, что все сотрудники наблюдают за моими трепыханиями, хихикают. Но тут милосердный Ахурамазда послал кафе-тайм и сотрудники мигом «вознеслись». Над нами как раз проплыл воздухоплавательный общепит, здоровенный цеппелин, спустивший трубу лифта… Мне, наконец, удалось отлепить виртуальные экраны от своих пальцев и разобраться с механикой современного программирования.
Создатели современных инструментов программирования добились не только зрительного представления математических объектов, но и тактильного — их можно было щупать, толкать, вращать. К концу перерыва мне это даже понравилось — если операторы и операнды не могли сойтись вместе, то они просто вылетали из моих рук, если могли — то мигом слипались. Построение программного кода нынче было веселым занятием и напоминало игру Лего.
Лифт воздушного ресторана спустил коллег обратно и они, заметив, что мое обалдение прошло, мигом обступили меня и стали несколько заунывно поздравлять со вхождением в «team». Про то, что я «жертва прежнего режима», их начальник уже растрындел и мне осталось только важно надувать щеки, когда мне рассказывали, как я страдал. Пока исполнялся этот ритуал, я, по большей части, рассматривал баб. Женщины, в наши допотопные времена, как-то лучше были, нежнее, с замечательными выпуклостями. А эти нынешние амрашки — в плечах шире, чем я; задницы плоские, тазы узкие, движения резкие, голоса металлические, «излучают динамизм и оптимизм». Такой, с позволения сказать «бабе», родить ребеночка также сложно, как и кофейнику. Для этого дела теперь применяются мамы-суррогатницы из аборигенского населения. А на мужиков вообще лучше не смотреть, вдруг как ответят долгим пристальным взглядом. Все амраши находятся в диапазоне от метросексуалов до чистых педиков. Ни одной морщины, губы пухлые, красные — срамота, обеспеченная пластиковыми имплантами и зародышевыми клетками нерожденных младенцев…
Начальник нагрузил меня заданием — научить автомобиль ехать туда, куда хочет водитель. Это нынче вполне осуществимо. Сенсоры считывают небольшое напряжение мышц, сопутствующее мыслям, далее интерфейсы сканируют аналоговые данные, цифруют их — еще немного повозиться над вызовом стандартных библиотечных функций и рулевая часть начинает откликаться!
К концу рабочего дня я настолько был в теме, что стал усиленно размышлять, как буду развлекаться вечером. Для начала деньжат стрельну до получки у кого-нибудь, потом махну на такси в центр города, дальше ресторан, дискотека, бордель. Или, наоборот, бордель, дискотека, ресторан. Вообще я не такой, не любитель таскаться по «сковородкам» и бардакам, но сейчас это просто необходимо для восстановления самоуважения…
На одном из экранов, вместо математического объекта, появилось изображение человека в симптоматичном котелке и сразу запахло неприятностями.
— Будем знакомы, Семен Иванович, — сказал этот тип. — Я — интроспектор Бахман. А вы, если не ошибаюсь, господин Зимнер.
Век бы тебя не видеть, и то бы не соскучился. То, что он обратился ко мне «по старинке», с отчеством, мне уже не понравилось. Намек на что-то. И это не какая-то тупая программа, а, похоже, искин <прим. искусственный интеллект>…
— Это вы так произносите слово «инспектор»? Отстал я от жизни, пока реабилитировался от страдательной жизни при прежнем режиме.
— Вы не страдали от прежнего режима, — строго сказал интроспектор.
Он это знает и я это знаю. Ну, не страдал я, не страдал. Хотя думал, что страдаю. Думал, что начальство меня недооценивает. А сам сидел в чистом офисе, каждый сорок пять минут перекур, кофейку попить или лясы поточить.
— Почему это я не страдал? Что я рыжий, что ли? — черт, что за лексикон у меня, артельный. — И почему я сегодня не имею право работать и зарабатывать на жизнь для себя и своей семьи, господин Бахман?
— Имеете, господин Зимнер. Однако, согласно акту «О восстановлении свободы на территории бывшей Российской Федерации», для работы в отраслях высоких технологий вы должны или иметь гражданский сертификат, такой как «American Not Russian Certified Professional», или же находится на социальной реабилитации, параграфы 12 и 13. Вы не подпадаете ни под один параграф данного акта, я уже получил сведения о вас из базы данных Комитета Защиты Свободы. Таким образом, будучи задействованы в высокотехнологических отраслях, вы потенциально представляете угрозу гражданским свободам.
Ясно, имею право получить по шее в любое удобное для Комитета время.
— А почему я не представляю угрозу свободам в низкотехнологических отраслях?
— Почему не представляете? Представляете. Однако размер потенциальной опасности не сопоставим.
Мой вопрос не поставил интроспектора в тупик. Это точно искин, не думает вовсе, сразу отвечает, и мимика у него не дубовая.
— А насколько ваша потенциальная опасность близка к реальной?
— В вашем случае опасность действий, угрожающих свободе, оцениваются с высокой вероятностью в 28 пунктов. И если положить руку на сердце, товарищ Зимнер, разве вы не были преданным бойцом прежнего режима?
Повалять что ли дурака, хотя вряд ли это поможет.
— Это как?
— Из армии прежнего режима вы не дезертировали до самого последнего дня его существования. Наоборот, в нашем распоряжении имеется ваш послужной список, и некоторые его пункты свидетельствуют о вашем участии в военных преступлениях.
Этот фигов интроспектор явно что-то накопал на меня. Обидно! Если бы я не полез в «сферу высоких технологий», то даже искусственному интеллекту все эти «военные преступления» были бы до фени.
— Во даете. Вам что, только дезертиры и мародеры нужны? Как это зенитчики могут участвовать в военных преступлениях, вы чего? Преступления — это когда делаешь что-нибудь плохое безобидному человеку, а мы стреляли по вражеским самолетам и вертушкам, которые лупили ракетами и умными бомбами. Это такие большие конфеты с шариково-спиральной начинкой. И, когда шарики оказывались у нас в брюхе, а спиральки в голове, то нам становилось очень не по себе.
— Вы что, господин Зимнер, так до сих пор ничего не поняли? Это были не вражеские, а дружеские летательные аппараты, потому что они несли вам свободу. Разве не знаете, что отважные диссиденты выходили в это время на демонстрации под лозунгами «Больше бомб!». А когда вы сбивали самолеты и вертолеты, то погибали пилоты, молодые мужчины и женщины, выполняющие свой долг. Вы были таким же столпом режима, как и ваш дед.
— А если мы сбивали дроны <прим. беспилотные летательные аппараты>? Они тоже были молодыми?
— Это наносило большой ущерб силам свободы. Вы ничего не осознали ни во время войны — а ведь могли бы и вводить неверные целеуказатели в систему управления ПЗРК — ни после. Вы даже не попробовали раскаяться и пройти курс морального очищения, после которого вас бы допустили к экзаменам на получение гражданского сертификата.
Я понял, что больше не могу, достал меня этот искин. Может, это вообще не искин, а реальный немец-перец в онлайне, уж больно нравится ему издеваться, просто тащится. Не раздражение, а тяжесть заполнила мою голову, липкая сонливость стала склеивать веки.
— Что теперь, герр оберштурмбанфюрер? Газенваген?
— Не хамите, иначе против вас будет еще выдвинуто обвинение в диффамации. Сейчас вы должны немедленно покинуть это рабочее место. В ближайшее время мы найдем вас и вам скорее всего будут предъявлены обвинения по сознательному обману работодателя. И я не исключаю, что Комитет Защиты Свободы соберет достаточные улики и привлечет вас к ответственности за военные преступления. Кроме того, вам грозит иск от ассоциации «вдовы демократии» — о возмещении морального ущерба, нанесенного вашим дедом, полковником советского ПВО, в 1956. Учитывая деяния вашего дедушки вы, можно сказать, потомственный враг свободы. Кстати, в 1943, ваш дед, будучи юным сталинцем, зверски убил гранатой трех деятелей украинского национально-правозащитного движения. Так что, возможно, вам придется отвечать по еще одному исковому заявлению… До свиданья, господин Зимнер. Не забудьте вернуть на место очки виртуального обозрения и сдайте чип-пропуск робогарду у входа.
