Вадим Проскурин - Хоббит, который слишком много знал
Минут через пять к нам присоединился Уриэль, который тоже поел, но было видно, что кусок не лезет ему в горло. Он старался держать Олорина в поле зрения, чтобы не пропустить угрожающего движения, физического или магического, и одновременно пытался выглядеть спокойным и расслабленным. Это было смешно, глаза Олорина под густыми бровями смеялись. Мне почему-то казалось, что от Олорина не исходит никакой угрозы, и не только потому, что он — позитивный аватар моего народа, но и потому, что весь его облик и все его поведение прямо-таки излучали спокойствие и доброту.
Насытившись, Олорин вытащил из-под плаща курительную трубку и вопросительно взглянул на меня, догадавшись, что я хозяин этого дома.
— Извини, Олорин, — сказал я, — курить придется на улице. Боюсь, дым твоей трубки может повредить моему сыну.
— Сыну? — Олорин выглядел удивленным. — Сколько ему лет?
— Пока еще нисколько. Семь месяцев.
— Разве она… — Казалось, Олорин смутился. — Конечно, нет, раз… но все равно странно… но не важно… Конечно, пойдем на улицу, младенцу не стоит дышать табачным дымом. Мне тоже, — он лукаво подмигнул, — но в моем возрасте уже поздно отказываться от дурацких привычек.
Мы вышли на улицу, Уриэль тащился за нами, как привязанный, и теперь он выглядел не агрессивно, а как-то… обалдевше, что ли…
Олорин сел на ступеньки крыльца, закурил, выпустил кольцо дыма и задумчиво проговорил:
— Прямо как у Бильбо в гостях…
Я невольно ощутил благоговение, а Уриэль, напротив, возмутился.
— Почтенный Олорин, ты, случаем, не стажировался у аннурских мастеров психологии?
Олорин покачал головой:
— Нет. Я владею психологией, с течением лет это приходит само собой, но в моих словах нет скрытого давления. Я действительно вспомнил, как сидел на крыльце у Бильбо Бэггинса, курил трубку, гномы седлали пони, все было прекрасно, Саурон бесновался где-то вдали…
— Бесновался, говоришь?
— Да ну тебя, Уриэль! Нет, конечно же не бесновался. Занимался своими нелепыми делами, пытался всем доказать, что он самый крутой в Средиземье. Ладно, чего уж теперь ворошить прошлое…
— Нет уж, нет уж, почтенный майар! Давай поворошим. Почему вы не остановили Саурона, когда это можно было сделать, не прилагая больших усилий? Почему вы позволили ему развязать войну?
Олорин вздохнул:
— Ты, Уриэль, судишь предвзято. Ты видишь только одну сторону. Я знал Саурона еще тогда, когда он был одним из нас, майаров, надо сказать, одним из лучших майаров. Мы были друзьями, если то, что бывает среди нас, можно назвать дружбой. Хотя бы… впрочем, нет…
— Давай-давай, договаривай, почтенный! — зло выкрикнул Уриэль. И чего это он так разошелся?
— Ну ладно, раз ты настаиваешь… я не хотел этого говорить, потому что это может обидеть Хэмфаста, но…
— Ничего, ничего! — поспешно вмешался я. — Я не обижусь.
— Ну, в общем… не секрет, что это я сотворил хоббитов…
— Ты?!
— Ну да. Хоббиты, вообще, мой любимый народ Средиземья. Так вот, однажды сидели мы с Сауроном за кувшином хорошего вина… мы, майары, обычно не пьянеем, но если захотеть самому… в общем, я тогда как раз придумывал лесных гномов, так они назывались в проекте, а Саурон возьми да и ляпни, сделай их как людей, говорит, только вдвое меньше и приделай им что-нибудь эдакое, скажем ноги мохнатые. У него вообще было странное чувство юмора… В общем, вот так вот хоббиты и появились… извини, Хэмфаст.
М-да… Никогда не думал, что мой народ обязан своим обликом глупой шутке, произнесенной по пьяни, да не кем-нибудь, а самим Сауроном. Брр… Да и Гэндальф, то есть Олорин, тоже хорош…
— Ничего страшного, — сказал я, — я не обиделся. Не важно, каковы были причины, побудившие тебя создать нас, хоббитов, но, раз ты сотворил наш народ, спасибо тебе… отец.
Олорин поперхнулся дымом и закашлялся. Уриэль захохотал. Он упал на землю и катался туда-сюда, поднимая облачка пыли.
— Отец… ха-ха-ха! Отец, мать его Моргот… ха-ха-ха! — Он с трудом поднялся на четвереньки. — Тебя, Олорин, даже не обругаешь как следует.
— Да уж, — согласился Олорин, — только ты, пожалуйста, не употребляй слово «Моргот». Тебе ли не знать, что это не имя, а эльфийское ругательство.
— А что, Мор… то есть Мелькор, тоже, по-твоему, хороший?
— Он понес наказание, теперь он полноправный майар.
— Раньше он был валаром.
— Разжаловали. Пять тысяч лет лишения свободы плюс разжалование до майара, таков был приговор Эру. Теперь Мелькор отбыл наказание и восстановлен в правах, хотя валаром ему уже никогда не стать.
— Круто, — Уриэль выглядел немного сбитым с толку, — особенно если учесть, что именно валары позволили Мелькору совершать все его преступления. Они 'считают, что наказывать более правильно, чем предотвращать?
— Вначале многие хотели пресечь действия Мелькора в зародыше. Но Манве настоял, чтобы Мелькору дали порезвиться, он считал, что мир нуждается в проверке корректности построения и что эту проверку надо производить в экстремальных условиях. Он говорил, что если один-единственный валар может причинить миру существенный вред, то этот мир никуда не годится, лучше создать новый, который будет более устойчив к разного рода флуктуациям.
— И как, проверка показала, что мир хорош?
— Да. Мелькор так ничего и не добился. А когда валарам надоело наблюдать за его потугами, Мелькора поймали и заточили. В общем, проверка надежности прошла замечательно.
— А как насчет Саурона?
— Что насчет Саурона?
— Почему ему позволяли так долго… гм… бесноваться?
— Да потому, что он дурак был, прости его Творец!
— Не поздно ли молить Эру Илуватара о прощении?
— Не Эру Илуватара. Творец — это виртуальная сущность, символ предельного всемогущества, отражение которого присутствует в каждой разумной душе. Вы воспринимаете как Творца совокупность валаров и майаров, а для нас это не подходит. — Олорин печально усмехнулся. — Не могу же я молиться сам себе.
— Значит, над Эру есть кто-то еще более могущественный?
— Не знаю. Если считать, что Творец — это «кто-то», то да, а если нет — то нет.
— Разве творец — это не Эру?
— Эру — творец мира. Но он же не сам себя сотворил!
— Логично. — Уриэль согласно кивнул. — Значит, еще и Творец. А этот Творец… о нем что-нибудь известно?
— Ничего. Только то, что он должен существовать. Если не рассматривать всерьез предположение, что Эру и валары существуют вечно, то Творец просто обязан существовать. Но Эру вряд ли вечен — разум физически не способен существовать бесконечное время.
— Понятно. Ладно, хрен с вами, творцами и повелителями, лично тебе что от меня нужно? Хочешь проводить в Унголианту на пять тысяч лет?
— Да ты обалдел, Уриэль! Даже если бы я хотел этого… тебя просто так не скрутишь, думаешь, я не знаю, сколько зомби ты раскидал повсюду? Даже пытаться не буду.
Уриэль скривился, словно от зубной боли:
— Это не зомби, это резервные копии.
— Какая разница, как их называть? По мне, так самые натуральные зомби, прячутся во всяком дерьме, не соображают ничего, только один контур и работает — следить, чтобы с основой ничего не случилось.
— В каком таком дерьме? — это я подал голос. — Это что, выходит, что я целый год сидел в дерьме, пока другого меня не убили?
— Нет, Хэмфаст, не сидел ты в дерьме, — успокоил меня Уриэль. — Это просто почтенный майар так ругается. Ты пребывал в дальнем углу моей души. Это, конечно, не самое чистое место, но не стоит называть его дерьмом. А мои резервные копии, да и твои, и Нехаллении, и Долгаста, думаешь, что я столько времени делал, пока вы жрали? Так вот, наши резервные копии разбросаны по многочисленным существам, артефактам. В случае смерти оригинала ближайшая копия активизируется, материализуется и живет дальше. И никакого дерьма в этом нет, это почтенный Олорин иронизирует.
— Все равно это гнусно как-то, — сказал Олорин, — полноценный разум пребывает в спячке, неспособный сделать малейшее движение и лишенный даже возможности самостоятельно мыслить. Мне сама идея не нравится. Нельзя подавлять разум заклинаниями, так можно и до настоящих зомби доиграться. Нельзя вас, эльфов, без присмотра оставлять! Все вы тянетесь к запретным знаниям, а ведь знания просто так запретными не становятся. Если какая-то область магии пребывает от века в забвении, надо сначала подумать, с чего это ей никто не занимается, да прикинуть, что можно изобрести в этой области, а потом подумать, стоит ли это изобретать. А вы, хоть и называетесь разумными… — Олорин безнадежно махнул рукой. — Ты вот, Уриэль, увидел направление теоретической магии, способное принести интересные результаты, и сразу ринулся грызть фанит науки. Ну и что теперь? Ну получил ты великую силу, тебе легче стало от этого?
