Ант Скаландис - Катализ
Я сам больше всех испугался. Я закричал:
— Я человек! Человек я!! Я человек!!!.. Да вы и сами, наверно, такие же.
Этот аргумент отрезвил их. Альтер взял нож у меня из рук и лихо полоснул себе вдоль предплечья. Эффект был тот же!
Один за другим мы нерешительно улыбнулись, на мгновенье задумались, а потом каждый, кто чем мог, кому что попалось под руку, принялся яростно, с одышкой и стонами сладострастья кромсать свою плоть. И все зарастало, все заживлялось на глазах, и не оставалось следов. И боль была сладкой, потому что ты знал, что она пройдет, пройдет быстро, сразу, и не будет рубцов и болячек, и не будет приступов дурноты, а будет только жгучий всплеск разнообразных, противоречивых эмоций, восхитительное зрелище срастающихся тканей и – на закуску – ни с чем не сравнимое, так хорошо знакомое больным и раненым наслаждение от затихающей боли. В мазохистском разгуле мы уже начали вскрывать себе вены и даже артерии, с любопытством наблюдая, как быстро опадают фонтанчики крови. И наконец Альтер медленно и жутко вспорол себе живот, и мы увидели надрезанные кишки, а он скорчился и упал на пол, но почти тут же стал сладострастно распрямляться и стонать и пыхтеть, а живот его уже почти закрылся, и это было омерзительно.
— Хватит! — закричала Ленка. — Хватит, уроды!
Она кричала истошно, отчаянно, каким-то не своим, полузвериным голосом. И мы очнулись, как от кошмара, и молча сели за стол. А потом все вместе встали и, вынув из шкафа не первой необходимости одежду, принялись вытирать перепачканный кровью пол. И Альтер лил кипяток из чайника на линолеум, на тряпки и на руки. И никому не было горячо. Только Ленка заметила ворчливо:
— Кровь отмывают холодной водой.
А я возразил:
— Для нашего пола это не имеет никакого значения.
Потом Альтера послали снова поставить чайник. И он как-то подозрительно надолго пропал. Я догадался, что он там делает, и в ярости ворвался в кухню. Альтер держал указательный палец в пламени конфорки и с увлечением наблюдал, как быстро восстанавливается обгорающая кожа.
— Слушай, двойничок, — сказал я, — хорош паясничать. У нас слишком мало времени, а проблемы слишком серьезные. Пора приниматься за дело. Пока не поздно.
— А когда будет поздно? — поинтересовался он, вынимая из огня палец и стряхивая с него пепел.
А я не успел ничего сказать. Ответом стал телефонный звонок.
Мы оба вздрогнули. За два дня, проведенные в окружении чудес, мы успели забыть, что живем пока еще не на другой планете и не в параллельном мире, а среди обычных людей, и нас связывает с ними все то, что связывало и раньше. Телефон в том числе.
Раздался уже четвертый звонок, а никто из нас не решался поднять трубку. Обе Ленки тоже стояли в растерянности. Бог знает какую чушь успели мы передумать в эти секунды! А что если на нас уже донесли, и звонят из милиции? (Но разве милиция станет звонить?) А что если в лесу проводился научный эксперимент, а я нарушил его, украв Апельсин? (Долго же меня искали в таком случае!) А что, если это звонят инопланетные хозяева Апельсина, и сказке – конец, как бывает в смешных и страшных рассказах Шекли, Каттнера или Тэнна?..
И все-таки я снял трубку.
Звонил Артур.
— Привет, старик. Это ты? Голос у тебя какой-то странный. Заболел?
— Да нет, просто пью подряд третий день, — почти не соврал я.
— Хорошо живешь, — позавидовал Артур. — Ну как оно там, на БАМе?
— Нормально, — сказал я.
— Слушай, ты ведь сейчас при деньгах, да?
Я задумался на секунду и ответил:
— Могу.
— Рубликов пятьдесят, старик, а?
— Запросто, — сказал я, ожидая, что Артур тут же попросит сто, но он не попросил.
— К тебе заехать?
— Нет! — вырвалось у меня испуганно и торопливо, и чтобы загладить возможно возникшее впечатление, я быстро пояснил: — Вечером буду в центре. На Пушкинскую к восьми подруливай.
— Отлично! — обрадовался он.
— Возле памятника. В восемь, — повторил я, а про себя автоматически отметил: «Час ночи в Иркутске».
— До встречи.
— Очень глупо получилось? — спросил я у Ленки.
— Весьма, — сказала она. — У тебя что, много лишнего времени?
— Лишнего времени, как и лишних денег, не бывает ни у кого и никогда! — обозлился я.
— Не прав, Брусилов, — возразил Альтер. — Как раз у тебя теперь очень много именно лишних денег, совсем лишних. И, кстати, я считаю, это хорошо, что ты договорился с Артуром.
— Чего ж хорошего? — возмутилась Алена.
— Нам всем пора немножечко встряхнуться, — провозгласил я.
— И даже не немножечко, а основательно, — поправил Альтер. — Иначе мы очень скоро сойдем с ума. Опыты превратились в сплошное самоистязание, от телефонных звонков шарахаемся, как от хохота сатаны… Дальше совсем хана, ребята.
— Согласен. Но прежде – за работу. Все за работу! Мы тут сидим в нашей теплой уютной норке, играем в восхитительные игрушки дьявольского происхождения и думаем, что так может продолжаться вечно. Не может! Финал будет ужасен! Если мы вовремя не подготовимся к нему.
— Ты прав, Виктор, хоть и вещаешь, как оракул, — сказала Ленка. — Пошли работать.
— И вот наш срок, — заключил я. — К семи часам вечера, то бишь, к полуночи по-иркутски…
— Надоел ты со своим Иркутском! — буркнула Алена.
— … Должна быть выработана полная программа действий.
— Ура, — сказал Альтер.
Чайник запел на кухне свою бурную песню, и мы сразу почувствовали, что так еще и не позавтракали толком, а времени было уже немало. Даже московского.
Дискуссия
… Мы расставим по квартирам аппаратики, избавляющие нас от труда. Отныне человек имеет возможность три раза в день, протянув руку к кнопке, получить завтрак, обед и ужин… Труд превратил обезьяну в человека, безделье превратит человека в обезьяну…
Г. ГуревичДубликатор может принести людям только несчастье.
А. АзимовСели к столу. Чтобы не запутаться, решили вести протокол. Плюс к тому задействовали магнитофон, поубивавшись дружно, как только не догадались сделать этого раньше, положили рядом горку «свежеиспеченных» кассет. Альтер заварил кофе в крохотном джезвейчике на одну чашку и принес его на размножение.
— Погоди, — сказал я, — сподоблюсь еще на один подвиг. Нужное дело.
И я попросил сибр хранить информацию в виде гештальта сколь угодно долгое время вплоть до поступления новой информации. Боль не замедлила ввинтиться в голову, и сомнений насчет ее причин не осталось. Это вызвало злобу, перешедшую постепенно в неистовую потребность сражаться, действовать, руководить.
А в сибре, который мы повернули гивером к столу, стоял джезвей с дымящимся кофе, и странно было смотреть на застывшие, будто на фотографии, струйки пара над черной поверхностью жидкости. Мы нажимали кнопку «РАБОТА», вынимали готовую порцию, а гештельт оставался, и это было настоящее чудо.
Протокол дискуссии
Итак, возможны две точки зрения. Первая – как можно скорее передать сибр властям и специалистам. И вторая – как можно дольше держать его у себя. В рамках этой альтернативы я и предлагаю обсудить наши проблемы.
Альтер. Ну, на самом-то деле вариантов больше. Четыре, как минимум. Можно держать сибр у себя не как можно дольше, а бесконечно долго, всегда – вариант абсолютной автономии нашей группы.
Виктор. Это невозможно. Это окончится трагедией. Нас просто прихлопнут. Ты соображаешь?
Альтер. Минутку. Есть еще четвертый вариант. Единственный, кстати, который ни в каком случае трагедией окончиться не может. Полное и окончательное уничтожение сибров.
Виктор. Что?!
Альтер. Спокойно. Это всего лишь гипотеза.
Ленка. Глупая гипотеза. Да и посмотрела бы я на тебя, как ты будешь их уничтожать!
Альтер. Да как угодно. Было бы желание, а способ найдется.
Виктор. Не знаю, не знаю… Уничтожить сибр – разумеется, не проблема. Кнопка «РОСТ-» – и пожалуйста, вместо сибра оранжевая горошина. А вот уничтожить оранжит – тут я пас.
Алена. А зачем понимать так буквально? Можно ведь закопать, утопить…
Альтер. Э, нет! Это все поступки обратимые. Кто-нибудь когда-нибудь вновь найдет Апельсин.
Алена. Чушь собачья! Кто найдет оранжевую горошину на дне моря, в болоте или в жерле потухшего вулкана?
Альтер. Никто, если это просто горошина, а если это оранжит… Кто знает, как он поведет себя. Может быть, это не я нашел Апельсин, а Апельсин нашел меня.
