Джефф Нун - Пыльца
С этого момента мы работаем неофициально.
Джей Лигаль махал мне микропером, как будто я могу принимать такие вещи. Я объяснила, что перья ничего для меня не значат. Но Зеро предвидел такой ход событий: он «позаимствовал» из отделения перьепереводчик, и Лигаль перегнал инфу в древне видео.
– Вот наш маленький преступник, – сказал он, когда на экране появилось движущееся изображение. – Amaranthus Caudatus. Или, по крайней мер его подвид. Тропическое растение, обычно цветет в середине лета и только на юге Англии.
– На юге, говоришь? – Зеро ненавидел юг.
– Да. Амарант… это от греческого слова. Значит: воображаемое растение, которое никогда не вянет. В простонародье – щирица хвостатая.
– Признаю, что завалил это дело, Дымка, – сказал Зеро. – Признаю, что мы ищем лингвистически ущербного безумного ботаника. Ну что, отловим этого педрилу и запихаем в карцерное перо? Что скажешь?
Карцерное перо – место, где сейчас маринуют заключенных. Их тела отправляют на склад, а сами они смотрят сны в клеточку. Дешево и сердито, но работает.
Джей Лигаль смотрел с видеоэкрана.
– Взгляните.
…крошечная жизнь плавает… крошки вещества… крошечные монстры… отростки подергиваются… узелки тьмы тут и там… моменты осознания, перетекающие в тайну…
– Видите эти темные точки? – спрашивает Лигаль. – Это частицы человека.
– Человека? – спросила я.
– Можно сказать, мы тут имеем новый гибрид. Человека и растения. Эти темные точки, которые вы видели, – человеческие гены, поселившиеся в растительных клетках. Мы никогда ничего подобного не видели. Киркпатрик просто впала в транс.
– Киркпатрик?
– Из университета Глазго: Она там руководитель сектора растительной репродукции.
– Она случайно не может оказаться искомым безумным ботаником? – спросил Зеро. – Как у нее с лингвистикой?
– Она назвала этот вид монстром. Она сказала, у нас большие проблемы. Люди и растения занимаются сексом.
Зеро чихнул.
– Аллергию вызывает секс, – продолжал Лигаль. – Вы в курсе? Это результат того, что растения пытаются любить друг друга. И у них не получается. Это результат неудавшегося растительного секса.
– Извращение, – сказал Зеро. – Объяснишь подробнее?
– Естественно, – начал Лигаль. – Пыльцу производит тычинка цветка, мужской орган. С тычинок пыльцу уносит ветер или насекомые, и она попадает на пестик другого растения. Или того же самого растения. Пестик – женский орган. Он влажный и покрыт мягкими волосками. Пыльца, осев на пестике, чувствует себя дома и выбрасывает свои белки. Эти белки зарываются в пестик в поисках яйца. Так занимаются любовью растения. Иногда в цепочку попадает человек.
Зеро:
– И это вызывает аллергию?
– Пыльца оседает в ноздрях. Она оказывается во влажном, покрытом волосками месте, думает: «Это пестик. Пора зарываться». Гранула выбрасывает белки, повреждая полость носа. Естественно, человеческое тело опознает это как вторжение и активизирует иммунную систему. Мы пытаемся избавиться от инородного тела через нос и глаза – через сопли и слезы. Аллергия – это защитный механизм.
– Ты утверждаешь, что люди и растения занимаются сексом? – спросил Зеро, чихая под своим суперновым респиратором. – Господи! Недельный заработок за такую фигню… полная ересь.
Лигаль чихнул с ним за компанию, а потом продолжил:
– Тело перестало отвергать семя пыльцы. Принимает его как любовника. Иммунная система пытается бороться с этим порывом, но репродуктивная система борется с иммунной. И побеждает. Тело принимает растительную сперму. Киркпатрик исследовала несколько трупов. Пыльца сумела попасть в матку. Она сливается с человеческим яйцом, словно это растительное яйцо. Киркпатрик считает, что это следующий шаг.
– Следующий шаг куда? – спросила я.
– Следующий этап эволюции, порожденный волной перекрестного оплодотворения, прокатившейся по стране.
– Аллергосподи!
Зеро тяжело дышал через респиратор, сопя как жертва, я могла только ему посочувствовать. В то же время теория Лигаля казалась все адекватнее.
– У этой Киркпатрик есть соображения, откуда взялись эти семена? – спросила я.
– Мы думаем, это последствия Плодородия 10, – сказал Лигаль. – Мы думаем, что «Казанова» начал свое шествие по царству растений.
– Не понял, – отреагировал Зеро.
– Флорафилия, как назвала это Киркпатрик.
– Что она имела в виду? – Это снова Зеро.
– Мы говорим о том, что кто-то выебал цветок, и аллергия – плод этого союза.
– Пес-Христос! – простонал Зеро.
– Мы должны сжечь все тела, – добавил Лигаль. – В качестве превентивной меры. Их нельзя хоронить.
– Почему так? – спросила я.
– Это как закопать семя.
Пятнадцать минут спустя, выложив нам всю информацию и собрав свои материалы, Лигаль ушел. Я хотела проводить ботаника, но Зеро поймал меня за руку.
– Останься, Сивилла. – Меньше всего на свете мне хотелось оставаться с ним наедине: в моей дымке вновь и вновь всплывали воспоминания о парке. – Прошу тебя, Сивилла. Я все объясню. Слушай, давай я приготовлю поесть. Что скажешь?
Я не сказала ничего.
– Молчание – знак согласия?
Мы ели в тишине. Еда была отличная. Абсолютно человеческая трапеза, ни намека на сырое мясо. Зеленая фасоль, красные бобы, нежный сочный соус, огненные перчики и золотая кукуруза. Это была аллергическая диета. Зеро называл это своей попыткой «принять эту сволочь на борт» и замолчал. Во время трапезы он все держался за свою раненую руку, хотя ему было стыдно, что его ранила молодая девушка. Когда же Зеро наконец заговорил, он сказал горьким голосом:
– Знаешь, что я делаю, Дымка? Я пытаюсь поправить свои дела.
– Я в курсе.
– Делаю все, что могу.
– Я в курсе.
– И ты не хочешь мне помочь? – Ты врал мне, Зеро, – ответила я. – Ты работал за моей спиной. Тебя запрограммировали убить меня. Мою дочь. Ты представляешь, как мне больно?
– Что я мог поделать? Крекер был хозяином.
– А теперь?
– Хозяина больше нет.
– Он вовлечен в дело аллергии. Теперь ты это понимаешь? Он сделает все, чтобы помешать нам.
– Ясное дело. Может, забудем обо всем? Я бы очень этого хотел.
– Забыть такое совсем не просто. – Я расскажу тебе все. – Зеро уставился на меня сквозь очки респиратора. Из его глаз текли слезы, как дождь на стекле. – Я поделюсь с тобой всем. Всеми уликами. Сивилла, я пытаюсь все исправить. Ты не хочешь мне помочь?
Я отвернулась от его взгляда. За высоким окном в воздухе текли облака золотой пыльцы.
– Сивилла… Ты – моя последняя надежда.
Я снова посмотрела на него.
– Как ты мог так со мной поступить?
– У меня не было выбора. Черт. Наверное, во мне слишком много собаки. – Это было настоящее признание, и я удивилась. – Крекер контролировал меня. Вы, люди, даже не представляете, на что это похоже. Пес в моих жилах – раб любви. Крекер владел мной. Прошу… Что я могу еще сказать?
– Рассказывай.
– Ты со мной?
– Расскажи мне всё.
– Мало не покажется.
– Давай уже, говори.
– Не против свежего воздуха? Зеро встал из-за стола и пошел к окну. Открыл дверь и вышел на балкон. Я вышла следом. Там, над бездной, Зеро крепко схватил меня. Моя Тень ухнула в водоворот паники: рядом со мной было слишком много пса. Но его дыхание умирало… умирало. Я слышала, как оно уходит в золотой воздух.
Мы стояли на балконе Первой крепости, на двадцать девятом этаже. Мир Манчестера за перилами уменьшается, стягивается в точку. Где-то внизу и вдали выли песолюди: нарастающий приступ разочарованного кашля. Ветер, пахнущий цветами.
– Ты знаешь, что это за дело, Сивилла?
– Нет, не знаю. У меня нет глаз на затылке.
– Это дело Вирта, Дымка.
– А при чем здесь Вирт?
– Это ключ, Сивилла… Те, кто не видит сны… они не страдают.
– Зеро!
– Ладно, спокойно…
– Зеро, всю дорогу меня кормят ложью. В чем дело? Ты что, до сих пор считал, что мне не стоит это знать?
– Это закрытая информация.
– Закрытая? Господи!
– Крекер не хотел, чтобы мы знали. Это Томми Голубь ввел меня в курс дела дронтов.
– Томми Голубь? Господи! Он же вирткоп?
– Один из лучших. Полицейские базы провели анализ. У них было достаточно данных. Затолкали данные в копомозг, получили ответ – дронты не чихают. Ты поминалась в анализе.
– И что это значит?
– Это значит, что аллергия идет из Вирта. Ты сама до этого не дошла?
– Нет… я…
– Ну, в смысле… не видеть снов… не чихать… ты об этом не думала?
Зеро был мне ближе, чем мне хотелось бы признать, особенно сейчас, когда его дыхание выходило с медленным свистом, а из его глаз текла слизь. И он наводил пистолет на меня и мою дочь. И провалил покушение – слишком медленно двигался. Нарочно? Все равно – такие действия или создают пропасть между людьми, или сближают их. Может, он I испытывал такую боль, которую я даже не могу себе I представить. У меня иммунитет к тому, что, вполне возможно, убьет его. Я и вправду сочувствовала большому песокопу, и это было для меня потрясением.
