Александр Тюрин - Генерал Зима
Спустя несколько минут подскафандр проткнул кокон зондами-иголками и стал передавать картинку окружающего пространства на мои линзы-экраны. Теперь видно, что я лечу рядом с кольцом в сторону лифтового модуля номер семь. И мне почему-то не холодно, как будто этот лед заменяет мне скафандр.
Нет, мимо лечу, неизвестно куда. У меня новый приступ паники. Бояться не грешно, грешно отдаваться боязни полностью. Наверное все-таки во мне остался какой-то «капитан на мостике». Он позволил мне смотреть и анализировать.
Космос был такой яркий, и я уже столь удалился от платформы. Она была у меня словно на ладони. Рой светлячков, пять колец, и посередине гвоздик. Так, ничего особенно на фоне великого Космического Змея. Его пестрый геосинхронный хвост, украшенный бусинками космических курортов и жемчужинками орбитальных городов, был похож на корону для планеты Земля. А она, раскрашенная рекламными стратосферными аэрозолями, напоминала пузатую языческую богиню. В верхних слоях атмосферы выделялась реклама генноинженерной фирмы, занимавшая всю восьмидесятую параллель: «Оживим мамонта, снежного человека, мумию Нефертити – всё для вашей вечеринки». Богиню Землю украшали и стартующие в высоких широтах челноки – их голубовато-пенистые следы напоминали пряди волос. Эскадрилья стратосферных штурмовиков «поднималась» по пятидесятой долготе – они напоминали головастиков, благодаря перистым «хвостикам» и сферической плазменной защите.
А потом платформа сплошь заискрила, как в новогоднюю ночь, была проткнута лазерными спицами, как на дискотеке, и изборождена факелами ракет «космос-космос», как на войне. Впрочем, это и была небольшая войнушка, локальный конфликт.
Мятежную платформу атаковали ооновские космические силы. Я видел, как она уничтожала один за одним роботов-истребителей и сжигала тучи кинетических перехватчиков.
Но в конце сражения «матка» превратилась в косматое алое облако, кольца треснули и разлетелись огнями, от роя светлячков осталось несколько мерцающих точек. Я порадовался за Ласточкина, Бреговского и двух других парней – погибли в неравном бою, с честью, геройски. Да и врагу насолили прилично.
Я успел понять, почему оставшиеся светлячки мерцают. Это там и сям летают пучки лент – остатки орбитального лифта!
А больше я ничего не успел, даже переключиться на отходной лад – что-то столкнулось со мной, швырнуло и еще раз швырнуло, заставив вращаться вокруг нескольких осей.
Несмотря на наступившую дурноту, я понял, что попал в клубок УНТ-лент. Клубок вращался и разматывался, он куда-то перемещался. Он больше не был связан с седьмым модулем платформы.
И, пусть я по-прежнему не мог пошевелить рукой и ногой, кокон прилип к ленте, как яйцеглист, простите за неаппетитное сравнение.
Но что дальше – несколько сотен километров сверхтонкой ленты были предоставлены самой себе. А я был предоставлен ей.
11. Возвращение Деда Мороза
Здоровенный кусок ленты образовывал что-то вроде лепесткового парашюта и по его колебаниями было заметно, что он входит в атмосферу. А кокон непрерывным вращением накручивал на себя ленту, создавая все более толстый слой изоляции.
Очевидно в какой-то момент я отрубился от страха, духоты, коловращения и перегрузок. А очнулся в момент удара, когда клубок УНТ-ленты шлепнулся вместе со мной в свинцовые воды северного океана.
Утопнуть после того, как пролетел почти три сотни километров с орбиты – обидно. Вот я и не утоп.
Меня, вместе с клубком, качала сильная волна. Снежный кокон растрескался, я стал карабкался вверх, рассекая ленту ножом. Спустя час или может неделю порыв свежего морского воздуха влетел мне в легкие. Я высунул голову и огляделся. Водная поверхность, насколько охватывал взгляд, была покрыта УНТ-лентами, которые образовывали внушительный кусок «зыбкой тверди». Посредине бултыхался плавучий островок диаметром в пять метров – это то немалое, что осталось от клубка. Но под ним ходила ходуном многокилометровая пучина.
Я видел, что «зыбкая твердь» исчезает, по ее краям ленты вертятся, как макароны в кипящем супе. Бурлящее море крутило их и расшвыривало, море знало свое дело и ничто не могло превзойти его в упорстве.
Зыбкая твердь исчезала быстро, однако волна захлестнула меня, когда я еще не ждал. Я сразу оказался по пояс в воде. А там и по шею. Что-то из последних сил поддерживало меня снизу, но эта поддержка слабела с каждой секундой. И с каждой секундой становилось холоднее – подскафандр иссяк, в смысле энергии.
Я стал лупить руками, пытаясь согреться и удержаться на поверхности. Беспомощные бесполезные телодвижения. Но оказалось, что я, как лягушка, попавшая в кувшин с молоком, взбил сливки.
Вокруг меня была шуга. На пять, десять, двадцать метров – снежно-ледовая смесь. А потом, насколько видел глаз, вся поверхность моря была покрыта шугой. Я не тонул, напротив что-то поднимало меня вверх – словно спина левиафана. Снег дыбился, словно под мной всплывала морское чудовище. Еще через какие-то полчаса я видел океан на несколько миль вокруг – ведь я был уже метров на пять выше поверхности воды. Края льда были где-то в миле от меня. Но было дико холодно, из-за этого я почти ничего не соображал, хотя и понимал, что жив только потому, что заполнен по самую крышку поливодой. Я двинулся вперед, слыша, как хрустит заледеневший подскафандр, а ледяная твердь все более укрепляется под моими ногами. Вместе со мной, как с новоявленным Дедом Морозом, шла зима. Так ведь и Центру хотелось «восстановления льдов в высоких широтах». Значит таков был план Любы Виноградовой? Надежный план, если подумать. Если б я свалился сюда как труп, внутри мусорного отсека, то поливода точно также бы попала на северный полюс.
Из провала в облачности вдруг высочило два флаера – сейчас будут стрелять… Но пространство между облаками и морем заволокло туманом – я увидел только всполохи где-то спереди и сзади, и ощутил ногами сотрясение ледового покрова.
Я шел и дошел до края ледяного острова. На открытой воде колыхалась лодчонка, вернее автоматический спасательный катер для высоких широт с герметическими отсеками.
Катер подставил мне под ноги грейферный трап и направил в отсек правого борта. Когда я лег на койку, крышка люка закрылась за мной и я увидел на экране телеприсутствия, как катер рассекает волну и набирает скорость. Я возвращался на родину.
12. Прирожденный вождь
Порта-Джугра больше не существовало. На его месте был изрядно потрепанный поливодой поселок Амдерма.
На берегу меня встречали спецназовцы и ополченцы. Все, кто мог, передвигались на «крокодилах», остальные на снегоступах. Дроны – уже наши дроны, перепрограммированные – передавали на мои линзы-экраны впечатляющую картинку «вид сверху». Скайвеи были разрушены льдом, также как и вражеские аэродромы, космодромы, системы наблюдения – или же уничтожены вылазками ополченцев. Из Джугра-сити, восстановившего прежнее название Воркута, из Архангельска и Вологды, из Мурманска и Тюмени, из Нижнего Новгорода, из вдруг заснеженного Питера поступали реляции о победе ополчений. Повторялся 1612 год. Ооновская система C4ISR [14], призванная поддерживать контроль над всей Россией, благополучно находилась в параличе; пискиперы, лишившиеся связи из-за «погодных аномалий», гибли в снегах или бежали как французы в 1812. Амраши находились в ступоре или бежали следом за пискиперами – нейрософт в их головах явно разладился, то ли физически распался, то ли морально устарел и перестал реагировать на потрясения. Какой-то представитель возрожденной России появился на генеральной Ассамблее ООН. Общим голосованием стран-участниц ему было разрешено присутствовать на заседании и даже выступить с сообщением.
В поселке Амдерма все здания, построенные саморастущим наноплантом, зачахли как орхидеи в заморозки. Зато сохранился Дом офицеров, в котором еще мой дед обмывал правительственные награды. В актовом зале набилась тьма народа, пили за помин души майора Бреговского, лейтенанта Ласточкина и прочих героев – но умеренно. Работа спорилась, «Земский Собор» был в разгаре, мы обменивались сообщениями со штаб-квартирами других ополчений. Меня быстро выбрали в «сопредводители всеобщего народного ополчения». На больших экранах мы видели архангельских, воркутинских, нижегородских, мурманских, тюменских и так далее собратьев. Спутники связи работали в нашу пользу.
Ко мне приблизился пузатый человечек с двумя терминалами под мышкой, портфель он нес в зубах.
Вложив портфель в мои руки, человек представился.
– Боб Понюшкин, можно Боря.
У него был забавный эмигрантский акцент и я сразу понял, что этот тип представляет «Центр».
– И что, Боря, небось принесли счет за услуги?
– Напротив. Мы готовы поддержать вас, все русские ополчения, как в информационной сфере, так и кредитами.
