Александр Тюрин - Генерал Зима
– Попал, – сказал Ласточкин, – на одном из экранов запечатлелась вспышка. – Минус один. Ух, а в виртуальном окне боеголовка ракеты выглядела как мой собственный член, управлять легко.
– Нас атакуют, – несколько небрежно заметил Бреговский, – десяток дронов и пара флаеров. Но скоро их тут будет на порядок больше. На подходе несколько эскадрилий космических сил ООН, издалека они стрелять бояться – за нами тринадцатое кольцо Змея. Впрочем, на это наплевать. Мы должны удерживать платформу еще около получаса.
– А что потом? Сбросим боезапас на Лондон или Вашингтон? Сыпанем, как гарпии, им на голову урановые иголки, обгадим их техноплесенью?
– Нет. Мы здесь не ради мелкого хулиганства.
– Это не мелкое. Они это запомнят навсегда. Точно надолго. Пока не придут китайцы и не накормят другим дерьмом.
Бреговский скептически покачал головой. Тоже мне стратег. Или это его так гражданка Виноградоф накрутила?
– И что вы намереваетесь сделать?
– Выполнять приказ, Семен Иванович. Бомбардировку «Зоны Зимы» мы предотвратили, а теперь затопим платформу в районе Северного полюса.
– Это что, вместе с собой? Так запланировала наша мадам?
– «Вместе с собой» не было запланировано, но противник уничтожил единственное надежное средство эвакуации – спускаемый аппарат в девятом модуле. Модуль номер семь с УНТ-лифтом также раскурочен.
И я наконец увидел бравую грусть, застывшую в глазах товарищей. Мы – обречены! Испарина вымочила меня всего и сразу. Им-то легче. Много лет они профессионально готовы умереть, они уже разок фактически скончались, когда их законсервировали. А мне это впервой. Пусть жизнь говенная, а пожить бы еще годик, полгодика.
– Подождите, я не хочу пропадать ради какого-то северного полюса. На том плане, который нарисовала Любовь, не было указано никакой точки затопления.
– И не надо было. Наша точка – это полюс. Ты, наверное, пропустил мимо ушей.
И тут я понял, как нас накололи. Любка – проклятая обманщица, самка богомола. Она мне ничего не сказала, она усыпила мое внимание своими ласками, потому что готовила второе издание мифа о демонической «Ал-Каеде». Сейчас мы будем надувать щеки, пускать ветры и топиться без какой-либо пользы для нашей страны и ополчения. Зато какая выгода получается для комитета «Омега» и уолл-стритовских лордов – «враг демократии» не успел объявился, как уже утопился. Нет ничего лучше ужасного, но тупого врага.
– В районе северного полюса? Не могли подобрать местечко получше для устраивания фейерверков. Ничего себе «приказ». Я понимаю, отдал бы его маршал Жуков, а то какая-то Любка Виноградова.
– Без нее нас бы не было, – весомо отозвался Бреговский и повторил с каким романтическим трепетом в голосе. – Без Любови нас бы уже не было.
Боюсь, она и Лёню своими ласками оделила.
– Ты это, Сеня, не финти, мы цивилизацию спасаем, – убежденно произнес Ласточкин.
– Накакать на цивилизацию с высокого потолка. Цивилизация охотно поплясала на наших костях, пока вы там лежали в мерзлоте как замороженные селедки. Я видел, какой оргазм испытывала прогрессивная общественность, когда нас насадили голым задом на шампур. Ни тени печали. Только радостный хор про «конец тюрьмы народов» и закат «тысячелетнего рабства». Кажная сопля хотела ощутить себя успешным борцом за свободу и искупаться в победной эйфории.
– Мы выполним задание, – отрезал Бреговский, показывая, что не желает слушать мои доводы. Истукан чертов, да и Ласточкин ничем не лучше. Это прямо традиция у наших вояк, сурово хмурить брови и грозить пальцем супостату, а потом преданно исполнять всё, что напридумывает этот самый супостат.
– Вы доставите удовольствие только комитету «Омега» и мировой олигархии, – заорал я, а Бреговский постучал пальцем возле виска и отвернулся.
– Если мы сбросим пару контейнеров на Вашингтон, то они пойдут на мировую и какая-нибудь нейтральная страна пошлет за нами спасательный корабль.
Меня уже никто не слушал.
В отчаянии я бросился на них, на всех сразу. Меня сразу оглушили и обездвижили, и кинули в мусорный отсек. Если кто-то, в рубке, нажмет зеленую кнопку, то я вывалюсь вместе с мусором в открытый космос. Конечно, никто из вояк кнопку не нажмет, они – честные и храбрые, а не злодеи какие-нибудь. Но даже и в этом случае мне предстоит упасть с орбиты в Северный ледовитый океан, без смысла и толку… Отсек где-то пять на десять метров; по боковым переборкам стоят штуки, похожие на отвалы бульдозера. Они, видимо, помогают липкому мусору вывалиться наружу; остальной вылетит сам, с ветерком.
По инерционным нагрузкам я понял, что платформа маневрирует, если точнее, меняет орбиту. Эти заводные дураки уже взялись за дело. Я посмотрел по сторонам – тоска, да и на что можно надеяться в мусорном отсеке? Но я же специалист по мусору, я просто профессор мусорных наук. У меня с мусором давние и прочные связи, культурные и экономические, почти что симбиоз. Вот эти пакеты из толстого нанопластика, они имеют положительную плавучесть. Правда, зачем мне сейчас нужна плавучесть? Кроме того, есть у них свойство самостоятельно заштопывать дырки. Причем у небольших дырочек штопка происходит почти молниеносно, потому что пакеты пронизаны наноактуаторами. О чем это я? Какие дырки? Меня никто штопать не будет.
В отсеке также имеется красный рычаг сброса мусора. Видимо, он применяется при ремонтных работах техническим персоналом, облаченным в нормальные скафандры. В этом случае разгерметизация будет более плавной.
Стоп. Куда устремились мои мысли, к полному безумию, мягко выражаясь, к параноидальной шизофрении… Если я даже натяну на себя десять герметических пакетов, то воздуха и тепла мне хватит на три-четыре минуты, а за бортом я все равно маневрировать не смогу. И если даже ухитрюсь доплыть до другого модуля, у меня не будет кода доступа, чтобы открыть внешний люк.
Я еще раз обошел мусорную камеру. В левом дальнем углу виднелось сплетение трубок. Здесь проходит водопровод или канализация, или система охлаждения.
Я порылся по пакетам с мусором – в одном нашлось что-то типа пневматической отвертки. Поднес к трубе, нажал кнопку на ручке отвертки… и отлетел. Металлический стержень пробил трубу, и противодействие отшвырнуло меня. Из трубы что-то пошло – с хорошим напором, паром и брызгами. Ага, теперь «ледяные орки» поневоле откроют отсек и выпустят меня наружу.
Но вместе этого лишь зажглась алая панель с надписью «аварийный выброс». Это что, это как? То ли орки нажали кнопку, чтобы со мной не возиться, то ли сработала автоматика. В любом случае, меня сейчас выбросит в открытый космос. А я еще не готов. Я мог бы пожить еще часок, прекрасный замечательный час с такими замечательно-долгими минутами, которых целых шестьдесят. Тут, в мусоре, наверное, и выпить, и закусить бы нашлось. И журналы «Playboy» c ядреными голографическими девками, наверняка, здесь зарыты. Как без них на орбите-то? И курево, хотя бы на уровне хабариков, непременно имеется.
На панели неумолимо нарисовался отсчет времени. «Тридцать… двадцать девять…». Я застучал в переборки, во внутренний люк – отворите гады. Куда там – эти «гады» довольны, избавились от меня без непосредственного пролития крови.
Что делать, забиться в панике, устроить конвульсиум раньше времени? Нет, профессионалы играют до последней секунды. Где мои шайбы, клюшки?
Я бросился натягивать на себя пакеты, а вокруг меня туман, даже плохо видно, и хочется кашлять-чихать. Источником этого тумана была пробитая труба. Испарения сильно вонючие оказались – канализационная, что ли, труба?
Я посмотрел на отяжелевшие вдруг руки – облеплены снегом, белым волокнистым снегом с коричневыми прожилками. Снег, порожденный канализационной трубой, быстро превращал меня в снеговика. Весело, весело встретим Новый Год. Не хватает еще морковки на место носа. А каунтдаун идет – но я почти не вижу панели. Неужели осталось пять секунд? Снег облепляет голову, совсем ничего не вижу, и уже не пошевелить ни членом. Я в снежном коконе, и только «змейка» из мундштука вдувает мне в легкие кислород!
А потом случился толчок и внутри меня все перемешалось. Мои внутренности плеснуло, как суп как из упавшей кастрюли. Но спустя пару минут определилось, что, хотя меня выворачивает по страшному, я живу! Я – внутри кокона и лечу под действием недавно приложенной силы, притом ничего не вижу, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Да и боюсь пошевелить. Вдруг кокон развалится и я окажусь прямо в вакууме.
Спустя несколько минут подскафандр проткнул кокон зондами-иголками и стал передавать картинку окружающего пространства на мои линзы-экраны. Теперь видно, что я лечу рядом с кольцом в сторону лифтового модуля номер семь. И мне почему-то не холодно, как будто этот лед заменяет мне скафандр.
Нет, мимо лечу, неизвестно куда. У меня новый приступ паники. Бояться не грешно, грешно отдаваться боязни полностью. Наверное все-таки во мне остался какой-то «капитан на мостике». Он позволил мне смотреть и анализировать.
