Люси Сорью - 17 - Prelude
— А что "Миллениум"?
— А что "Миллениум"? Они выполняли свою работу. И вы тоже. Вас КЭГ вообще ни о чем не осведомило, как сообщил господин Рюдзи Синамура. Поводом для контракта послужило предположение, что против Подножия и главного офиса КЭГ может быть направлена атака с помощью штурмовых комплексов. Господин Синамура подчеркивал, что представитель КЭГ сообщал об этом уверенно, без доли сомнения.
— Все настолько сложно? И мне действительно стоит об этом знать?
— Прекратите задавать себе подобные вопросы. — оборвала меня полковник. — Если я вам об этом говорю — значит стоит. И это не сложности, а банальная взаимосвязь. Вообще, не понятно даже, кто тогда стоял за террористическим актом на кольце. Но к господину Вану у нас очень много вопросов, таким образом. И мы продолжаем копать. Прочесываем сеть.
— Ну да, у вас длинные руки, а полномочия еще длиннее… — недовольно буркнул я. — Так подождите, а я тут причем? Я помог вашему следствию, полковник Лэндлайт?
— Помогли. Пусть и незначительно. Все подозрения с "Синамуры" сняты, вы только лишний раз это подтвердили. А все, что я вам рассказала, я расскажу сегодня Синамурам. Мы вправе просить сотрудничества. И если "Миллениум" еще не дал однозначного ответа, то Рюдзи Синамура сегодня заявил о сотрудничестве "Синамура Парамилитарис" с нашими ведомствами. Так что не беспокойтесь, вам разрешено владеть такой информацией.
Я печально качнул головой.
— Вы прямо рассыпаетесь в увещеваниях и оправданиях.
— А может, я просто не хочу держать вас в неведении? — неожиданно резко спросила Лэндлайт. — Вы об этом подумали?
— Подумал. Вы неестественно любезны. И я более чем уверен, что вы только что нарушили свой собственный устав. Я с ним не знаком, но что-то про неразглашение важной информации сторонним лицам там точно должно быть…
— А как вы не можете понять, что вы — не стороннее лицо? Или же вы не сражались с эш-ка "Миллениума"? Не защищали Подножие неизвестно по чьей прихоти и из неизвестно чьих соображений?
— А как вы не можете понять, что мне плевать на это?! — мой голос окончательно сорвался на крик. — А ведь мне действительно плевать! Мне все равно. Я делаю свою работу. Я ее сделал? Сделал! Ну так и оставьте меня в покое! Имел я ввиду все ваши расследования и взаимосвязанности, до которых мне нету дела! Да, вы очень любезны, полковник. Но даже вы моего мнения не спросили — хочу я все это знать, не хочу…
Укоризненное молчание повисло в комнате.
— Хотя знаете что? Я уже привык. Никому до моего мнения дела нету. Извините.
— Извинения приняты. — сухо ответила полковник Лэндлайт. — Вы свободны. Чуть позже я принесу вам извинения за то, что не спросила вашего мнения.
— Ой, да право же…
— Вы свободны! — рявкнула она на меня. Уравновешенность и благодушие с нее как ветром сдуло. — Вон!
Я попятился задом и чуть не вывалился в открывшуюся за моей спиной дверь. Мысленно я поздравил сам себя — только что мне удалось вывести из себя командира "Шакал-Фараонов". По пустяковому поводу, что характерно.
Может, я только что и испортил отношения с приятной и любезной полковником Лэндлайт. Плевать, вообще. Зато я пусть по пустяковому поводу, но выговорился.
Меня ведь никто никогда и ни о чем не спрашивал. Да, очасти я был благодарен Синамурам за все, что они для меня сделали, и не в последнюю очередь за то, что они создали меня. Да, я понимал, что никак иначе быть и не могло.
Но что, хоть раз спросить моего мнения было так сложно?
***
На обратном пути, когда я в первый раз за все проведенное на Подножии время сел на горемычный маглев, я рассказал Аоки о беседе с полковником и ее исходе. Его лицо никакого удивления не отразило, но вот под конец, когда я кратко изложил суть моей тирады, он нахмурился и укоризненно сказал:
— Ты повел себя недостойно. Не по-мужски.
— Ну так и что? — тут же переспросил я. — Кого это сейчас интересует? Всем плевать.
— Ошибаешься. Чему я тебя учил?
— Протухшему кодексу чести, идеалы которого не стоят и выеденного яйца, в сотый раз повторяю.
— Еще раз ошибаешься. — менторским тоном повторил Аоки. — С небольшими поправками, принципы бусидо никогда не переставали быть актуальными. То же самое можно сказать о любом кодексе воинской чести вообще.
— Конечно, не переставали. Оправдывать свои действия эфемерными понятиями чести и доблести — это очень удобно, не спорю.
— Понятия чести и доблести не эфемерны, а достаточно четко изложены. — не отступал он.
— Да, но и достаточно растяжимы, чтобы оправдать любой поступок вообще. Вне зависимости от морально-этической стороны, на которую мне тоже плевать.
— Вот именно поэтому идеалы, скажем, бусидо не имеют для тебя никакого значения. И даже если понятия чести и доблести растяжимы, то разве ты не можешь сформулировать их для себя так, чтобы они подходили под все критерии морали и этики?
— Я буду формулировать их для себя. А мои критерии морали и этики могут отличаться от чьих-небудь еще. И я в любом случае начну оправдывать свои поступки этими критериями.
— А так ты оправдываешь их тем, что-де тебе плевать на мораль и этику.
— Прикинь, но мне действительно на них плевать. И я не заявляю, что поступаю так или иначе из-за непринятия доминирующих в обществе морально-этических установок. Я поступаю так, как я поступаю.
— То есть, ты подчинен сиюминутным импульсам, которые диктуют твое поведение. Вывод — ты ничем не отличаешься от животного.
— Пошел ты. — огрызнулся я. — Животные вымирают. А люди — нет. И выродков среди людей куда больше, чем честных и высокоморальных.
— А ты причисляешь себя к аморальным выродкам?
— Конечно же нет! Я — не они! Я просто-напросто привел пример!
— Пример того, что ты не один такой? Несомненно. Только в этом и есть твоя проблема. Ты выбрал себе слишком плохой пример для подражания…
— Я выбрал себе трезвую точку зрения на мир и происходящее в нем!
— Потише, пожалуйста.
— Хорошо. Но мне кажется, даже ты должен понимать, что глупо смотреть на мир через розовые очки морали…
— А я и не смотрю. Мораль — это не розовые очки и не бритва Оккама. Да, мир состоит из несправедливых вещей. Жестокость, зло, бесправие и все такое. И дело тут не в том, чтобы пытаться кардинально изменить мир. Оставь это для мультиков и бульварного чтива. И даже не в том, чтобы хоть как-то его менять, потому как… назовем их "плохими" деяниями… так вот, их больше, чем деяний "хороших", поэтому любая такая перемена поодиночке обречена на провал. И даже когда общественное устройство кардинально изменялось, вспомни хотя бы двадцатый век, благие начинания таких перемен гиперболизируются и извращаются для, тут ты правильно сказал, оправдания каких-либо аморальных, "плохих" действий.
— Ты мне тут прописные истины не пересказывай. — недовольно буркнул я. — Я их и сам знаю. Кстати, нам сейчас выходить.
— Ага-ага… Так вот, — продолжил Аоки, когда мы сошли на перрон станции маглева в Нордстар Хайтс, — ты прописные истины-то знаешь, но вывод сделал из них неправильный: "мир поменять нельзя, так и гори оно ядерным пламенем". Это неправильно.
— Ты это уже говорил.
— И повторю еще раз. Суть морали, Лелуш, заключается в том, чтобы конкретный человек согласовал свое поведение согласно каким-то установкам. "Не убий", "не укради", и так далее. Миру, и тому, что он пытается тебе навязать, надо постоянно бросать вызов и сопротивляться его влиянию и впечатлениям от него.
— Дешевое бунтарство это, короче. Знаем, проходили.
— Да блин, парень, ты вообще меня слушаешь? Пойми уже разницу между просто тупым протестом против всего вокруг и непринятием этого всего. Мир нельзя поменять. Но нельзя дать миру поменять тебя.
— Ну пускай. А причем тут бусидо?
— Да притом же, что эти самые моральные принципы там изложены заранее. Мне их для начала хватило. — завершил Кимэра и умолк.
Вообще говоря, Аоки, бывший японский офицер и самурай до мозга костей, был во многом прав. Свою неправоту, по крайней мере, я осознавал, хотя мне это и было неприятно. Но пытаться что-то менять было еще неприятнее. Мораль и этика, как я считал, не сделают мою жизнь исполненной смысла — или сделают, но само понятие смысла извратится.
С другой стороны, во всем есть плохие и хорошие стороны. И то, что моралью выгораживаются действия зачастую ей противоречащие, не должны заявлять о несостоятельности самого принципа морали.
Я, конечно, осознавал, как идиотски это выглядит, но тогда, пока мы шли по прожаренной солнцем улице в Нордстар Хайтс, я пообещал себе подумать надо всем этим.
