Уильям Гибсон - Нейромант. Сборник
Теперь ему понадобится сшиватель сухожилий. Льюис осторожно поднялся, даже не попытавшись отодвинуть стул. Стул опрокинулся, и Льюис пропал с моих глаз, не издав при этом ни звука.
— На его месте я бы обратилась к врачу, — сказала она. — Порез не слишком приятный.
— Ты хоть сама понимаешь, — голос Ральфи сделался вдруг очень усталым, — в какую яму с дерьмом ты только что себя посадила?
— Кроме шуток? А, понимаю, тайна. Обожаю тайны. Вроде той, почему этот ваш приятель такой тихоня. Он что — замороженный? Или для чего здесь вот эта штуковина? — Она показала миниатюрный блок управления, который неизвестно когда успела стащить у Льюиса. Ральфи выглядел совсем больным.
— Ты, э-э-э… Послушай, даю тебе за нее четверть миллиона, и ты отсюда уходишь. — И он мясистой рукой стал нервно оглаживать свое бледное, худое лицо.
— Чего я хочу, — она прищелкнула пальцами; блок при этом начал вращаться, отбрасывая по сторонам блики, — так это настоящего дела. Ваш парнишка повредил себе руку. Раз за это полагается гонорар, то четверть миллиона сойдет.
Ральфи шумно выдохнул и засмеялся. Его зубы явно недотягивали до стандарта по меркам Белого Христиана. Тут она выключила парализатор.
— Два миллиона, — сказал я.
— Вот это, я понимаю, мужчина, — сказала она сквозь смех. — А в сумке у тебя что?
— Обрез.
— Тупая работа. — Впрочем, это мог быть и комплимент.
Ральфи не произнес ни слова.
— Меня зовут Миллион. Молли Миллион. Линяем, босс? А то на нас начинают пялиться. — Она встала. На ней были кожаные джинсы цвета засохшей крови.
И только сейчас я заметил, что ее зеркальные линзы были вживлены в кожу лица: серебро гладким слоем поднималось от крутых скул, запечатывая глаза в глазных впадинах. Я увидел в этих линзах двойное отражение моего нового лица.
— А я Джонни, — сказал я ей. — Мистера Мордашку мы забираем с собой.
Он ждал нас снаружи. Внешне — заурядный турист из техов: пластиковые дзори и дурацкая гавайка с кричащей рекламой самого популярного микропроцессора его фирмы. Тихий, спокойный человечек, из той породы людей, что вечно посиживают в баре, попивая саке, — в таких заведениях еще подают крошечные рисовые крекеры с начинкой из морских водорослей. Он в точности походил на тех, кто плачет от гимнов собственной корпорации, а после бесконечно и нудно трясет бармену руку. И сутенеры, и перекупщики не обратили бы на него внимания, посчитав безнадежно отсталым. Парень, мол, недалекий, и с кредитной карточкой осторожничает.
Как я догадался позднее, ему ампутировали фалангу большого пальца левой руки и заменили ее искусственным наконечником, а в обрубке сделали углубление и, покрыв его изнутри слоем синтетического алмазного покрытия фирмы «Оно-Сендаи», закрепили в нем катушку. А потом аккуратно намотали на катушку три метра мономолекулярной нити.
Молли заговорила о чем-то с Магнитными Собаками — так что я, крепко прижав к спине Ральфи свою сумку, смог вытолкнуть его за дверь. Похоже, Молли была с ними знакома. Я слышал, как чернокожая рассмеялась.
Внезапная вспышка над головой заставила меня поднять глаза — я так и не смог привыкнуть ко всем этим парящим в воздухе дугам света под темными геодезическими куполами[01]. Может быть, это меня и спасло.
Ральфи оказался на несколько шагов впереди, но не думаю, чтобы он собирался сбежать. Думаю, он уже смирился. Возможно, он уже полностью осознал, против кого мы пошли.
И в тот момент, когда я опустил глаза, его разорвало на части.
Если прокрутить все еще раз, картина представляется следующая. Ральфи делает еще один шаг, и в этот момент неизвестно откуда — бочком, с улыбочкой на лице — выныривает этот маленький тех. Он делает что-то похожее на поклон, и у него отваливается большой палец левой руки. Это очень напоминает фокус. Палец висит в воздухе. Система зеркал? Проволока? Ральфи застывает на месте спиной к нам, от подмышек по его светлому летнему костюму расплываются темные пятна. Он взмок. Он знает. Он наверняка должен знать. И тут этот палец, как игрушка из лавки сюрпризов, — тяжелый, будто из свинца, — в довершение идиотского фокуса, демонстрируемого маленьким техом, описывает в воздухе стремительную дугу — и невидимая нить, соединенная с рукой убийцы, проходит сквозь череп Ральфи немного выше бровей, а затем, не задерживаясь, взлетает вверх и — снова вниз, рассекая грушеподобное тело по диагонали через плечо и грудную клетку. Разрезы так незаметны, что кровь появляется лишь тогда, когда нервные связи начинают давать сбой и первые судороги не отдают тело во власть тяготения.
Ральфи, окруженный жидким розовым облаком, развалился на три куска; куски эти в полной тишине покатились по покрытому плитками тротуару.
Я с силой рванул сумку, моя рука конвульсивно сжалась. Отдача от выстрела едва не переломила мне кисть.
Лил дождь, струи воды каскадами падали сквозь прорехи в куполе и разбивались на плитах позади нас. Мы затаились в щели между хирургическим бутиком и антикварной лавкой. Краешком зеркального глаза Молли выглянула за угол и сообщила, что перед «Взлетной полосой» стоит только один «фолькс-модуль» с включенной красной мигалкой. Что Ральфи убирают с тротуара. И пристают ко всем с расспросами.
Я весь был облеплен опаленным белым пухом. Вот тебе и теннисные носки. Спортивная сумка превратилась в скомканный пластиковый наручник.
— Не понимаю, какого дьявола я в него не попал?
— Потому что он очень-очень ловкий. — Молли, обняв руками колени, раскачивалась на корточках с пятки на носок. — Ему перестроили нервную систему. Он фабричный продукт. — Она издала тихий, довольный смешок. — Я должна достать этого парня. Сегодня же ночью. Он лучший, кого я встречала. Номер один, высшая проба, шедевр.
— Что ты должна за два миллиона, так это вытащить меня из этой задницы. А этот твой дружок — его действительно вырастили в пробирке. В Тиба-сити. Это же наемный убийца якудза.
— Тиба? Понятно. Видишь ли, Молли тоже бывала в Тибе. — И она показала мне свои ладони, слегка раздвинув пальцы. Пальцы были тонкие и ухоженные и по сравнению с полированными темно-красными ноготками казались мертвенно-бледными. Десять лезвий выскочили одновременно из скрытых под ногтями пазов: каждое — узкий, остро отточенный скальпель из бледно-голубой стали.
Я никогда не бывал подолгу в Ночном Городе. Здесь никто не покупал мою память — наоборот, здешние обитатели платили достаточно регулярно, чтобы о многом забыть. Поколения метких стрелков постоянно громили неоновые светильники, пока ремонтные бригады вообще не плюнули на свое безнадежное дело. Даже в бледном свечении дня своды куполов здесь были черны как сажа.
Куда ты собрался бежать, если самая богатая преступная организация в мире подбирается к тебе своими длинными холодными пальцами? Где ты спрячешься от якудза — они могущественны настолько, что владеют собственными спутниками связи и по меньшей мере тремя шаттлами? Якудза — настоящая транснациональная корпорация, такая же, как «Ай-Ти-Ти» или «Оно-Сендаи». За пятьдесят лет до моего рождения якудза уже подчинила себе триады, мафию и Корсиканский союз.
У Молли был наготове ответ: ты спрячешься в Адской Яме, в самом нижнем ее круге, где любое давление извне мгновенно порождает круговые волны ответной грубой угрозы. Ты укроешься в Ночном Городе. А еще лучше — ты спрячешься *над* Ночным Городом, потому что Адская Яма вывернута наизнанку и днище ее котла почти касается неба. Неба, которое Ночной Город никогда не видит, потея под собственным небосводом, сделанным из акриловой резины. Там, наверху, одни лишь нитехи, подобно химерам-горгульям, привычно копошатся во тьме со свисающими с губ контрабандными сигаретами.
Она же подсказала ответ и на другой мой вопрос:
— Значит, твоя голова заперта капитально, Джонни-сан? И никак эту программу без пароля оттуда не вытащишь? — Она отвела меня в тень за освещенной платформой «трубы». Бетонные стены были сплошь покрыты граффити — наслаиваясь из года в год, они превратились в один сплошной метарисунок гнева и безнадежности.
— Информация, которую я беру на хранение, вводится через модифицированный серийный протез, применяемый обычно в контраутической микрохирургии. — Я запустил ей сокращенную версию своего стандартного рекламного ролика. — Код клиента хранится в специальном чипе; кроме «кальмаров», о которых в нашем ремесле вообще-то говорить не принято, никто не может восстановить пароль. Хоть режь меня, хоть пытай, хоть накачивай наркотиками. Я его просто не знаю, да никогда и не пытался узнать.
— Кальмары? Это которые со щупальцами и ползают?
Мы очутились на опустевшем уличном рынке. Смутные фигуры, маячившие на другой стороне импровизированной торговой площади, усыпанной рыбьими головами и гниющими фруктами, провожали нас внимательными взглядами.
