Кори Доктороу - Чужие деньги
Обзор книги Кори Доктороу - Чужие деньги
Кори Доктороу
Чужие деньги
Киоск Гретль стоял в мёртвом «Уолмарте» вдали от трассы I-5 в Пико Ривера[1]. Не самое оживлённое местечко, но ей это даже нравилось. При создании функциональной скульптуры (бренда, которым она занималась) свободное время для размышлений важнейшее дело. Вот только в две тысячи двадцать седьмом мало кто мог себе позволить эту роскошь — размышлять.
Потому-то Гретль и надеялась, что венчурный капиталист оставит её в покое. Он не покупатель скульптур, не приятель-художник — нет, он явился приобрести её. И опоздал лет на тридцать.
— Знаете, я вами по горло наелась ещё в девяносто девятом. На Сэндхилл-роуд[2] это было. Один из ваших партнёров-основателей, думаю, Кляйнер... так вот, этот чувак не переставал хавать свой салат, пока я перед ним распиналась, всю презентацию. А когда я всё выложила, утёр рот, посмотрел в пространство над моим плечом и сказал: он не верит, что я смогу расшириться. И всё. Он даже не потрудился заглянуть в мою визитку. Выходя из кабинета, я оглянулась и увидела, как он смёл её в мусорное ведро вместе с обёрткой от салата.
ВК[3] покачал головой. Он был молод и выглядел каким-то слащаво-вощёным, как человек, который привык корректировать свою биохимию большими дозами геномодифицированного йогурта.
— Это были не мы. Мы — франшиза[4], базируемся в Лос-Анджелесе. Я только что открыл инглвудское[5] отделение. Но я понимаю, из-за этой истории вы не слишком к нам расположены. И что, вы повстречали своего ВК?
Брошенный Гретль планшет с грохотом упал в переполненный примовский[6] бак. Она вытерла руки о платье, искусно сшитое из задних карманов винтажных контрабандных «левисов»[7]. Потрёпанные красные лейблы с грамматическими ошибками были гордо выставлены напоказ.
— Сынок, это же был девяносто девятый. В тот год ВК не сочиняли планов и графиков. Они как могли вычищали свои портфолио от мельчайших изъянов и трясли учредителей, пытаясь хапнуть как можно больше, пока рынок не рухнул. Но не это меня так огорчило на Сэндхилл-роуд...
— Мы в Инглвуде.
— Да-да, я помню, — Ну что за хрень, ещё только среда, недельный план выполнен, а этот ВК такой симпатяга... если, конечно, вам они нравятся молоденькими. У него были отличные зубы — но у них у всех теперь такие — и давний след на переносице, будто от удара кулаком: похоже, ему пришлось выдержать нешуточную драку на экзаменах в бизнес-школу. — Так вот. У меня был работоспособный, проверенный на полумиллионе пользователей код. В те дни это была большая цифра. Мы занимались модерированнем — разрабатывали эвристические алгоритмы, определяющие флеймогенность сообщений на сетевых бордах[8]. Потом самые тяжёлые случаи перепоручались добровольцам, которые вслепую проверяли друг друга на объективность. Тогда ВВС вручную модерировала миллион постов на своём форуме в день. Мы могли управиться с этим получше. Но никто не верил, что мы разовьёмся во что-то большее, — ведь какие у нас были пользователи? Мелкая рыбешка — занимались переделкой авто, кулинарией и прочей дребеденью. Большинство работало у нас в «референсной потребительской группе», а взамен мы обеспечивали им бесплатный доступ — вот так в те дни и выкручивались сетевые бизнес-проныры.
В две тысячи седьмом мы были «Веб 2.0»[9]. То есть мы стали бы «Веб 2.0» после «Веб 0.9», но тогда нам показалось, что мир наконец-то готов нас принять. Нам был нужен только небольшой капиталец, чтобы оплатить проектирование фич, которых так жаждали наши типичные клиенты, привыкшие всё качать и заливать на халяву. Я оббивала на Сэндхилл порога каждого туалетного уборщика — о, простите, младшего бизнес-аналитика — и долбила им мозги. Они сочиняли великолепные отчёты. Но нам ничего не дали. Никто не инвестировал, все только поглощали. Идиоты Сарбейнс и Оксли[10] уничтожили IPO[11] как понятие — и венчурных капиталистов вместе с ним.
Киоск через проход был вдвое меньше её собственного. Там хозяйничала старая пара из Шэньчжэня[12]. Видок у них, признаться, был не ахти: оба с ног до головы в старых следах от ожогов, полученных ещё на фабрике пластмассы, где они повстречали друг друга. Теперь торгуют вызывающим ностальгию «железом», старыми, но работоспособными устройствами и всякими фенечками времён расцвета ВТО[13]. Пара превосходно дополняла бизнес самой Гретль, так что отношения у них складывались самые дружественные. Старушка называла себя Хлоей. Сейчас она как раз сделала Гретль едва заметный жест, означавший: «Нужна тебе подмога, чтобы сплавить этого засранца?»
«Всё в порядке, — помахала ей Гретль. — Пообедаем минут через двадцать?»
Старушка покачалась взад-вперёд. «Только не диетическим хавчиком».
Гретль энергично кивнула. Диетическая еда и едой-то не была — просто питательные вещества да вкусовые добавки. Среди товаров в ларьках продуктового рынка она составляла восемьдесят процентов, поскольку продуктовый принтер и сырьё для него стоили гроши, а любой продуктохакер мог заявить о себе, поигравшись с экзотическими сочетаниями текстуры/добавки/температуры.
— У тебя двадцать минут, мистер ВК.
— Удхай, — сказал тот. — Удхай Гонсалес. — И протянул ей визитку — надпись была выгравирована лазером на крупной лимской фасолине. Гретль опустила её в карман.
— Ты мог бы подумать, что я усвоила этот урок, но нет, сэр. На поверку я оказалась сущей мазохисткой. После Пузыря 2.0[14] я собрала своих лучших кодеров, старшего финдиректора и с десяток проверенных пользователей. И запустила махонький здравохранный стартап, основанный на продаже ребятам из «Fortune 500»[15] планов для углеродно-нейтральных медицинских туров. Сейчас-то это всем оскомину набило, но тогда звучало круто. Впрочем, никто не верил, что мы сможем потягаться с госздравом Штатов, хотя между продажей дешёвых оптовых билетов от Virgin[16] и заоблачными медсделками в Венесуэле, Аргентине и Кубе это была единственная реальная возможность заработать. Вдобавок к тому моменту через гильдии игроков World of Starcraft членами iWWWW[17] уже стали восемьдесят процентов рабочих США — и ни один работодатель не мог позволить себе экономить на медстраховке. Весточка об этом разнеслась бы по миру во время следующего ночного рейда старкрафтовцев, а наутро перед всеми офисами уже бесновались бы толпы протестующих.
Мы обзавелись нужными связями. Но мне уже стукнуло сорок, и, если ты не коричневый и не носишь униформу швейцара, это — лучший способ стать невидимкой в нашем обществе. Меня даже в офисы не пускали, чтобы там демонстративно проигнорировать. Просто не назначали встреч. Им стоило лишь взглянуть в соцсетях на мои профили и увидеть, кто я такая и что за чудики у меня во френдах.
И я выбросила белый флаг. Купила себе инструменты от «Дремель»[18]. Потом пистолет для горячего клея. Потом станок с программным управлением. Потом маленький заводик. И взялась за ум.
— Ну... это, похоже, сработало.
ВК осматривал витрину, Гретль видела его отражение в зеркальном оголовке — и глаза, чуть расширенные в непритворном восхищении. «Ну ладно, — подумала она. — Ладно, у тебя есть ещё пять минут, Удхай Гонсалес».
Она подняла крышку и жестом гадалки обвела экспонаты.
— Бери. Возьми их в руки. Они для этого сделаны.
Сперва ом потрогал рыбу. Её чешуйки были нарезаны из чехлов старых телефонов «Нокиа» — тех давних времён, когда «Нокиа» ещё не стала мобильным подразделением «Марвел Комикс». Каждая чешуйка нанизана на отдельный стерженёк мемопроволоки. Жабры — потёртые задние крышки «айподов», логотипы под сетью царапин едва угадывались. Глаза помечены эмблемами «Хьюлетт-Паккард» и «Плейстейшен», губы сделаны из велосипедных шин, поэтому на них торговые марки распознать было труднее всего. Когда он поднял рыбу, она уютно легла в руку, сама повертелась, определяя, где находится большой палец относительно ладони, и, угнездившись, затихла.
— Эта штука будет работать как старинный телефон, — сказала Гретль. — Даже пошарит в старых базах — от справочников до разных личностных реестров — и предложит тебе кому-нибудь позвонить по голосовой связи.
— Люди этим пользуются?
— Кое-кто пользуется. Большинство ценит её за вещественность. Она вызывает эмоциональную реакцию.
Потёртость, вот в чём дело. Эти царапины — они как рассказы, каждая — memento mori[19] давно прошедшие мгновения чужой жизни.
Он взвесил в руке следующий экспонат — настоящую скульптуру, сделанную из «айфонов» нескольких поколений; экраны были покрыты абстрактной резьбой, а затем украшены соединёнными в сетку органическими светодиодами[20], которые работали как единый монитор. Абстрактные формы и цвета в сочетании с агрессией, которую проявляло устройство, пытаясь достучаться до вашей личной сети, придавали ему сходство с вампиром, с тварью дикой и аморальной. Угрожающей.
