Андрей Синицын - Новые мифы мегаполиса (Антология)
— И вам действительно тридцать пять лет?
— Что? А, да, тридцать пять…
Бустов недоверчиво хмыкнул. Задержанный выглядел на все пятьдесят. Впрочем, стресс — штука непредсказуемая. Многие люди, оказавшись здесь, имеют бледный вид и даже выглядят старше.
Но не настолько же, подумал Бустов.
У него даже возникли сомнения в подлинности паспорта, но никаких следов подделки он пока не разглядел. А уж на эти вещи глаза у него были натренированы прекрасно.
— Ну, ладно, Сергей Сергеевич, хватит тут дурака валять. Рассказывай, куда успел так шустро золотишко скинуть.
— Да какое золотишко! — Драницкий на секунду ожил. — Вы тут все просто помешались на каком-то золоте. Я тут при чем?
— А вот так со мной разговаривать не надо, — спокойно, но внушительно проговорил Бустов. — Продавец видел у тебя золото, и сейчас он дает показания в соседнем кабинете. Более того, наш сотрудник успел разглядеть в портфеле ювелирные изделия, которые ты принес продавать.
— Ничего я не собирался продавать. Я вообще туда зашел зонтик починить…
— Глупо отрицать, когда двое свидетелей видели у тебя золото. Двое! И один из них — наш сотрудник, который галлюцинациями точно не страдает. Что скажешь, Сергей Сергеевич?
— Не знаю я никакого золота. Показалось вам с перепугу, вот что я скажу. Помешались просто на золоте… — И он снова с тоской уставился в окно.
Бустов протяжно вздохнул. Прошелся по кабинету, закурил. Собственно говоря, предъявить этому типу было нечего. Если не расколоть прямо сейчас — придется отпускать. Прямо мистика какая-то.
Бустов ждал звонка от Пичугина, который в спешном порядке отбыл на обыск квартиры Драницкого. Был немалый шанс, что там что-нибудь да найдется.
— Ты где работаешь-то, Сергеич?
— Я? Инженер в проектном институте.
— И что проектируем?
— Я ничего не проектирую. Так, ремонтирую всякую ерунду.
— И что же ты, инженер, не смог сам себе зонтик починить?
— А я не по зонтикам инженер, а по тепловым системам.
Бустов никак не мог понять, что чувствует задержанный. Он уже давно научился видеть людей насквозь и понимать тончайшие линии их поведения. Драницкий же был загадкой. Не поймешь: то ли он в самом деле не понимает, чего от него хотят, то ли уверен в недоказуемости и мастерски корчит из себя пришибленного дурачка.
Разговор повисал в воздухе. Бустову нечего было спросить, а задержанный и не собирался ему помогать.
Оставался еще один туз в рукаве, серьезный, как считал Бустов. Впрочем, он сейчас ни в чем не был уверен. Потому что четко видел: дело обрастает неприятными сложностями, и успешное его завершение, похоже, откладывается. И пресловутый туз неумолимо терял в весе.
Доставать, не доставать?
А, достану! — решил наконец Бустов.
Он открыл сейф, бережно извлек вчерашнюю брошь, уже упакованную в полиэтилен.
— Знакомая безделушка?
Драницкий глянул мельком. В глазах вроде что-то мелькнуло, но тут же пропало.
— Не знаю, — буркнул он. — У меня таких вещей сроду не водилось.
— А может наконец завелись?
— Оставьте меня в покое, никакого золота у меня нет и не было, кроме единственной коронки во рту.
«То, что эту вещь он вчера продал Лене, — факт доказанный и не требующий признания, — размышлял Бустов. — Но то, что именно он ее украл — на этот счет ничего пока нет. И не предвидится. Нашел, да и все. Если только повезет, и лох поведет себя как положено лоху. Подарит, например, одну из цацек какой-нибудь подружке. Если уже не подарил…»
Впрочем, Бустов уже признался себе, что единственно верный способ в создавшемся положении — малость запрессовать мужичка «специальными методами». А много и не потребуется — персонаж на вид хлипкий и долго не продержится.
С этической точки зрения «специальные методы» оправданны. Драницкий попался едва ли не с поличным и теперь с непозволительной наглостью пудрил милиции мозги. За такое принято наказывать…
— Владимир Николаевич, деньги нашли! — радостно прокричал в трубку Пичугин. — Три с половиной тысячи!
— И это все?
— Больше ничего. Квартирка, надо сказать, нищая. Телевизор черно-белый, обои драные, и вообще…
Бустов с досадой опустил трубку. Деньги сами по себе ничего не значат. Даже если Леня опознает их как свои и покажет листок с переписанными номерами купюр. Деньги они и есть деньги. Был бы чемодан с долларами, тогда другое дело, а так…
— Черт знает что! — в голос выругался Бустов.
Еще утром они почти поздравляли себя с успешным окончанием расследования, а через полчаса следователь подпишет постановление об освобождении Драницкого из-под стражи.
Ничего себе лох…
Бустов воспользовался своим авторитетом и убедил начальство, что речь идет о коварном и опытном преступнике, который надеется водить за нос всю криминальную милицию.
Начальство такого расклада потерпеть не могло и санкционировало наблюдение за освобожденным из-под стражи Драницким. Не успел он отойти на сто метров от райотдела, а в хвост ему уже пристроился неприметный сотрудник в штатском.
Вечером Бустов получил первый отчет: подозреваемый пошел домой, побыл там полчаса, вышел в магазин, купил молока и пельменей, после чего вернулся в квартиру и более не выходил.
«А что было ожидать? — сказал себе Бустов. — Что он сразу помчится выпрятывать из загашника свое золото? Нет, не будет этого. Он, может, и лох, но не настолько».
На следующий день он отправил Пичугина собирать на Драницкого досье. Хотелось понять, что он за человек и чего от него ожидать. Бустов бы не удивился, узнав, что подозреваемый — никакой не инженер, а на самом деле прожженный медвежатник с длинным хвостом криминальных приключений.
Пичугин ничего сногсшибательного не накопал.
Да, действительно, Сергей Сергеевич Драницкий, уроженец райцентра такого-то, приехал на ПМЖ в таком-то году, поступил в институт. Учился средненько, но экзамены сдал неожиданно хорошо, вернее, отлично. Поступил работать в НИИ, уволился, ушел на завод, проработал пять лет в должности мастера участка. Женился, развелся… И далее в том же духе. Обычная серая жизнь, каких миллионы.
Бустов впервые задал себе вопрос — может, Драницкий ни в чем не виноват? Может, это действительно какая-то фатальная ошибка?
Прошло три дня. Пару раз названивала дамочка из салона, интересовалась, когда вернут ее драгоценности. Разок побеспокоило начальство: долго ли еще отвлекать людей на слежку за скромным тихим горожанином, не проявляющим криминальных наклонностей.
Бустов начинал потихоньку беситься. Самое скверное, что он не мог сосредоточиться на других делах, пока над душой висела эта проклятая история.
* * *Долгожданный звонок застал его дома после ужина.
— Владимир Николаевич, он завтра собирается уезжать, — сообщил агент наружки. — Только что заехал на автостанцию и купил билет на девять утра.
«Попался, голубчик. — Бустов радостно потер ладоши. — Поехал продавать золотишко в другой город».
Осталось только позвонить в дежурку и заказать на утро машину. Ну и конечно, Пичугина разыскать.
Утром Бустов лично проследил, как Драницкий садится в автобус. Выглядел он как типичный забитый жизнью русский интеллигент — грустный, сгорбленный, плохо одетый. И тот же самый обшарпанный портфель опять был при нем.
Никак не подумаешь, что этот задохлик — обладатель целой кучи драгоценностей и вор немалого масштаба.
— Как бы не сорвалось, Владимир Николаевич, — беспокоился Пичугин. — В прошлый раз вон как готовились — и все к черту полетело. А мы тут с вами вскочили ни с того ни с сего, без поддержки, без плана.
— Некогда планировать, Пичугин. Работать надо.
— Владимир Николаевич, может, обгоним его, договоримся с гаишниками, чтоб автобус остановили и вывели его под белы ручки вместе с портфелем, а?
— А если он опять пустой? А если у него сообщник? Нет, Пичугин, брать будем только при сбыте, чтоб наверняка. И только после того, как я сам цацки увижу.
— Так спалит он вас! Лицо-то уже знакомое.
— Будем стараться, чтоб не спалил.
Драницкого водили по городу два утомительных часа. Вели по всем правилам — меняясь по очереди, поддерживая связь по радио, даже в меру возможностей переодеваясь.
Бустов за эти два часа вымотался, словно отпахал целую смену на разгрузке угля. Молодой Пичугин пережил все легче, для него это было просто приключение.
Сомнениям уже не было места — подозреваемый точно собирался сбыть золото. Он ходил от антикварной палатки к ломбарду, от ломбарда к скупке, что-то спрашивал, что-то записывал. Легко было догадаться, что именно.
Бустову и Пичугину с большим трудом удавалось быть с ним рядом и оставаться неузнанными. Наконец Драницкий дал себе отдых — а заодно и приморившимся операм.
