Наталья Лукьянова - ВИА «Орден Единорога»
Родион: Нет, кстати, никакой гарантии, что этот не лагерь — не какой-нибудь госзаказ. Ребятишкам, пожалуй, лучше будет порекомендовать больше трех не собираться и позабыть все, что было.
Паша Федоскин: Господа и товарищи, о чем вообще разговор? Существуют инстанции специально созданные для решения подобных проблем.
Борис Глезденев: И что? Они будут этим заниматься? С душой?
Паша Федоскин: Ну … нет.
Дракон: Да ты что?!
Санди Сандонато: Потрясающее, просто потрясающее количество сирот! Что ужаснее всего, виновата не война и не чума, родители сами бросили своих детей или опустились настолько, что забыли родительский долг! Это то ли колдовство, то ли злой рок, то ли черт знает что такое! Вообще, надо бы разобраться с этой страной. Ну да это потом… Итак: нужен дом, в безопасном месте, где можно круглый год выращивать пшеницу, бобы и всякую другую репу. Нужен человек, точнее, люди, которые смогли бы за все это неблагодарное и героическое дело взяться…
Беатриче Гарвей: Но дом-то ведь есть. Есть листик, который мне дерево подарило. Он ведь выжил. Ты ведь всего не знаешь, Рэн. Я рассказывала в казарме про Шансонтилью и про росток тоже. И что поливать его надо. И, представляете, когда меня в карцер посадили, наши по одному и вечером и ночью бегали поливать. Честно говоря, сама от них не ожидала: что поверят и что рисковать будут. Так что теперь это хоть как и их дом.
…Собственно, вроде была заброшена мысль, мол, достаточно. Хватит и приведенных фрагментов, чтобы понять, что это был за разговор. Итак всем стало уже грустно, тяжко, в общем, как выразилась одна женщина, продавец книжного магазина, утопив в ведре выводок котят: «осадок какой-то неприятный остался».
А кончилось все вот чем…
…Небо было в нежную полоску: сиреневую, голубую и розовую. Еще, по случаю позднего уже вечера, где-то на горизонте брюшки облаков золотило в сусальный солнце. Еще кричали чайки. Поэтому казалось, что на горизонте — море. Впрочем, в Солнцекамске всегда кажется, что на горизонте — море. Впрочем, оно на самом деле на этот раз было там. На горизонте.
Улица погибшего еще не в самом зрелом возрасте коммуниста Володарского: по обе стороны уютные двухэтажки, с балкончиками — капитанскими мостиками. Правда, за разросшейся акацией их почти не видно. Справа — акация, слева — акация, а посредине — прямая как струна асфальтовая дорога, залитая вечерним солнечным золотом, слепящая глаза. Конец ее теряется в сиреневато-белой дымке, какая бывает такими славными летними вечерами.
…Гуд бай, Америка, о…
Где я не буду никогда…
Прощай навсегда…
Возьми банджо…
Сыграй мне
На прощанье…
— Поют, как на моем выпускном, и уходят… — Ася грустно помахала вслед уходившим. — Дети уходят из нашего мира. А мы ничего не можем с этим сделать.
— По большому счету, Ась, тот мир — он тоже наш. Видишь, как здорово получилось с этим Битькиным ростком. Из него вырастет огромный дом-замок на берегу моря. И кто-нибудь из них обязательно вернется сюда.
— Знаешь, рано или поздно я тоже построю такой дом-замок, пусть по законам нашего мира его придется сооружать из кирпичей. А Шез — молодец, да? От дядюшки Луи я еще ожидала, но что Шез возьмет все в свои татуированные руки…
— Ой, Ась, а Лерка-то? Она что, не ушла с ними? Ей же вроде Луи так нравился…
— Понимаешь, Рони (так Асе больше нравилось называть мужа, чем, к примеру «Родя»или «Родька»)… Она проспала.
— Проспала?
— Рони, когда человек кого-то по-настоящему любит или чего-то по-настоящему хочет… А когда — нет… Одной мечты, ее, знаешь, маловато будет.
— Ты хочешь сказать, что все равно у нее бы не получилось? Как они?.. Пропадет же она здесь. Впрочем… пропасть везде можно, и наоборот.
…Гуд бай…
Золотистая дымка подрагивала, таяла и снова возникала, и за ней то ли чудилось, то ли действительно видно было, как незнакомый (хи-хи, будто у Аси с Родионом был хоть один знакомый) океан катит свои волны на пустынный, но оттого не менее удивительный берег, слышалось, как шуршит песок и кричат чайки. Несколько чаек даже залетело на улицу Володарского. Вряд ли это были образцы с Усолки или Камы, вряд ли даже с далекого Черного или чуть более близкого Белого моря: во-первых, крупноваты, во-вторых у наших не бывает рыбьих чешуйчатых хвостов, браслетов из изумрудов и аквамаринов на лапах, да и женских головок тоже.
Потом уже ничего не стало видно вдали, уж слишком плыл теплый воздух и пылило. Потом уже в дали просто ничего не стало.
Кроме двух стройных фигурок, нерешительно мнущихся посреди дороги.
— Понимаете, я как-то смотрела кино, там, правда, девочка была из другого мира, а мальчик из этого, и он почему-то ничего ей в нашем мире не показал, ничего хорошего. Ну, например, есть ведь пепси-кола или мороженое, есть книжки, есть хорошие фильмы, есть «Чайф», есть БГ, есть картины… в конце концов, есть просто мой город… Как-то это обидно, да?
Родион, приобняв за плечи смущенного Рэна, отвел его в сторонку:
— Как насчет нравишься ты ей, или нет — выяснил? Подходящий случай назначить девушке свидание.
ГЛАВА 35
Все же балконы у нас строить умеют. Правда, иногда они отпадают, конечно. Вот и сейчас один из них слегка покачивается и покряхтывает. Единственное, что поддерживает его в тяжелый момент, это осознание того, как же все-таки необыкновенно он прочен и надежен. Не всякий маленький хрущовский балкон удержал бы на себе сразу семь очень крупных мужчин, двух мелких женщин и троих необыкновенно подвижных детей. При этом все они от всего сердца машут руками, и насколько это возможно, пританцовывают. А балкон ничего, пыхтит, но крепится.
Вот паренек и девушка оборачиваются и машут в ответ. На лицах людей стоящих на балконе общая довольная собой улыбка.
Асино ушитое в боках платьице из легкого в нежных розах газа с открытыми плечами и пышной юбкой и Ликины босоножки превратили Битьку из мальчишистого углана в тоненькую, хрупкую принцессу. Конечно, нельзя забывать о немаловажном вкладе Аделаида, чья универсальная «замазка»за полчаса решила проблему обритой головы. Сейчас у Беаты два темно-русых хвостика по плечи, в лучах вечернего солнца совершенно золотые.
Мужская же часть компании с энтузиазмом опустошала карманы, подготавливая Рэна к свиданию с чисто грузинским размахом.
— Цветы! Обязательно побольше цветов! С ними, конечно, неудобно таскаться, но Они ничего таскаются, им по кайфу!
— Лучше на байке ее покатай! Ради такого случая свой дам!
— Какое свидание на байке?! Вон в парке еще чертово колесо крутится. Делаешь ей предложение на самом верху — ни одна еще там не отказывала. А че? Страшно же…
— Не надо по парку, там такая криминальная обстановка. Я говорю: лучше на байке! Нас не догонят!
— В кино сходите. На «Властелина колец»…
— Очень лирический фильм. Ты бы еще на «Курскую дугу»какую-нибудь предложил…
— Молчите все! Из вас у меня одного свидание закончилось удачно! Не надо! Моя Аська гораздо большая удача, чем ваша холостяцкая жизнь. Рэн, слушай: очень важно женщину хорошо покормить: мороженое, шоколад, сок и пирожки с мясом!
— Ты что так Аську и завоевывал?
— Нет. Она тогда еще с родителями жила… Я ей тогда львенка купил, мягкую игрушку… О! Купи ей мягкую игрушку или куклу! Женщины больше всего любят цветы, белье, украшения, конфеты и кукол. Это меня Аська научила, даже конспектировать заставляла. Ну… белье тебе пока ей рановато покупать…
— Называй меня мишка! Называй меня слоненок! Называй меня рыбка! Называй меня котенок!
— Борь, а тебе идут такие танцы…
— Нужно, чтобы он ждал ее под балконом и пел: «Привет тебе, прекрасная Диана!»
— Беата.
— «Свет озарил мою больную душу!»…
— Спасибо, я на свадьбе попел под окном. Полным идиотом себя чувствовал.
— Но им же нравится?
— Им нравится…
А теперь все стояли на балконе, довольные жизнью и результатами своего (как им казалось) труда. Только Дима Скирюк заметил не без скепсиса:
— Вообще эту историю нужно было закончить вчера. На более драматической ноте. Все эти розовые слюни…
— А пошел ты… — тихонько пробурчали себе под нос Ася и Лика, чьи взгляды туманились, подернутые «пеленой романтических слез».
— Дим, это ты только с виду строгий, признайся, а достаточно открыть что-нибудь там, о Лисе, как чувствуешь — лезет, лезет оно наружу твое, нежное, розовое и пушистое нутро, — засмеялся Родион и тихонько поцеловал теплый затылок жены.
Остальные мужчины искоса примерились было к черному затылочку Лики, но та всегда, несмотря на беззащитность, была такой строгой… они постеснялись и начали доставать сигареты. Думая каждый о своей, единственной и неповторимой, ради которой можно и дырку между мирами шутя проковырять и даже книжку закончить на сентиментальной ноте.