Сергей Панарин - Галопом по Европам
Иностранцы попробовали расспросить жеребчика о местном лесе.
– Я мало о нем знаю, – ответил конек. – Все-таки я не дикий, в деревне живу. По мне, так в лесу все спокойно. Лесные не трогают нас, мы не трогаем их. Конечно, случаются иногда конфликты, но ведь так везде…
– Пойми, Иржи, нам важно наладить связь со здешними зверями, – принялся объяснять Колючий. – Когда в тамбовском лесу что-то случается, весть об этом облетает округу за считанные минуты. Здешние жители помогут найти наших друзей.
– Логично, пан Колючий, – согласился лошак.
– Я знаю, кто нам нужен, – изрек Парфюмер Сэм.
– И кто? – Еж обернулся к скунсу.
– Самый главный. Местный Михайло Ломоносыч.
– О! Это вам, панове, потребно к воеводе идти, – сказал Иржи.
– У вас что же, война? – насторожился Колючий.
– Как же ж война, почему же ж война? – удивился Тырпыржацкий. – Ни-ни.
– А воевода?..
– Так то ж чин, давно принятый и учрежденный, – пояснил жеребчик. – У нас все государство поделено на воеводства.
– Ну и кто он?
– Он – бобр. Справедлив, но добр. Это все, что у нас в деревне знают о лесных соседях.
– Хм… И где его найти, тоже не знаешь? – спросил еж.
– Не-а.
– Бобры обычно строят плотины, – неопределенно высказался Сэм.
– Верно! – обрадовался Иржи. – Нам – к реке!
– И как добраться до реки?
– Просто, – ответил конек.
Колючий обиделся и замолчал. Тамбовчанин не знал, что «просто» по-польски означает «прямо».
На закате лошак вынес седоков к реке. Они очутились значительно севернее речного островка, на котором «загорали» Лисена и Петер. Решив, что ночью бобров разыскать не удастся, путники расположились на ночлег.
Утром Колючий и Сэм слегка поспорили, выбирая, куда идти. Скунс хотел отправиться вверх по течению, а еж – вниз. Иржи Тырпыржацкому было все равно, он наслаждался свободой, но в конце концов принял сторону Колючего. Коньку показалось, что ниже по течению трава сочнее.
Туда и отправились.
Случается, выйдешь из леса неприметной древней тропой, расступятся пограничные деревья, и увидишь чудесную, словно игрушечную, деревушку, или откроется вид небывалой красоты, такой, что сразу становится понятно, почему на Руси всегда в избытке водятся поэты… Ну, так это действительно у нас, в России. В зарубежье немного по-другому.
По-другому, но тоже по-своему волшебно.
Гуру Кен с братьями-енотами вышли из леса прямиком к подножию древней крепостной стены и остановились. Кенгуру будто в сказку попал. Стена, естественно, была полуразрушена, зато в проломе маячили руины самого замка. Беглого взгляда было достаточно, чтобы сказать: да, в былое время это сооружение внушало уважение. Оно и сейчас впечатляло. Мощь, разрушавшаяся веками, была утрачена далеко не вся. Одна из серых башен сохранилась почти в целости. Конечно, она сильно обветшала, остался голый камень, зато стены были по-прежнему крепки.
На седых валунах давно поселился мох, там и тут в расщелинах между булыжниками притулилась трава, кое-где на стенах чудом держались самые настоящие деревца. Внутри и снаружи замка царствовала буйная растительность. Терновый кустарник, несколько елей, лиственная поросль столпились в замке. Лес подходил к нему вплотную. Немудрено, что до руин так долго не доходили человеческие руки.
Гуру Кен различил несколько звериных троп, ведущих внутрь крепостного двора.
– Вот мы и в цитадели, – благоговейно промолвил Анджей.
– Стойте, путники! – послышался глухой суровый голос.
– Эй, мы и так стоим, – сказал кенгуру.
– Да… Э… – Чувствовалось, что невидимый страж растерялся. – Ну, так обычно говорят, когда чужаки переступают границы охраняемой территории.
Еноты возмутились:
– Какие мы тебе чужаки, Тадеуш?!
Анджей и Кшиштов выступили слаженным дуэтом.
– Ага, это как есть братцы-еноты! – менее строго прогундосил охранник. – А третий кто? Я его не узнал.
Кшиштов посмотрел на брата.
– Это Тадеуш, наш крот, – прошептал Анджей. – Слепой, как червяк, но зато слух у него – о-го-го. Представься.
– Не шепчитесь там, я все слышу! – донеслось до троицы.
– Вот, что я говорил? – усмехнулся Анджей.
– Третий – иноземный гость, зовут его Гуру Кен, – представил Кшиштов австралийца.
– Так вот о ком передала весточку Ядвига! – протянул новый голос совсем с другой стороны. – Здравствуй, иностранец.
Кенгуру обернулся. На опушке стоял бобер. Роскошный темный мех играл на солнце, широкая щекастая мордочка выражала крайнюю деловитость и собранность. Два мощных резца сверкали, будто в рекламе зубной пасты. Гуру Кен чуть не рассмеялся, но догадался сдержаться. Зачем обижать незнакомцев?
– Я – Войцех, местный воевода, – отрекомендовался бобер.
– Воевода?! – прыснул австралиец, сожалея, что все-таки рассмеялся.
– Если есть кенгуру-боксеры, то можно допустить и существование бобров-воевод, – невозмутимо пожал плечами Войцех.
– Да-да, простите. – Гуру уставился в землю.
– Мы рады любым гостям, – продолжил бобер. – Проходи в цитадель Ордена и будь нашим другом. Немного погодя отыщутся твои спутники, и их проводят сюда.
Кенгуру прошел по тропинке, миновав подслеповатого крота. Братья-еноты и бобер проследовали за гостем.
За стенами сидели несколько зверей, в основном суслики и бобры, да птицы – малиновки, воробьи и пара ворон.
– Вы здесь живете? – спросил у них Кен.
– Да, – ответил старший из сусликов, явно испытывающий страх перед большим кенгуру. – Это еще не все. Например, кабан убежал в дубраву, а…
– Не трепись, – сказал Войцех. – Не волнуйся, уважаемый гостюшка, позже ты со всеми познакомишься. Ты попал к нам в сложное время. Мы рады любой помощи.
Усадив гостя на почетное место, бобер поведал Гуру Кену о скором нашествии людей. Австралиец выслушал, сочувственно кивая и цокая языком.
– И какой у вас план? – спросил кенгуру, когда Войцех замолк.
– К сожалению, пока никакого. Ядвига думает, мы думаем, все думают. Матушка Ядвига очень умная… Был бы у нас план, разве стал бы я докучать тебе нашими проблемами? Пойми, чужестранец, мы в отчаянье!
Гуру посмотрел в глаза воеводы. Да, он не врал. Только отчего все так драматично? Ну, подумаешь, руины разрушат! Лес большой, можно уйти и никогда не встречаться с охотниками, которые сюда понаедут. Кенгуру недоумевал.
Бобер вскинул бровь:
– Удивляешься… Чему?
Кен объяснил. Войцех задумчиво помолчал, потом промолвил не без напыщенности, но искренне:
– Мы же боремся не только за эти священные для нас руины. Мы боремся за то, чтобы все вокруг оставалось таким же, как при наших дедах. Чтобы еды было в достатке, чтобы вода оставалась чистой, чтобы деревья охраняли нас от ветра и зноя, чтобы на нас не охотились. Мы за свою родину боремся.
Глава 6
Медленное течение отнесло лодку за поворот, и Лисена с Петером облегченно вздохнули. Теперь рыбаки их не увидят.
Чуть позже угонщики услышали удивленные, а затем и разъяренные вопли людей.
– Поздравляю, Петер, ты теперь самый настоящий ворюга, – сказала лиса.
– Как?! – недоуменно воскликнул петух, аж подпрыгивая от негодования. – Я?
– Я-я! – поддакнула по-немецки рыжая, уже не скрывая насмешки. – Угон плавательного средства. Разве это не воровство?
– Это возмутительно! Я есть честный гражданин!
– Ладно, не голоси ты так. Лучше быть немного вором, чем вкусным честным гражданином на вертеле у двух странных мужиков, которые ловят рыбу «телевизорами».
Певец вспомнил, как сидел на дереве, ежесекундно боясь попасться на глаза рыбарям, и его совесть тут же успокоилась.
Тем временем лодку подтянуло к бережку. Ивы расступились, лодка ткнулась носом в крутой травянистый подъем.
– Пора на землю, Петер, – бодро скомандовала Лисена.
Она перепрыгнула через резиновый борт. Петух перелетел следом.
Рыжая оглянулась на лодку.
– Жалко оставлять такую полезную вещь, – вздохнула лиса. – Впрочем, рыбка уже переместилась в мой живот… Пусть плывет.
На ночлег бродяги устроились тут же, возле реки, только поднялись к лесу, там и облюбовали местечко под огромным пнем. Петера испугали корни, торчащие в разные стороны подобно щупальцам морского чудовища, но он столько сегодня перетерпел, что быстро успокоился. «Если что, то эти щупальца сначала схватят Лисену, – рассудил петух. – Ведь она больше меня и наверняка вкуснее».
Еще до рассвета Лисена и Петер очнулись, почуяв неладное. Над ними нависла тень. Гамбургский тенор плохо видел в сумерках, зато рыжая просто спятила. Она закричала:
